Художнику хотелось нарисовать такую картину, чтобы у любого русского человека возникло приятное чувство чего-то родного, именно нашего, русского, связанного с едой. Вот и нарисовалась простая еда, которая всем желанна. И никаких тут тебе деликатесов. Даже без подсолнечного масла. Это сейчас мы картошку большей частью с маслом едим, а раньше им еду сдабривали только в праздники. Не по бедности, а потому что итак было вкусно. И из посуды для такой еды подходит больше простая миска, нежели изысканная тарелка…
«Один мой деревенский знакомый Валерий Семеныч Ширшиков дал мне такой рецепт, который, как он сказал, дошел до нас с далеких времен. - рассказывает художник. – Берешь буханку черствого черного хлеба, нарезаешь, натираешь каждый кусок со всех сторон чесноком, так, чтоб жегся, и ешь, запивая ледяным молоком из глиняной кружки. Горящее от чеснока небо гасится холодным молоком.»
И еще один, всем известный, рецепт, уже с подсолнечным маслом. Некоторые называют это блюдо «тюрей». Надо взять черствый черный хлеб, нарезать его сантиметровыми кубиками. Измельчить репчатый лук, 3-4 головки. Все это покруче посолить. Уложить в кастрюлю с крышкой, залить подсолнечным маслом (0,5 бутылки) и как следует (подольше) потрясти, перемешивая. И давать пробовать гостям, каждому не больше столовой ложки. После этого все требуют добавки, даже те, кто вначале иронизировал и отказывался. Мало того, начинают есть прямо из кастрюли – настолько им это кажется вкусным. Видимо, эти продукты (хлеб с луком) хорошо друг с другом совмещаются. Хотя с другой стороны в деревне крестьяне всегда ели большей частью все отдельно: вареную свеклу, молоко, огурцы, лук, яйца…Модное сейчас раздельное питание это хорошо забытое старое, как заново открытое колесо.
А вообще хлеб с луком (или с чесноком) древнейшая еда. Ее ели еще строители египетских пирамид…На Руси же, возможно, самым древним и простым продуктом считалась репа, раз до наших дней докатилась поговорка «проще пареной репы». Репу и сырую ели, и мороженую, и моченую, и пареную, и вареную в меду, и приготовленную еще десятком самых разных способов…
Всегда были на земле люди, которые искали первооснову. Кто-то в словах – мол, скажешь заветное слово, и все сразу станут счастливыми. Кто-то – в растениях – Гете, например, искал такое растение, которое было бы первичным, как Адам среди людей. Кто-то – в строении вещества – Демокрит, например, открыл, что мельчайшая частицы – атом. А в еде, есть ли такая пища, которую можно считать первичной?
Для деревенского жителя первичным является то, что он называет «едой». Скажем, мармелад, зефир, пряники, печенье, творожные сырки, кусочек ветчины – еда? Нет, с точки зрения крестьянина, не еда, баловство. А вот каша – это еда, картошка – еда, горох – еда, гречка – еда, хлеб – тоже еда. То есть простая еда – это то, что не баловство, то, что ты, будучи сытым, уже есть не будешь. Или другими словами простая еда – это то, без чего человек не выживет. Без мармелада и зефира выживет, а без хлеба - нет. Если есть вода и хлеб, можно прожить много лет. Вон у нас старцы-отшельники в скитах ели только хлеб, запивая его водой. Все. А жили до глубокой старости.
Простая еда – это то, что никогда не надоедает (когда ты хочешь есть). Но это уже зависит от программы, которая у нас в мозгу. Японец, например, наверное, будет есть сырые морепродукты (рыбу, крабов, мидии) и будет доволен. Мастера восточных единоборств (теквондо, ушу, кеку-синкай, айкидо) в Китае довольствуются в день одной чашкой квашеных овощей (капусты, перца, моркови) . А русскому нужна каша, причем, не рисовая, а гречневая. А с другой стороны дело не только в привычке. Коровам, например, дают траву, к которой они не привыкли. Они ее не едят. Тогда применяют генную инженерию - берут гены другой, привычной коровам травы, и внедряют их в клетки незнакомой. Коровы начинают эту привитую траву есть.
