Вопрос далеко не праздный и не провокационный, я действительно хотел бы знать.
Я хорошо помню, как в нашу официантскую жизнь вошел детский стул. Раньше детских стульев не было даже в воображении, в виде мысли; поскольку мы мыслим словами, как вывел, если не ошибаюсь, Лев Семенович Выготский, а с другой стороны океана примерно то же самое промолвил великий шарлатан Ошо: «То, что случилось в мире, прежде случилось в твоих мыслях» — таким образом, мы вообще никогда не думали о детских стульях.
При этом я довольно хорошо помню, как к нам ходили семейные пары с детьми. Но я не могу вспомнить, куда и как помещали ребенка в смысле какого-то особого, специального места.
Одновременно с этим я не помню, чтобы это было какой-то отдельной проблемой и/или вопросом, требующим решения.
То есть все происходило просто и естественно: пришла семейная пара, а при них ребенок — и они втроем усаживаются за стол; тут все в порядке.
То были дикие, пещерные, дремучие времена, когда под словами «семейная пара» автоматически подразумевалось М и Ж, а не М и М, например. Или Ж и Ж. Или М и К.
Но вот у нашего директора появился первенец. Долгожданный, но это отдельная и сугубо их личная история, не будем об этом; суть в том, что директор проникся проблемами родительскими и повелел через менеджеров приобрести хотя бы один детский стул. А то как-то не это самое.
И нам привезли этот самый стул. Наверняка все читающие видели его, не имеет смысла описывать, но. Если бы был стул сам по себе, это еще ничего. Но мы говорим о детском стуле в заведении, которое годами и годами работали без него. А это что значит?
У Михаила Веллера есть рассказ, называется, по-моему, «Оружейник Тарасюк», или просто «Тарасюк», или просто «Оружейник», даже перепроверять не буду, книга сейчас не под рукой. И там главный герой, влюбленный в холодное оружие всех видов и мастей, защищает диплом:
«Темой его диплома был двуручный меч с «пламенеющим» клинком.
У такого меча почти весь клинок — кроме конечных одного-полутора футов — зигзагообразный. Ученые доперли до очевидного: удар наносится только концом, где нормальное лезвие. Что ж касается метрового синусоидовидного отрезка — это, мол, в подражание картинам, изображающим архангелов с огненными мечами: волнистый язык пламени. И диссертации писали: «Влияние христианской религиозной живописи на вооружение рыцарей-крестоносцев».
Непочтительный Тарасюк не оставил от ученых мужей камня на камне. Оружие всегда предельно функционально! — ярился он. Оно украшается — да, но изменение формы в угоду идеологии — это бред! (Шел свободомысленный 57 год.) Парадное оружие, церемониальное — да, бывают просто побрякушки. Но боевой меч — тут не до жиру, быть бы живу, уцелеть и победить надо, какая живопись к черту».
Вот и пространство заведения, особенно подсобные его части, скрытые от глаз гостей, где нам и полагалось хранить детский стул и торжественно выносить по необходимости — это пространство тоже предельно функционально. То есть мы уже давно и четко определили, что и где находится. Давно и четко определили, что и куда складывать. Давно и четко определили, где какому предмету лежать и, таким образом, где его никогда нет, когда он нужен.
А директору чо: он сказал купить и привезти — купили и привезли; а ставить его некуда, хранить его негде. В подсобке места нет, там и так как в лифте, на алкогольном складе — во-первых, нельзя, во-вторых, тоже места нет, в зале держать — это тоже по-своему фу, плюс он и там место занимает, плюс, как знает всякий, кто работал в общепите, если некий предмет помещается в зал, он уже наполовину сократил свою жизнь.
Мы потели, придумывая, куда его деть, зато директор радовался, как гипотетический ребенок, которому по замыслу полагалось сидеть на высоком белом троне.
Но главное — это вот когда ученик готов, учитель появляется: неожиданно все родители как заболели. Вот еще вчера были нормальные люди, а сегодня они не сядут, пока не принесем детский стул для их милого малыша.
Стуломания охватила гостей так неожиданно, что мы и опомниться не успели. Детский стул был куплен один, а нужен был всем. Мы не были таким уж прямо «детским» кафе, но как семейное — вполне могли прокатить, одно время даже детское меню появилось (когда директор столкнулся с тем, что в казанских заведениях, подумать только, не везде есть детское меню, ребенка покормить нечем). И семейные пары с детьми могли сидеть у нас в количестве трех-четырех штук нормальным порядком; а стул, повторюсь, требовали одинаково громко все.
Купить еще стулья было уже нереально, потому что их просто негде хранить: логистика.
Мы объясняли гостям, что в нашем заведении детский стул только один, и это их сильно возмущало. Эмпирическим путем мы выяснили, что возмущение громче от мамаш, особенно — если рядом нет мужа. К таким мы старались подходить насколько возможно редко, а если нужно пройти мимо их стола — обходили за три метра, как заказавших капучино с корицей.
Папы, если в самом деле папы, а не мамы в теле мужчины, намного проще (= правильнее) относятся к отсутствию комфорта: нет стула? — подержу на руках.
И тут сам собой образовался новый класс гостей, который вызывал у нас особое расположение — это те, которые с ребенком, но не требуют детский стул, если видят, что только один и уже занят. Новые нормальные.
Лично я к этим гостям проникался такими по-человечески теплыми чувствами, что даже если принял их заказ в последнюю очередь, в программе оформлял их первыми, чтобы их чеки вышли на кухне прямо сейчас, и там уже начали готовить, а остальные, кто требует детский стул, подождут-с.
