Максим очнулся в троллейбусе. Как он здесь очутился, вспоминалось с трудом – настолько этот процесс стал механическим и непроизвольным. Уже больше года он садился на этот маршрут и добирался до института.
Второй же причиной амнезии служила вчерашняя вечеринка, на которую он и идти-то не хотел, зная, что на утро рано вставать, да ещё задание по биохимии (а она стояла первой парой) была не самым простым. Вообще, любая тема с таким преподавателем, как Геннадий Иванович, становилась сложнее, чем можно себе представить. Посещать занятия не хотелось, но отработка пропуска грозила превратиться в цирк, где в роли клоунов выступали бы все провинившиеся студенты. Максим знал это не понаслышке. Лучше пойти и надеяться, что тебя не спросят.
Похмельные пары́ еще витали в мозгах, когда он выбрался из общежития, успев только умыться. Вскочил в открытую дверь отъезжающего троллейбуса, даже не посмотрев на его номер, и плюхнулся на сиденье.
Вечер испарился из памяти после очередной рюмки. Напиток и правда был странный – что по запаху, что на вкус. И угостил его тоже странный человек, которого Максим раньше никогда не видел. Это, конечно, обычное дело, когда на вечеринку в студенческом общежитии проникают разные посторонние люди. И обычным было, что с этими людьми начинаешь беседу, обнимаешься, братаешься и изливаешь свои переживания. Вот Максим и излил тому парню сожаления, что боится подойти к девушке и познакомиться. Не к какой-то случайной, а вполне конкретной – которая тоже появилась на этой вечеринке. То ли пришла к кому-то в гости, то ли, наконец, осмелилась выбраться на свет из своей комнаты где-нибудь в конце коридора.
Вот тогда незнакомец и предложил Максиму выпить. “Настойка настойчивости”, как сказал он, хитро подмигнув.
А потом вдруг наступило утро, учебный четверг и нависший дамокловым мечом Геннадий Иванович, страстно желающий узнать мнение Максима об окислительном фосфорилировании и цикле Кребса. Но в голову упорно лезла крайне интересная, но настолько же бесполезная сейчас информация об отёке мозга в результате попойки.
Максим выбрался из троллейбуса. Похмелье накладывало свой отпечаток на восприятие, но ему показалось странным, что двери за спиной сомкнулись практически бесшумно, а транспорт двинулся дальше, тихонько позвякивая колокольчиком на корме. Только сейчас Максим понял, что троллейбус был необычным – пресловутые “рога” не касались проводов. Вообще. Главным образом, потому что проводов не было. А “рога” приветливо помахали ему и сложились в необычную, не лишенную привлекательности геометрическую фигуру.
Максим тряхнул головой, прогоняя морок, и двинулся от площади сквозь небольшой парк. Всю жизнь (а точнее – последние полтора года, что он учился в институте) он ходил здесь, и всю эту жизнь здесь был Парк. Электромобили, карусель и небольшая кофейня “на вынос”, с гуманными ценами и отсутствием очередей. Чуть дальше, сбоку, всегда располагалось здание спортфака педагогического института, крыльцо которого традиционно пустовало.
Но не сегодня. Сегодня на нём расположились стайкой группа студентов. Все как на подбор громадные, похожие на культуристов, но с нездоровой серо-зеленой кожей (Максим про себя назвал цвет “трупно-оливковым”), клыками, выступающими над верхней губой из нижней челюсти, и громогласным гоготом орка-гопника.
Эти персонажи проводили Максима взглядом, пока он шествовал мимо, стараясь даже не смотреть в их сторону, но ничего не сказали. Видимо, утреннее время суток не благоволило разбойной деятельности.
Он выбрался из зоны влияния спортфаковцев и остановился у знакомой кофейни. Перед встречей с Геннадием Ивановичем следовало бы взбодриться.
– Американо, пожалуйста, – пробубнил он в окошко, стараясь не выдыхать плотный запах перегара.
– Такого нет. Только то, что на витрине, – ответствовал изнутри низкий голос.
Максим наклонился к окошку, заглянул. В полумраке он разглядел очертания низкорослой женщины с явными черными усами и пробивающейся бородёнкой на округлом подбородке. Она сидела на стульчике и скептически смотрела на клиента.
