- Вот тебе карандаши, вот тебе бумага. Сиди тут и рисуй. Молча. Я буду варить бульон. Тут сиди, чтоб я тебя видела!
Естественно, я буду сидеть тут. Потому что по телевизору смотреть в это время нечего, уроков делать не надо, начались летние каникулы, во двор выйти нельзя из - за дождя, а дедушка с бабушкой на работе. Мы вдвоем с прабабушкой, старость которой, по ее словам, могла бы быть вполне сносной, если бы не размножившееся на ее жилплощади потомство. Потомства не так уж и много - одна я, поскольку родители мои работают в далекой стране с неподходящим для ребенка климатом и нестабильной политической ситуацией. Островком стабильности и благоприятного климата на целых три года для меня стала квартира родителей моей мамы. Точнее, ее бабушки, а моей прабабушки. Потому что ее главенство в семье не оспаривается, себе дороже, знаете ли. Когда я родилась, ей было уже семьдесят четыре, и мне, в отличие от мамы, было разрешено называть ее бабушкой, поскольку количество морщин и седины превысило критическую массу, и прабабушка согласилась перейти в новый статус.
- Да брось ты эти карандаши! Иди покажу, как птицу опаливать буду. Вот. Так. Зараза, что ж это за кура такая, волосьев больше, чем мяса. Опп - ля, сволочь. Ладно, черт с ней, опаливать не будем, шкуру сдерем. Иди рисуй!
Я очень люблю, когда мы с бабушкой. Во - первых, она меня учит разным полезным вещам и новым словам. Например, она научила меня, что если алюминиевой ложкой потереть по побелке, а потом образовавшейся пылью помазать под глазом, получится как синяк. И в школу можно не ходить, потому что неприлично же девочке в таком виде в школу. Во - вторых, она мне разрешает зажигать спички, чтобы дать ей прикурить. А курит она все время, поэтому спички приходится зажигать часто.
-Да оставь ты эти карандаши. Тоже мне, Пикассо. Иди смотри. Вот кура, чтоб ее лихоманка взяла, закипела. Теперь главное что? Посолить это да, молодец. Про посолить я забыла. Но главное это хрустальная пробка. Вот. Берешь пробку и в каструлю ее. Оп-ля… твою ж мать! На тебя не попало? Ладно, иди рисуй.
Бабушка вообще - то готовить не очень. Говорит, она этих супов за свою жизнь столько переварила, что имеет право до конца жизни их только есть. Но ребенку (мне) нужно первое. Первое у нас есть. Бабушка, которая мамина мама и бабушкина невестка, суп сварила. Но у нее обе руки левые, поэтому ее супы бабушка за супы не считает, и когда на нее снисходит кулинарное вдохновение, она идет в кухню и готовит по - своему.
Кура наша варится вместе с пробкой от хрустального графина. Бабушка время от времени поднимает крышку и предлагает мне заглянуть в «кастрюлю», чтобы полюбоваться на чистоту и прозрачность бульона. При этом пепел с ее папиросы падает в бульон, бабушка его сначала вынимает ложкой, но он в кипящей жиже быстро растворяется и бабушка перестает его вынимать. Чувствуется, что вдохновение ее уже оставило, потому что она говорит, что суп мы варить не будем, сделаем бульон с гренками. Я гренки обожаю.
-Так. Карандаши к бабаю. Иди сюда, будешь смотреть, как я хлеб режу. Берем хлеб. А где хлеб? Твою ж мать… Ладно, иди рисуй, с гренками в другой раз. С чем, с чем… С курой. Кура есть, вот будет бульон с курой, без гренок, чтоб им пусто было. Рисуй иди, чего вертишься под рукой!
Пока бульон варится, бабушка идет к телефону позвонить подруге Соньке. Соньке тоже уже хорошо за восемьдесят. Бабушка говорит, что она та еще сучка и старая грелка. Но по телефону она ее называет «Сонечка» и «Моя дорогая». Как - то я подошла к телефону, а там «старая грелка», просит бабушку Анну Аркадьевну позвать, я кричу из коридора: «Бабуль, тебя к телефону!», а бабушка из комнаты: «Кто?» Я, естественно , кричу в ответ: «Сонька, которая сучка.» После этого «грелка» нам месяца два не звонила. А потом они помирились, потому что Сонька- «старая маразматичка» и ничего не помнит.
Бабушка с Сонькой разговаривали долго. Бабушка ей сначала про свою невестку рассказывала, про мою бабушку то есть. Ничего нового, про то, какая она размазня и зануда. Потом про какого - то Павла Семеныча из пансионата. Про Павла Семеныча бабушка рассказывала что-то смешное и, наверное, совсем неприличное, потому что меня опять отправили рисовать и дверь закрыли. После того, как бабушка поговорила, мы с ней в четыре руки собирали пепел в прихожей, я совок держала, а бабушка пепел сметала, который с папиросы нападал.
-Мать твою… Да брось ты свои рисования! Беги окна открывай. Да что ж за… Так - так - так - так. Оп-ля! Так. Тихо! Тихо, я сказала, я по делу звоню. Каструлю не трогай, я ее сама…
-Але! Але! Здравствуйте, будьте любезны, позовите пожалуйста доктора Ямпольского.
-Але, сынок! Митя, детка, ты до восьми освободишься? Купи в гастрономе котлет, тех по 12 копеек. Да дюжину бери. Твоя безрукая опять часов в одиннадцать припрется, а чем ребенка кормить? Курица? Чего там есть в твоей курице, кожа да кости. Я вам котлеток пожарю, посытнее. Спасибо, сынок.
А пробку хрустальную мы отмыли, пригодится еще. Бульон варить.
