Здравствуйте, дорогие подписчики и гости канала!
Сегодня хочу поделиться с вами статьёй, которую я прочитала в журнале "Вокруг света" (декабрь 1984 год)
Лифт падал в темную глубину шахты, и с каждым метром отдалялись запахи земли, трав, яркого солнечного дня. Когда кабина остановилась, мы вышли и, утопая по щиколотку в белесой пыли, двинулись по длинному наклонному коридору. Впереди шел Федор Иосифович Тракслер, начальник шахты. Луч моей лампочки упирался в обтянутую шахтерской робой спину. Свет его фонаря плясал по стенам забоя, высвечивая то белые, сверкающие, то тусклые,
рассеченные бороздами своды.
Коридор сменялся коридором, ходы петлями; из широких и высоких забоев мы попадали в узкие, где потолок нависал над головой, но продолжали идти,
опускаясь все глубже и глубже... Как же вы ориентируетесь здесь? - вырвалось у меня, и я почувствовала на губах вкус соли. По памяти, ответил, приостановившись, Федор Иосифович.
- Эта шахта самая новая, все забои созданы нами. И снова, рассекая сухой и теплый воздух, мы продолжили спуск. В городок Солотвина, на юг Закарпатской области, привели меня слухи о необычном музее соледобычи. Собственно, городок этот своей долгой историей, а скорее всего и появлением на свет, и именем своим обязан соли, ее богатому месторождению. Первые упоминания Солотвинского солерудника датируются 1409 годом. Но еще в 1-11 веках нашей эры римляне добывали здесь соль. До сих пор сохранились ямы - добывали открытым способом, и сейчас при обследовании этих ям солотвяне нередко находят римские монеты, кувшины... Естественно, как только я приехала, сразу же познакомилась с Луизой Петровной Томашко, хранительницей музея, который создан при действующем солеруднике. Узнала, что она по профессии горный техник, долгое время работала на руднике, а когда вышла на пенсию, занялась музеем. Увлекла этим делом и мужа Людвига Ивановича. Музей в то время два года как существовал: его открыли в семьдесят третьем к предстоявшему 30-летию освобождения города от фашистов. И назвали - Музей истории Солотвинского солерудника. В тот же день Луиза Петровна повела меня на окраину Солотвина. Там, на тихой улочке, среди буйной зелени сада стоял большой дом. В прошлом, рассказывала Луиза Петровна, это был особняк управляющего рудником, потом в нем размещался детский сад, а когда для детского сада построили здание в новом микрорайоне, Карл Иванович Лукач, один из старейших коммунистов Солотвина, добился, чтобы особняк передали музею. «Вообще, если бы не Лукач... - Луиза Петровна уже открывала ключами застекленную дверь,- дело бы наше двигалось
гораздо медленнее...» Она сразу же подвела меня к гигантскому кристаллу, который сверкал серовато-белым светом на низком постаменте.
Наша соль, - сказала Луиза Петровна, - самая соленая в стране, почти чистый хлористый натрий. - И только потом обвела рукой комнату, привлекая мое внимание к рисункам, которыми была расписана верхняя часть стены.
- А вот и работы художников Ужгородского музея... Вообще ужгородцы немало помогли нам....
Луиза Петровна отошла в сторону, оставив меня наедине с картинами. Фрески рассказывали, как добывали соль на протяжении веков. ...Яма. Лопата. Тяжелые мешки на спинах соленосов. ...Неглубокая шахта. В «чертову яму» спускается корзина с рабочими. В специальных сетках поднимают соль. ...Люди, стоя на соляных уступах, кувалдами разбивают глыбы. Волы тащат подводы к реке, к плотам. А на витринах передо мной лежали нехитрые орудия труда солекопов: молот, чекан, клин, реборды, кайло. В соляные рудники нередко ссылали как на каторгу. В середине XVI века Солотвинский рудник потрясла первая организованная забастовка, рабочие требовали снять с них кандалы. Приказ был таков: снять только ручные... В конце XVIII века в Солотвине появляются первые шахты. Но жизнь их обычно была недолгой: они погибали от воды и малых целиков (в соляных Шахтах крепления как такового нет, поэтому для безопасности оставляют нетронутыми большие участки породы - целики, которые поддерживают свод) И в шахтах, как и в "чёртовых ямах", люди работали на износ. - Вы не поверите, - Луиза Петровна не утерпела, вернулась ко мне, - но еще несколько десятилетий назад соль на руднике добывали вручную. Взгляните на фотографии...
Среди нагромождения глыб трое в белых домотканых рубахах орудуют лопатами и палками. Поодаль, опершись на трость, стоит человек в добротном пальто. Под фотографией подпись: "В шахте на глубине 85 метров".
Другая фотография - «Шахтарський гуртожиток», то есть шахтерское общежитие. Убогое деревянное строение, обнесенное забором. То ли дом, то ли тюрьма... А рядом дом канцелярского служащего - двухэтажный, с просторным двором.
