Только что закончилось 7 ноября. «Ангел всенародного похмелья» прослушан в очередной миллиардный раз. Но этот день для меня важен ещё и тем, что вчера был день рождения моей мамы. Так у нас в семье смешно получилось: у мамы 7 ноября, у папы 8 марта. А я вообще в день рождения Сталина угодил. Мы не скучали: родители два раза вступали в законный брак друг с другом. И оба раза по любви.
Как–то спросил у мамы:
— А зачем вы разводились, если потом опять женились?
— Не сошлись характерами.
— А потом сошлись, да?
— Да. У отца не было выбора: или я, или мой характер.
Позвонил сегодня маме, поздравил с 72–летием. Простудилась: вышла без куртки покурить на балкон.
— Ну какой–нибудь халат хотя бы надела, если за курткой пройти пять метров тяжело.
— Я курила в неглиже: годы проходят, пусть люди запомнят меня молодой и красивой.
Мама всегда умела построить вокруг себя сказочно–удивительный мир, полный невероятного отсутствия логики.
Лет до двадцати пяти я её называл по имени–отчеству. Не из–за того, что мы какие–то потомки графьёв, — просто она всю жизнь проработала воспитателем детского дома, и перед сиротами было неловко произносить «мама».
Нет, дома, конечно, всё по правилам, мамой называл.
— Серёженька, солнышко, тебе что на обед приготовить?
— Мама! Не называй меня солнышком! Мне двадцать пять лет.
— Хорошо, солнышко, не буду. Так что тебе приготовить?
Из еды мама умела приготовить только фирменное блюдо «Разогреть». Готовила всегда бабушка, а мама могла похлопотать на кухне вокруг кулинарного таинства «Вскипятить чайник».
Один раз наша курсантская компашка организовала вечеринку в частном доме, который мы снимали для неуставных взаимоотношений с девушками. Распределили, кто что покупает. Мне выпал торт.
Приезжаю домой:
— Мама, у меня увольнение до завтрашнего вечера, мы с ребятами договорились погулять. Так что я ненадолго, мне ещё торт покупать.
— Ой! Мне Римма дала рецепт роскошного торта, я у неё позавчера чуть скатерть не съела. Не волнуйся, торт я приготовлю.
Пока я мылся–брился, мама суетилась на кухне.
— Серёжа, торт не забудь! Я его в холодильник поставила, он завёрнут в бумагу. Вези осторожно — он очень красивый!
— Во, а я уже и забыл. Спасибо, я убежал!
Приезжаю на вечеринку, все уже в сборе.
— Что так долго? И где торт?
Торжественно разворачиваю маслянистую бумагу, все затаили дыхание. Из–под вороха шуршащей оболочки достаю кукурузные палочки в виде горки, облитые варёной сгущёнкой.
Не, ну оно красиво, я не помял по дороге, не.
Когда ещё отец был старлеем, они с мамой из Североморска вырвались на несколько дней в Ленинград. Мама впервые оказалась в этом удивительном городе поэтов, художников, скульпторов и архитекторов. Пошли в самый крутой по тем временам кабак. Сделали заказ. Официант уточнил:
— Вам хлеб в две руки?
Мама, будучи девушкой весёлой и общительной, хорошо знала сказочное меню советских ресторанов, самое сложное блюдо в которых было цыплёнок табака, вершина поварского мастерства. Если кто не знает, то это курица, которая жарится под гнётом 16–килограммовой гири. Подаётся на стол распятой.
А тут что–то новое: хлеб в две руки!
Наверное, нарезают очень толстыми кусками, только зачем? Но любопытство взяло верх: будет что подружкам рассказать, как она ужинала в таком красивом городе в таком респектабельном заведении в две руки.
Принесли салаты, цыплёнка табака, язык с горчицей и хлеб «в две руки». Мама аккуратно сняла салфетку с хлебницы, предвкушая невероятное знакомство с новым блюдом. Оказалось, что это настолько тонко порезанные кусочки хлеба, что удержать его можно было только двумя руками. Иначе он рвался, как мокрая промокашка.
Мама положила этот пергамент на несчастную курицу, возлежащую в позе бегущего египтянина, и удивлённо спросила официанта:
— А почему вы не принесли посуду для полоскания пальцев?
Тут ступор наступил у него. Несмотря на титул второй столицы, в Ленинграде полоскать пальцы после курицы никто ещё не заказывал.
— Посуду для чего?
Тут мама и устроила дебош, скандал, молнии, а месть за «в две руки» возвысилась до сводов лепного потолка и латунной люстры.
Она схватила отца–лейтенанта за руку, которому тут же досталось «Зачем ты притащил меня в это воронье гнездо?», и гордо покинула самый крутой кабак города на Неве.
Хлеб она до сих пор не жалует, да и вообще мало ест, несмотря на то что много времени проводит на кухне — между холодильником и обеденным столом. Там удобно курить, поглядывая на виноград и кусок вишни, виднеющиеся за окном.
Мама курит с шестнадцати лет.
Однажды она приехала в Москву. И меня навестить, и Кукушкиндта проведать. Димка с семьёй приезжал пару раз в Севастополь, заходил к ней в гости. Так как приезд был немного внезапным, а моё тогдашнее жильё было крайне неудобно расположено, решили, что она остановится у Димы в трёшке. Тогда у него было всего двое малышей. Это сейчас у него детей, как в стакане семечек.
Встретили её на вокзале на Диминой машине, сели, едем к нему.
— Людмила Васильевна, только курить–то вы где будете?
— В смысле?
— У меня же пацаны мелкие, сами знаете.
— Не волнуйтесь, я их быстро курить научу. Будем вместе дымить где попало.
Мне удалось продержаться без курева лет до двадцати. При курящих родителях и полной свободе выбора. Иногда с родителями на кухне приходилось разговаривать вслепую, определяя их местонахождение в клубах дыма по голосам. После того как они выходили из кухни, с потолка падали топоры.
Когда мне случилось лет двадцать пять примерно, я спросил у отца:
— Ну, хоть ты мне объясни: зачем надо было разводиться, чтобы опять жениться на маме?
— Я её дико ревновал. У меня в Североморске то дежурства, то автономки. А она могла пойти в магазин за молоком и прислать телеграмму «Я Севастополе тчк буду пятницу дома тчк целую вскл».
Потом они развелись уже навсегда. Отец умер, когда мне было тридцать два.
Я спросил маму:
— Неужели нельзя было двум взрослым людям как–то договориться, не заниматься ерундой, жить нормально?
— Как тебе сказать? Чтобы понять мужчину, надо вырастить сына…
