Хмурым ноябрьским днем 1996 года я застрял в аэропорту Ингушетии. Наш рейс все откладывали и откладывали, а потом вдруг выяснилось, что он из Москвы то еще не вылетел, так, что самолета нет, и лететь не на чем. В тот год, а вернее, за какой-то один месяц в мой жизни случились 3 важнейших события. Я женился, я устроился на работу, о которой давно мечтал, и вот третье, непосредственно вытекшее из второго – командировка в Чечню. Я конечно мог отказаться, но тогда меня бы посчитали слабаком и плаксой, а для начинающего корреспондента в серьезной телекомпании это ну никак не годится. И вот наша военная командировка завершена, билеты куплены, а рейса все нет. Нет и нет. Что делать? Сидим ждем.
Все складывалось на редкость удачно, к тому времени в Чечне наступил хрупкий, но все же мир, или скорее примирение. Лишь изредка вдалеке мы слышали какие-то взрывы, порой стрельбу, и всякий раз я говорил нашему водителю ингушу Юнусу, чтобы он ехал в противоположную сторону. У нас и так хватало материала – гуманитарная помощь, вывод войск, мирные переговоры, и все в этом роде.
Мы (нас трое: я, оператор Слава и звукооператор Дима) делали по репортажу, а то и по два в день, что считалось весьма неплохо, учитывая расстояния, и возможности передачи материала в те времена. Чтобы звонить в Москву мы располагали чудом техники, - спутниковым телефоном. Внушительного размера чемодан, который следовало развернуть, подключить к автомобильному аккумулятору, настраивать минут 15-20, и только потом звонить, а разговор мог оборваться в любую секунду. Видеоматериал передавали через ингушское телевидение, и каждый раз нужно поспеть в точно оговоренное время. А ехать из Грозного до Назрани (где мы обычно ночевали) – час, а то и два, еще нужно отсмотреть, что сняли, придумать и написать текст, «наговорить» его на пленку и бежать на «перегон» - так мы назвали передачу материала. Не успел – все, репортаж завтра уже никому не нужен, профессиональная неудача. Всякий раз успевали.
Еще в Москве одна малознакомая девушка Таня, узнав, куда я еду, попросила разыскать ее деда:
- Он уже год не пишет, не звонит, и его телефон не отвечает, вот его адрес в Грозном. Если можешь, найди его, пожалуйста.
- Найду, - говорю, - обязательно.
Я все откладывал и откладывал, боялся узнать самое худшее. Но делать нечего. Обмануть девушку я никак не мог. И вот мы едем по тому адресу. Пятиэтажки, пятиэтажки, пятиэтажки, развалины, от некоторых вообще ничего не осталось, только фундамент, от каких-то половина, или того хуже, один единственный подъезд. Торчащая арматура, стойкий запах гари. Вот тот самый дом. Надо же! Целехонький, чуть ли не единственный во всем районе. Стучу в дверь. Открывает пожилой, но еще крепкий, высокий, широкоплечий мужчина. Держится прямо, как кадровый офицер. «Из казаков» - почему-то мелькнула мысль. Тот, кого я искал. «Ах, вы от Тани. Проходите, проходите. Чай будете? Да, жив, я жив. Хотя, как? Сам не знаю. То бандиты ходили по квартирам, - кого выкинут на улицу, кого расстреляют здесь же под окнами, кого уведут. Но меня бог миловал. Страшно. Но потом, когда уже наша авиация начала бомбить, совсем худо стало. Непонятно, как жив остался. И отвратительней всего этот звук, я тебе передать не могу! И запах. Ты сам же видел, что здесь кругом. Тане не писал. – Не знаю, о чем писать. Сил нет. Как живу? – Так и живу. Деньги какие-то скопил, да и пенсия, мне-то много не надо. В Москву не поеду, я здесь всю жизнь, здесь и помру.» Вот такая встреча. Я конечно обрадовался, что Танин дед жив, да и написать он обещал, да и я, как только приеду, позвоню обязательно. Но горько, безнадежно, что же дальше? А дальше – ничего.
Как я уже сообщал, пули у виска не свистели, мины под ногами не рвались, но воспоминания до сих меня не оставляют. Как выглядел Грозный, любой может узнать, взглянув на фотографии того времени. Ну а наблюдать собственными глазами? – Не для слабонервных все это, нет. А ведь я как раз такой. И жена еще дома молодая переживает очень. Печалится.
Я много общался, и с боевиками, и с их командирами, и с нашими военными. Как-то разговорился с совсем молодым парнем, ОМОНовцем.
- И что же вы? Совсем тут без охраны передвигаетесь? – спросил он меня.
- Откуда охрана? Кто же нам ее даст?
- Ну не знаю. Но опасно же, страшно.
- Наверное, - сказал я подчеркнуто равнодушно.