Да и быт солекопов был до крайности беден. Вот прялка, вот рубель, деревянная миска, грифельная дощечка с карандашом. Купить такую было трудно, да и к чему покупать-то: дети в школу почти не ходили. Единственное украшение дома - расписные тарелки на стенах.
- Странно устроен человек, - размышляет вслух Луиза Петровна, пока я рассматриваю экспонаты. -Казалось бы, зачем помнить о прошлом, тяжёлом прошлом? Но вот придут в музей школьники, я показываю, рассказываю, а в глазах у них вижу удивление, похожее на недоверие, что ли... А я не перестаю говорить: так работали, так жили... И какая-нибудь фотография или вот этот светильник бронзовый со свечой (ребята ведь теперь только лампы «свет шахтера» знают) убеждают их больше, чем слова. Оттого и собираем музей по крупицам. Ну, об этом вам лучше скажет наш Карл Иванович...
Карла Ивановича Лукача, секретаря партийной организации солерудника, я застала в его кабинете. Из-за стола с аккуратно разложенными папками и бумагами поднялся высокий подтянутый седой человек.
- Знаю, знаю, чем вы интересуетесь. Присаживайтесь. - Казалось, его
голубые глаза продолжали изучать меня, но неожиданно, предвосхитив мой главный вопрос - как родилась идея создания музея, он сказал:
- К тому, что вы уже видели, нас подвела сама жизнь. К счастью, были еще люди, работавшие на старом руднике. Я, к примеру, одно время работал весовщиком, потом старшим бухгалтером... Помню, как вагоны с солью
тащили волами, как чеканом тесали стены забоя, чтобы не осталось закола, ка- мешка, который мог упасть с высоты. Пятидесятикилограммовые глыбы помню с меткой мастера-шахтера... Но вот наступило время, после освобождения, когда про лопаты стали забывать, начала появляться техника: скреперные ковши, тепловозы, комбайны. Вот тогда-то старым рабочим пришла мысль собрать все, что касалось прошлого рудника. - Лукач взял со стола одну из папок, перелистал ее и отложил в сторону. - Да что говорить... Все и без бумаги помнится, — улыбнулся Карл Иванович, словно чему-то очень далекому, и стал называть имена.
Первым он назвал Антона Ивановича Гецке. Этот человек долгие годы прятал бюст Ленина в соляных камерах, сохранил его и подарил музею.
Подарил и партийную литературу давних лет: Гецке был коммунистом с 1921 года. Дальше Лукач назвал Александра Ивановича Незепа, учителя истории. Он отдал музею коллекцию денег первой половины нашего века. А Янош
Дердьевич Попович принес литографии старого Солотвина. Петр Иосифович Керестень - он прошел путь от рабочего до главного маркшейдера, сейчас работает горным мастером- подарил карты - планы старых шахт. Михайло Тракслер передал свой мандат делегата 1-ого съезда Народных комитетов Закарпатской Украины, который проходил в ноябре 1944 года в Мукачеве.
- А вазу, сделанную из гильзы снаряда, заметили в музее? - спросил Лукач. - Ее принес шахтер Антон Эмерихович Фегер. На ней выбиты даты 1914-1919... Эти страшные, потерянные годы своей жизни, - продолжал Лукач, — венгерский шахтер и австрийский рабочий-металлист провели вместе, в окопах. Когда они расставались, австриец сделал эту вазу, оставил ее другу и сказал: «Если бы мы не воевали, а делали то, что сердце и руки желают, - сколько было бы в мире прекрасного...» Вот вы, наверное, видели работы Виолы Кереши?
- Да.
Дочь шахтера Солотвинского солерудника резала скульптуры из соли. Брала в отработанных камерах кристаллы, с натеками и без натеков, и перочинным ножичком вытачивала фигурки людей, знакомых ей с детства. «Шахтер с отбойным молотком», «Шахтер поднимает глыбу», «Бог шахтеров»... Скульптуры Виолы Кереши тоже принесены в дар музею.
- А ведь поистине «всем миром» создавали музей, Карл Иванович?
- Так он и получил звание - «народный», - ответил Лукач.
Воздух становился все суше и горячее. Издали был слышен гул вентилятора.
-Глубина 430 метров, - сообщил Федор Иосифович Тракслер, когда мы остановились возле огромного комбайна, уткнувшегося «лбом» в стену забоя.
-Отличная машина, прислали из объединения «Белорускалий», - говорил Тракслер, проверяя какие-то детали, ощупывая и рассматривая комбайн со всех сторон. - Урал-10 КС, высветил он фонарем марку, - наша перспектива...
В ожидании шахтеров (менялись смены, а Тракслеру надо было видеть проходку) мы прислонились к белоснежной стене забоя, рассуждая о
долговечности соляного промысла: пока есть человек - соль нужна... Послышались голоса - шла смена. Федор Иосифович сдвинул каску на затылок:
-Сейчас посмотрим, как работа пойдет.
город Солотвина, Л. Чешкова, наш спец. корр.
Спасибо всем, кто прочитал.
Всем хорошего дня!