– Витрину хорошо видно снаружи, – прокомментировала она язвительным тоном.
Максим оторвался от окошка и принялся разглядывать ассортимент. Склянки разных размеров, из тонкого стекла, с жидкостями всех возможных цветов и оттенков. Похмельный мозг отказывался соображать, а уж тем более угадывать характер напитков, возле которых не было ни единой этикетки. И тот же похмельный мозг куда-то подевал всю критику, а потому Максим наклонился к окошку и голосом умирающего произнёс: – Мне бы что-то для бодрости.
– Пять монет, – последовал мгновенный ответ. Вслед за словами женщина поднялась со стула и взяла в руки пустую склянку. Подставила её под кран, надетый на обычную алюминиевую пятидесятилитровую кегу, налила пенящуюся жидкость и бросила в неё две щепотки порошка. Появились пузыри, жидкость в склянке окрасилась в фиолетовый.
– Пять монет, – повторила женщина.
Максим похлопал себя по карманам. В монетах уже давно никто не рассчитывался. Да и каких ещё монет?
С удивлением (а то, что удивление всё-таки появилось, Максим тоже удивился) он обнаружил на поясе небольшой позвякивающий мешочек. Развязал его, отсчитал пять странных желтоватых монет с лицом какого-то носатого мужчины, и положил их в лоток, получив взамен склянку с пузырящейся жижей.
Его взгляд зацепился за один флакончик на витрине. Тот же голубоватый оттенок, который он видел накануне вечером и после которого всё забыл.
– А это что?
Бородатая тётя проследила за пальцем Максима.
– Это настойчивая настойка. Не советую. Тебе сначала в себя прийти надо, а иначе сердечко не выдержит.
– Кажется, я вчера её пробовал, – неуверенно пробормотал юноша.
Из-за окошка хохотнули.
– Тогда могу только посочувствовать. Отходняк у неё тяжёлый, а ты, похоже, ещё и намешал…
Максим откупорил крышку своей склянки, принюхался. Даже если это не американо, то пахло вполне ободряюще – какая-то смесь огурца, перца и аниса. Сделал осторожный глоток, а потом махом допил остатки.
– Ты это, тару не выбрасывай, – раздался голос из окошка.
Вслед за этим вытянулась рука. Такая же короткая и волосатая, как и её обладательница.
Максим отдал склянку и только теперь у него возник вопрос – “А их вообще моют?” Вопрос касался и склянок, и рук.
Бодрости в организме прибавилось. Он уверенно дошагал до корпуса, поднялся на этаж и зашёл в аудиторию. Все эти десять минут он изо всех сил старался не обращать внимания на окружающий изменившийся мир. На странные деревья с резной кроной. На вымощенную брусчаткой дорогу (хотя раньше здесь везде была тротуарная плитки и асфальт с вкраплениями чахлых деревьев). На полное отсутствие автомобилей. Только несколько всадников показались вдалеке и скрылись за очередным зданием верхом на своих лошадях. Или это были единороги?
Но аудитория оказалась вполне себе обычной. Доска с лежащим рядом мелом. Столы для занятий, лабораторный уголок с пустыми склянками, ретортами и большим перегонным кубом.
Максим уселся на своё место. Он был первым.
Одиночество длилось недолго. Вскоре в коридоре раздались шаги, и несколько одногруппников вошли внутрь. Все привычные лица, знакомые уже на протяжении полутора лет, и всё же они неуловимо изменились. Глаза стали чуть больше, волосы длиннее и красивее, а на кончиках ушей появились едва заметные заострения.
Сосед по парте опустился рядом, кивнув в знак приветствия. Потом наморщил нос и чуть отодвинулся.
– Что, опять вчера свою водку пили, да? Вечно вас, людей, на приключения тянет…
Через мгновенье дверь аудитории распахнулась и на пороге возник Геннадий Иванович. По крайней мере, он был похож на того Геннадия Ивановича, который пил соки из всех студентов каждого курса на протяжении многих лет. Он, на удивление, был одет не в белых халат, а в чёрную мантию, и нёс под мышкой увесистый том вместо учётной ведомости.
