Единство власти и народа, а заодно и неприступность наших границ можно оценить и ещё по одному признаку. И я даже затрудняюсь дать ему определение.
Просто интересно сравнить судьбы двух героев романов, написанных в разное время двумя военными корреспондентами. Я говорю о первой части трилогии «Хождение по мукам» военного корреспондента «Русских ведомостей» Алексея Толстого и первую часть трилогии «Живые и мёртвые» военного корреспондента «Красной звезды» Константина Симонова.
Главные герои обоих трилогий инженер Иван Ильич Телегин и журналист Иван Петрович Синцов призваны в армию в связи с начавшимися мировыми войнами, и оба – офицеры. Телегин призван в четырнадцатом году, Синцов – в тридцать девятом.
И у Вильгельма, и у Гитлера планы, в общих чертах, были похожие: оба хотели сначала разгромить Францию и других своих противников в Западной Европе, а затем всеми силами обрушиться на Россию.
Планы германского кайзера выкрала русская разведка, и они стали известны царю. Планы фюрера воровать необходимости не было, поскольку Гитлер сам рассказал о них всему миру в своей книге.
Николай II Телегина послал в бой сразу после начала Первой Мировой войны, чтобы не дать Вильгельму возможности разбить своих противников по очереди.
Сталин Синцова в бой не послал. Он во Вторую Мировую войну не вступил, терпеливо дав возможность Гитлеру, не опасаясь за свой тыл, за два года сначала разгромить Польшу, потом армию Франции и экспедиционный корпус Англии, оккупировать почти всю Европу, перенастроить для своих нужд её экономику, включая оружейные фабрики Бельгии и автомобильные и танковые заводы Чехословакии, и набрать в Вермахт и войска СС все отребья из оккупированных и нейтральных стран. Всё это время его армия приобретала бесценный опыт современной войны, оттачивая взаимодействие всех родов войск в бою и на марше. Затем Гитлер, опять же не беспокоясь за свой тыл, «внезапно» напал на Советский Союз. Синцов вступил в мировую войну только после этого.
Телегин сражался с кайзеровскими солдатами. А они, как солдаты, были лучше гитлеровских, с которыми пришлось воевать Синцову.
Как я смею это утверждать? А я и не смею. Это не я выдумал. Кто я такой, чтобы выступать с такими заявлениями?! Но это - мнение специалиста, прошедшего обе войны, чей военный авторитет в нашей стране не станет оспаривать ни один человек с адекватной психикой. Я говорю о маршале Константине Константиновиче Рокоссовском.
28 октября 1941 года под Москвой он, тогда ещё генерал, дал интервью специальному корреспонденту газеты «Известия» Константину Финну:
- Я воевал с отцами, - сказал он, - теперь воюю с сыновьями.
- Ну и как?
- Может быть, я не объективен. Люди всегда склонны переоценивать своих сверстников и брюзжать по поводу молодежи. Но отцы были лучшими солдатами. Вильгельмовская армия была лучше гитлеровской. Я думаю, что Гитлер испортил свою армию.
- Не понимаю.
- Это трудно объяснить непрофессионалу - военному. Эта гитлеровская армия может одержать много побед. Но она никогда не выиграет войну. Войны выигрывают только настоящие армии. А это не армия. Она очень похожа на настоящую армию. Неопытный глаз может спутать.
Поскольку это интервью через четыре месяца после начала войны Рокоссовский давал под Москвой, а не под Берлином и даже не под Брестом, следует предположить, что Сталин испортил нашу армию в ещё большей степени, чем Гитлер – свою.
Прочитав это, не стоит писать в комментариях, что у немцев в 1941 году были танки и самолеты в несравненно большем количестве, чем в 1914-м. Воюют-то не танки и самолёты, а солдаты. Танки и самолеты – лишь инструмент, и у Красной армии 22 июня 1941 года их было в несколько раз больше.
И не надо напоминать мне, что советские танки и самолёты в большинстве своём были устаревшими. Как так – устаревшими? Даже если допустить, что и танки, и самолеты у нас начали делать в 1921 году, сразу после Гражданской войны, то в 1941-м самые первые из них не могли быть старее двадцатилетних. А сейчас в зоне СВО и наша армия, и украинская активно использует ещё советскую технику, и расставаться с ней никто не торопится. Между тем, этой советской технике уже больше тридцати лет.