- Без оружия?
- Вот наше оружие, - я взглядом показал на видеокамеру. - Да, штатив еще, и микрофон. И ручка у меня есть, шариковая.
- На, протягивает мне гранату, - возьми, если что, бросишь, отобьешься.
- Бог с тобой! - отвечаю, - я и бросать то ее не умею. И за что дергать не знаю. Я еще, чего доброго, с дуру-то себя взорву. Спасибо, конечно, но нет.
Омоновец, кажется обиделся.
Самое противное - дорога из Грозного в Назрань. Темнеет рано, густой туман заволакивает дорогу и совершенно непонятно, как наш водитель Юнус умудряется управлять машиной в этом «молоке». Случись что с нами, потом уже не найдут. И вот как-то раз нас останавливают вооруженные бородатые люди в камуфляже. Боевики. Приказывают всем выйти из машины:
- Ваши документы!
Показываем по очереди редакционные удостоверения, Слава – оператор достает японский карманный фонарик, чтобы они могли все лучше рассмотреть.
-Хороший фонарик, - говорит один из них, кладя руку на затвор автомата.
- Я знаю, - отвечает Слава.
- Он бы нам пригодился, - продолжает чеченец. В голосе слышна угроза.
- Мне он самому нужен, - отрезает оператор.
«Да, блин, - думаю, - а я ведь женился совсем недавно, твою мать!»
Но ничего страшного не происходит. Видимо, офигев от наглости нашего оператора, боевики нас отпускают.
И вот наконец-то. Самолет из Москвы прилетел, значит мы скоро отправимся домой. Лететь около 3 часов, а там от Внуково до Юго-западной, где я живу, - рукой подать. Регистрация, багаж, посадка. Ура! Осталось недолго. Двигатели заработали, самолет вышел на рулежку, разбежался, взлет, набор высоты. Как же хорошо! Я уже не там! Нужно! Необходимо как-то отметить, сбросить с себя все, смыть, что накопилось. Стюардесса везет тележку. Коньяк, дагестанский, пять звезд. В маленьких бутылочках.
- Мне, пожалуйста, 10 штук, - говорю я громко.
Весь салон оборачивается. Пассажиры, почти все кавказцы, сморят на меня с осуждением.
- Да, я же не один буду пить, - оправдываюсь, - и бутылочки маленькие.
Коллеги пить отказываются, «им нужно домой трезвыми приехать». Мне бы тоже хотелось остаться трезвым , но я не могу. Не могу никак. Начинаю пить одну за одной. Дома встречает счастливая жена. Вернулся наконец!
И вот, совсем недавно, буквально на прошлой неделе нахожу одну бутылочку, ту самую, что осталась от командировки в Чечню. Она, это точно, никогда больше я не покупал коньяк в такой таре, там что-то граммов 100. Да такие давно уже и не производят. Затерялась в шкафу. А годков-то прошло: 20, 25, да нет же! 26, еще в прошлом году «серебряный юбилей» отметили. Дети родились и выросли. Сколько всего за эти годы произошло, а она сохранилась! Бутылочка!
- Свет, - говорю я жене, - ведь, что такое коньяк? Спирт, вода и дубильные вещества из бочки. А этот в бутылке все время находился. Вряд ли он мог сильно измениться.
- Есть только один способ узнать это, - отвечает моя мудрая жена.
- Понимаю, - говорю.
Достаю подходящие бокалы, открываю бутылку, наливаю, даю продышаться, грею ладонью.
Подносим к губам.
Что тут можно сказать?
Да, он повзрослел этот напиток. Безусловно, повзрослел, но не постарел, что вполне могло случиться. В нем появилась выдержка, великодушие, неторопливость, желание созерцать. Я даже увидел какие-то нотки мудрости, хотя моя жена с последним тезисом не согласилась. Ушла суетливость и стремление получить все «сейчас и сразу», В нем чувствуется, и радость побед, и горечь поражений. А сколько эмоций!
Один только концерт Роллинг Стоунз в Лужниках в 98 году чего стоит. Как я орал! Как жена меня сдерживала. Это же не передать словами. А Пол Маккартни! Я видел его совсем рядом! Рукой мог дотянуться. А поездки на край земли! Мыс Доброй Надежды, берег Скелетов, Драконовы горы. Да, что там говорить! Всего не перечислишь. Хороший коньяк, старый и добрый.
Но это поэтическая сторона, как вы понимаете. Как честный человек, я не могу на этом остановиться. Оказалось, даже в бутылке коньяк меняет свойства. Спирта стало явно меньше. То ли он улетучился, то ли принял другое обличие. Пьется легко, в аромате много сушеного абрикоса, изюма, старых, давно лежалых сухофруктов. И на вкус, да приятный тонкий напиток. Я во всяком случае, такой никогда не пробовал.