Уникальность простой еды в том, что она – то, что уже не хочешь, когда сыт. То есть она – критерий истинности, естественности наших желаний. Недаром говорят: «Прост, как правда». И, если наши желания в еде теряют естественность, то есть мы начинаем придумывать, что бы нам такое съесть, когда простую еду уже не хочется, значит мы уже не едим, чтобы жить, а живем, чтобы есть.
Мы пытаемся делать вид, что едим меньше – покупаем микропомидоры, микробананы и микропирожные.. Много потреблять уже не модно и даже несколько стыдно. Уменьшая размеры продуктов, мы делаем вид, что и не едим, а балуемся, играем в еду. Да и все диеты – разве это не игра в еду?
Но по большому счету манипулирование с продуктами – это от лукавого. Это значит человек не погружен в любимое дело, живет не на уровне своего предназначения (когда ешь, чтобы жить, а не живешь, чтобы есть), а вполнакала, в свое удовольствие, развлекаясь пищей. А жить только в свое удовольствие грешно.
Мы сейчас себя все время обманываем, в том числе и в еде. Начинаем вкус одних продуктов придавать другим: помидорам – вкус курицы или рыбы, огурцам – вкус арбуза или яблока. Это тоже все от лукавого, и в этом – гибель человечества. Как погиб Древний Рим, уже не знавший, как еще извратиться в приготовлении пищи. На пирах древнеримских патрициев были блюда, состоявшие из сотен разных продуктов. Причем, чем сложней и противоречивее были сочетания продуктов, тем большее одобрение такие блюда получали – римляне ценили все, что могло доставить им новые ощущения, новые удовольствия.
Многоплановая еда – это бег по информации, по разным продуктам – глазами, зубами, ушами (разный звук от прикусывания), вкусовыми рецепторами языка. Вообще получается, что человечество все больше разбивает свое восприятие на фрагменты. Почему себя комфортно чувствуют монахи, которые живут в скиту, едят только хлеб и пьют только простую воду? Они получают удовольствие от этой воды и хлеба, потому что мозг не бежит, сосредоточен на одном и извлекает из этого одного целую радугу. Потому что в каждом однообразии – бесконечное разнообразие, множество тончайших оттенков. И, если человек ушел в скит, чтобы утончать душу, ему надо как раз беречься от обилия информации. А за богатым столом, полным разных продуктов, он вынужден защищаться от этого изобилия.
Простая еда, простая вещь, простой дом, простой человек – все это то, что без излишеств. Излишества, наверное, нужны, но как приправа, как горчица, соль и перец. Но преобладать должна простота, как нечто устойчивое, прочное, как каркас дома.
Отход от простоты гибелен. Потому что итак, чтобы выжить на планете, чтобы не уничтожить ее, нам надо напрягаться. И при этом напряжении тут не до сложностей. А мы пускаемся во все сложности, не думая о том, что тем самым умножаем проблемы нашего выживания. Любая технология энергоемка, то есть любое превращение одного вещества в другое требует энергии. А где ее взять? Разрабатывать недра. Что мы и делаем. Тем, кто это осознает, не до сложной пищи. С другой стороны простая пища и мыслить заставляет просто и ясно. Сложная пища и мыслить заставляет сложно и туманно. Говорят же йоги: мы – то, что мы едим. То есть образ наших мыслей определяет наша пища.
Сложность ослабляет тягу к жизни. Когда у нас все основательно, нам хочется жить. Ощущение незыблемых ценностей более прочное, ясное. Ясность в голове – что для чего надо. При сложной пище в мозг идут сложные сигналы, организм вырабатывает сложные ферменты (мозг в этом случае буквально в панике, не зная, что выделять), потому, наверное, соусы разные придумали с уксусом и с майонезом, чтобы в одном случае создавать преимущественно кислую среду или щелочную. Но в целом от сложной пищи и в голове все усложняется. Как с вестибулярным аппаратом, при смещении понятий в голове (у пьяного, например), нарушается и чувство равновесия. Так и с волей к жизни.
У каждого из нас есть своя простая еда, которая нам нужна. Если для русского человека «щи да каша – пища наша», то что же ближе нам?