Из этого снова следует, что Сталин испортил нашу армию, посадив за рычаги танков и штурвалы самолётов необученных солдат и отдав их под власть безграмотных и запуганных репрессиями командиров. В своих воспоминаниях маршал Маннергейм (между прочим, бывший генерал Русской императорской армии) отмечал вовсе не устаревшее советское вооружение, а полное неумение советских командиров организовать взаимодействие советской пехоты, артиллерии, танков и авиации во время советско-финской войны 1939-1940 годов и позднее во время Великой Отечественной войны.
Не знаю к месту сейчас или не к месту, но здесь я хочу сделать отступление и рассказать о брате моей бабушке Александре Владимировиче Ш., которого я уже упоминал в главе «Партия и народ - Мухтав!» в связи с покупкой винчестера.
Окончив гимназию, он выучился на инженера и после начала Первой Мировой войны был призван в армию. Всю войну в качестве офицера-сапёра воевал на германском фронте. Рассказывая мне про русскую армию, он говорил, что она была очень высоконравственной; даже мат почти не использовался. Именно так он её и описа́л.
Я попросил его уточнить про рукоприкладство офицеров по отношению к нижним чинам в царской армии, про которое много читал в книгах. Официально оно было запрещено – рассказал дядя Саша – но на практике иногда встречалось. До войны. Потому что, когда она началась, офицеры и унтера, грешившие этим, по странному стечению обстоятельств гибли в первом же бою, и мордобой сразу прекратился.
Ещё он рассказал, что наши солдаты презирали немцев за то, что те ходили пьяными в атаки. В русских окопах алкоголь на передовой, да ещё перед боем был делом немыслимым.
После обеих революций он оставался в армии, пока продолжали воевать с немцами. А когда начали воевать «между собой» - это его выражение – из армии дезертировал и вернулся в Москву. Как офицер он был обязан зарегистрироваться, но делать этого не стал и свои офицерские документы уничтожил. Похвалил себя за предусмотрительность, когда однажды во время Гражданской войны всех вставших на учёт царских офицеров, находившихся в Москве, собрали на Ходынке и расстреляли.
После войны он служил в системе московского коммунального хозяйства и был кем-то вроде референта у Лазаря Кагановича. Каждое утро на службу его увозили на мотоцикле с коляской, что по тем временам было невероятно круто.
Когда началась Великая Отечественная война, ему стало и за державу, и за себя обидно. В предыдущей войне он же не по своей воле с немцами до победы не довоевал, и дядя Саша пошёл записываться армию. А его не взяли по возрасту и как ценного специалиста. Вот здесь, по его словам, он пожалел, что скрыл своё офицерское прошлое. Если бы он смог его в военкомате доказать, это обстоятельство перевесило бы всё остальное, потому что после начала войны офицеры старой школы стали очень цениться.
Однако, вернёмся к героям романов. Телегин начинает войну с наступления и попадает в плен в Австро-Венгрии. Его невеста Даша из газет узнаёт, что прапорщик Телегин пропал без вести. Потери в русской армии таковы, что командование не боится извещать о них общество, а места в газетах вполне хватает и для обычных новостей, и для списков погибших и пропавших без вести офицеров.
Синцов начинает войну с отступления. Гитлер испортил немецкую армию, но Сталин испортил нашу армию ещё сильнее, и через четыре месяца войны гитлеровцы уже дошли не до столицы Белоруссии, а до столицы СССР.
Синцов сначала выходит из окружения из-под Могилёва, потом снова попадает в окружение под Вязьмой, а затем - и в плен под Москвой. Всё это время его жена Маша не получает о нём никаких известий. Почему-то в советских газетах ничего не пишут о пропавшем без вести старшем политруке Синцове.
Первым, кого увидел Телегин, оказавшись у своих, был его шапочный знакомый по Петербургу Сергей Сергеевич Сапожков, ушедший на войну добровольцем и ставший офицером Дикой дивизии. С Телегиным Сапожков никогда не дружил и не служил, но обрадовался ему, как родному. Его даже мысль не посетила, что знакомство со сбежавшим из плена русским офицером может его как-то скомпрометировать.