Прошествовав к своему столу, он водрузил гроссбух на стол, распахнул его и принялся внимательно изучать нужную страницу. Тягостная тишина продлилась недолго. Он повёл тонким носом, отыскивая источник чудовищного перегара, и, наконец, его взгляд упёрся в Максима.
– О, у нас тут жертва синдрома “после-вчерашнего”. Как вы себя чувствуете, молодой человек?
Максима передёрнуло. Когда Геннадий Иванович вычислял студента с похмелья, он отвлекался от занятия и начинал вовсю упражняться в риторике.
– Ну-с, молодой человек. Вы же человек, а не как большинство, да?
Максим почему-то кивнул. А кем же ему ещё быть?
– И зачем же вы, человек, пьёте эту гадость, да ещё мешаете потом с другими напитками. Так ведь и помереть недолго.
Он неторопливо шагал вперёд-назад вдоль классной доски, хитро поглядывая на провинившегося студента.
– В таком случае, полагаю, вы готовы к сегодняшнему занятию? Раз уж нашли свободное время на столь внушительные возлияния.
Геннадий Иванович жестом пригласил Максима выйти.
Тот поднялся, на мгновение ощутив слабость в ногах. Сердце заколотилось, ладони мгновенно вспотели.
Он медленно добрёл до доски.
– Ну-с, и о чем вы сегодня хотели нам рассказать?
Максим не придумал ничего лучше, чем попытаться быть честным.
– Окислительное фосфорилирование и цикл Кребса.
Геннадия Ивановича передёрнуло.
– Вот же незадача. Это проходят совсем на другом курсе. И в совсем другом институте.
Он уставился на Максима.
– И в другом мире.
Дрожь в руках Максима усилилась, сердце было готово выскочить из глотки. Дышать стало немного труднее.
Геннадий Иванович принюхался ещё раз.
– И кто же пьёт эликсир бодрости на фоне алкогольного похмелья. Даже молодое сердце может не выдержать.
Он подорвался к лабораторному столику, схватил склянку и быстро смешал несколько ингредиентов. Потом подбежал к Максиму, протянул ему баночку с зеленоватой жидкостью.
– Вот, молодой человек. Это успокоительное. Если не выпьете, то быстро отправитесь к праотцам. А если выпьете, то дам два дня выходных, но с последующей отработкой.
Максим сделал быстрый глоток и в глазах начало темнеть. Угасающее сознание ухватило обрывок фразы преподавателя.
– Никогда не покупайте ничего у этой бородатой торговки. Мало того, что просрочка, так ещё и руки вечно не моет…
Максим отключился.
А в следующее мгновение открыл глаза. Он лежал на своей постели, в своем общежитии, и смотрел в свой же потолок. Голова не болела, в теле была лёгкость, а голова явно говорила, что этот сон был уж слишком похож на явь.
Сосед по комнате сидел спиной и играл в компьютер. Звуки были знакомые – одна из старых пошаговых стратегий про фантастических и необычных существ.
– Ты не представляешь, Костян, что мне снилось. Как будто в другом мире очутился.
Костян обернулся и насмешливо посмотрел на Максима.
– Ещё бы – так набуха́ться. Хорошо ещё, что живой проснулся.
Он отвернулся обратно к монитору.
– Ты, кстати, с ней замутил всё-таки?
– С кем?
Сосед опять повернулся, уставился на лежащего Максима, чуть нахмурился.
– Ну, с этой, новенькой. Ты ещё настойку настойчивости выпил, чтобы духу хватило.
Мысли в голове Максима закрутились с новой силой. Он присмотрелся к соседу – на ушах у него тоже были едва заметные заострения, нос оказался тоньше и изящнее, а ростом он вроде бы даже стал повыше.
– Она заходила утром. Про тебя спрашивала. Сказала, что тоже настойки выпила, чтобы осмелиться прийти на вечеринку. Обещала попозже зайти, тебя проведать.
Он повернулся обратно к компьютеру. Странной и необычной формы, где на экране крутилась заставка знакомой и старой игры “Герои офиса и быта III”
Автор: HEADfield
Источник: https://litclubbs.ru/duel/921-ne-vse-nastoiki-odinakovo-polezny.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь и ставьте лайк.