Один из первых, кого встречает Синцов, выйдя к своим, его сослуживец по Белоруссии политрук Люсин. Люсин встрече совсем не рад и боится запятнать себя знакомством с окруженцем (о пребывании в плену Синцов ему, естественно, ничего не рассказал). Люсин испугался такого знакомства настолько сильно, что даже отказался довезти Синцова до ближайшего контрольно-пропускного пункта.
Телегин провёл в плену больше года, а сбежав в 1916 году, получил отпуск и вернулся в Москву, живущую спокойно размеренной жизнью. В Москве он не побоялся рассказать о своём плене первому же извозчику:
– С войны, ваше здоровье?
– Из плена бежал.
– Да неужто? Ну, как у них? Говорят – есть нечего. Эй, поберегись, бабушка. Национальный герой… Много бегут оттуда.
Для извозчика и всей остальной страны Телегин - национальный герой. Кроме того, даже извозчик знает, что в Германии и Австро-Венгрии голод. В России же по карточкам продаётся только сахар, а все остальные продукты – в свободной продаже.
Синцов провёл в плену всего несколько дней, а сбежав и вернувшись в охваченную паникой Москву, боится рассказать о плене даже любимой и любящей его жене. Один только факт его пребывания в окружении и выхода к своим уже делает его фигурой крайне подозрительной. В Москве он смог отыскать для еды лишь краюху зачерствевшего хлеба. В свободной продаже продуктов нет; всё уже давно по карточкам.
Телегин ушёл на войну прапорщиком, а вернувшись к своим, получил чин штабс-капитана, потому что его пребывание в плену и побег из него – это тоже участие в войне.
Синцов начал войну в звании старшего политрука (капитана), а вернувшись к своим и скрыв своё пребывание в плену, с трудом добился, чтобы его взяли в ополчение хотя бы рядовым.
Сейчас уже кто-то пишет комментарий, что недоверие к окруженцам, вышедшим к своим без документов как Синцов, было вполне оправданным. Но и Телегин сбежал не просто из лагеря, а из-под расстрела, и вряд ли австрийцы повели его убивать, набив ему все карманы справками и удостоверениями личности.
Ещё раз напоминаю, что оба героя романов Симонова и Толстого вымышлены авторами. Но оба автора были военными корреспондентами и прототипов своих героев наверняка видели вживую.
Сам я всё это не могу объяснить ничем. Приходится просто констатировать факт, что царь к своим солдатам относился несравненно лучше, чем Сталин - к красноармейцам, и больше им доверял. От царя никто и никогда не слышал фразы:
- У нас нет пленных! У нас есть изменники Родины.
От Сталина этого тоже никто не слышал, но уж очень живуч этот миф. Дыма без огня не бывает. И воевала наша армия при царе несравненно лучше, чем при вожде.
Про вероломство Гитлера и внезапность нападения, на которые так любили ссылаться агитаторы и пропагандисты при Советской власти, говорить и вовсе глупо. Ещё в 1938 году Константин Симонов написал стихотворение «Однополчане», где были такие строчки:
«Под Кенигсбергом на рассвете Мы будем ранены вдвоем, Отбудем месяц в лазарете, И выживем, и в бой пойдем. Святая ярость наступленья, Боев жестокая страда Завяжут наше поколенье В железный узел, навсегда».
В этом же 1938 году коллективом кинорежиссеров под руководством Ефима Дзигана был снят и вышел на экраны всех кинотеатров Советского Союза фильм «Если завтра война…», в котором война с фашистами начинается именно с внезапного нападения коалиции агрессоров на нашу страну.
Какая уж тут внезапность, если за три года до 22 июня 1941 года даже поэты знали, что война будет именно с Германией, а кинематографисты – что у Германии будут союзники, и начнётся война с внезапного нападения на СССР. А если бы порасспросить скульпторов и композиторов, вполне возможно они бы рассказали и о численном составе армий вторжения, и про направления главных ударов.
Что же, только товарищи Сталин и Ворошилов об этом ни сном, ни духом не ведали, поверили в вечную и нежную дружбу между Советским Союзом и фашистской Германией и позволили последней совершить нападение внезапно?
Ну и, наконец, ещё один индикатор единства власти и народа, который я хочу затронуть. Это готовность людей защищать свою страну.
Всем известно, что российский народ дружно ненавидел Николая II, развязанную им империалистическую бойню считал борьбой капиталистов за передел колоний и рынков сбыта и участвовать в этом не желал. Простые русские люди всех национальностей, насильно мобилизованные в армию, понимали, что одетые в военную форму немецкие и австрийские рабочие и крестьяне – им не враги, и у пролетариата нет Родины, которую они обязаны защищать. Из-за этого дезертирство русских солдат из армии во время Первой Мировой войны приняло по-настоящему массовый характер.
Всего в период с начала войны и до Февральской революции из царской армии дезертировало 195 130 человек. Почти двести тысяч!!! Просто представить себе такое огромное количество невозможно.
Февральская революция ничего не принесла простому народу, за исключением полного развала вертикали власти и ликвидации воинской дисциплины как явления. И дезертирство из русской армии усилилось. Не желая умирать за главноуговаривающего Сашку Керенского, министров-капиталистов и тыловых спекулянтов, наживающих миллионы на военных поставках, из армии за неполный 1917 год сбежало ещё 365 137 человек.
Но вот грянула Октябрьская революция. Теперь впервые в мировой истории у трудящихся появилась настоящая Родина, появилось чем гордится, что защищать мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.
Но не будем закрывать глаза на горькую правду: во время Великой Отечественной войны и в нашем сплочённом обществе нашлись отдельные трусы и отщепенцы, которые сбегали из Красной армии, изменяя тем самым присяге, Родине и Сталину.
Согласно данным Министерства обороны РФ, за все годы Великой Отечественной войны из воинских частей дезертировало 1 700 000 (один миллион 700 тысяч!) отдельных трусов и отщепенцев . Ещё 2,5 миллиона числилось в уклонистах.
Много это или мало я не знаю, но понимаю, что дезертир – это человек уже прошедший медицинскую комиссию, признанный годным для службы в армии, направленный в часть для прохождения службы и принявший присягу.
В конце 1942 года в нашем городе началось формирование 175-й стрелковой дивизии войск НКВД (в честь которой сейчас названа Ковельская улица), и 4 февраля 1943 года её эшелонами стали отправлять на фронт. К началу погрузки в составе этого соединения числилось 10 376 человек личного состава. Таким образом, условно говоря, из армии за годы войны сбежал личный состав почти 164 стрелковых дивизий. Ещё 241 стрелковая дивизия не была сформирована из-за неявки отдельных трусов и отщепенцев в военкоматы.
Я не знаю, чем объяснить, что дезертиров из Рабоче-крестьянской красной армии, которая от тайги до британских морей была всех сильней, оказалось вдруг на порядок больше, чем из прогнившей насквозь Русской императорской. В «медвежью болезнь», прокатившуюся по стране в период с 1917 по 1941 год и сделавшую мужиков трусами, не верю. Того, что при Советской власти нежелающих сражаться за страну оказалось на порядок больше, чем при царской, вроде бы не должно было случиться. Власть-то стала народной, откуда же взяться такой уйме дезертиров и уклонистов.
Или всё же власть стала не очень народной?
Когда я в главе «Чужие рельсы» написал, что при царе в России прокладывали больше железных дорог, чем в Советском Союзе, читатели мигом вправили мне мозги, объяснив, что царские дороги были неправильные, и они делали неправильный мёд. С нетерпением жду от этих читателей объяснения феномена дезертирства.
Долой победу и самодержавие!
Из-за моих рассказов комментаторы меня часто называют «аФФтором», «булкохрустом» и обвиняют в распространении геббельсовской пропаганды (особенно, если я цитирую доклады Сталина или советские книги, изданные при нём). Они меня ошибочно причисляют к одному из тех монархистов, которые считают, что тёмный и злобный русский народ в марте 1917 года сверг царя-богоносца...
(продолжение следует)
Предыдущие публикации:
Предисловие - Правдивый портрет эпохи
Глава 10 - Бездомная мастеровщина
Глава 14 - Пережито прошлого, продолжение
Глава 15 - Мои мысли мои скакуны