Комендант районной комендатуры Отто Альфред по приказу начальства срочно уехал: важные дела. Начальник полицейской управы – Сикорский, из здешних. Сначала был секретарём парткома в пригородном колхозе, а уже перед самой войной занимал какую-то должность в райкоме – вроде бы сельхозотделом заведовал.
С приходом немцев Сикорский написал в комендатуру заявление, где выражал готовность служить новому режиму и просил назначить его на руководящую работу: подробно изложил причины, по которым не принимал Советскую власть, упомнил, что имеет большой опыт руководителя, хорошо знает здешние края и жителей.
Костику Панчишину, пацану из Тополёвки, Сикорский не поверил: не такие люди, как этот сопляк, занимаются тем, чтоб выйти на след местных подпольщиков. А тут – на тебе: явился, достал из кармана смятый лист из школьной тетрадки, а на листе – список пацанов и девчонок, вчерашних школьников из Огнедарской семилетки. Костик разгладил листок, ткнул пальцем в фамилию Савельев:
-Он у них главарь.
Сикорский ухмыльнулся:
-В мстители подался? Что, – девку не поделили?
Костик удивился: откуда Сикорскому про девку известно?..
Ещё с пятого класса Панчишин злился на Алёшку с Любкой, на их дружбу, на то, что утром Алёха ждёт Любку у её калитки, берёт Любкин портфельчик и они идут в школу, и из школы вместе возвращаются. Алёшка катает Любку на качелях, а ранней весной не боится по подтаявшему льду перейти реку, чтоб сорвать Любке веточку вербы с крупными серебристо-белыми пушинками – такие только на том берегу растут.
Потом Панчишин злился, что Алёшка в техникум поступил, а с Любкой они так и встречаются. Однажды увидел Костик, как Алёшка взял Любку на руки и перенёс её через ручей. Через ручей перенёс, а всё ещё держал Любку на руках, и она обнимала его за шею.
И на ясное небушко в Любкиных глазах злился Костик, и на её тёмно-русые полурастрёпанные косы…
Сикорскому заносчиво сказал:
-Поделили-не поделили – это дело десятое. Я их выследил – всех. И принёс вам список. Мне положена обещанная награда. Когда получить?
- Ну, с наградой, милок, – это ты подожди. Разберёмся с твоим списком.
-Нечего там разбираться. Руководит ими Савельев. А Яругин радиоприёмник собрал. Всё это время они по вечерам сводки слушают, листовки пишут. И вагон от эшелона, что в Германию отправлялся, они отцепили. И продовольственный склад взорвали, и мост. Им кто-то отдаёт приказы. Допросите Савельева – так допросите, чтоб он сказал, кто ими командует.
-Учить меня будешь – как допрашивать! Мы ещё и с тобой разберёмся: небось, сам листовки расклеиваешь! – Сикорский встряхнул Костика за воротник поношенной куртки: – А ну, – говори мне: кто испортил телефонные провода, что вели к немецкому штабу?! По глазам вижу: знаешь!
Панчишин испуганно и беспомощно забился в цепких руках Сикорского:
-Знаю! Савельев это! С пацанами! Они это! Говорю же: допросите Савельева! Он всё расскажет!
-Сам, что ли, был там?!
- Не был! Я с ними и в школе не водился! Ни с кем!
Сикорский дал Костику пинка:
-Иди пока. Ещё увидимся! Ишь, – награду ему подавай!
Какая награда!..
Панчишин мелко засеменил прочь от здания поселкового Совета – теперь здесь располагалась комендатура. Поёжился, будто до сих пор чувствовал на шее похожие на железные крючки пальцы Сикорского. И без оглядки побежал по дороге, что вела за Парамонову балку.
Подвал под поссоветом неглубокий – всего несколько скрипучих деревянных ступенек ведут наверх. В углу – сломанные стулья и столы. Тимофей Павлович, председатель Совета, любил и умел столярничать, и всё собирался отремонтировать старые столы и стулья: пригодятся, чего ж добром разбрасываться!
Потёртый кожаный диванчик тоже за ненадобностью спустили в подвал: когда-то диванчик принадлежал управляющему рудником, потом переместился в шахтную контору, последние лет пятнадцать служил созданию уюта в поселковом Совете.
Сейчас на диванчике сидели притихшие девчонки, прижались друг к дружке плечиками. У Алёшки Савельева сжалось сердце: девчонки напомнили ему горестных ласточек, что вдруг перестали щебетать…
Алёшка поднялся по ступенькам, яростно забарабанил в дверь кулаками:
-Эй, кто там!.. Сикорский!.. Малюгин! Девчонок выпустите!!!
Сикорский погремел амбарным замком, спустился в подвал. Посветил фонариком:
- Все здесь? – Ухмыльнулся: – Да у вас тут… домашний уют! Сам бы сидел и сидел. Но – дела не позволяют. Дружков ваших… по-ленински сказать, – соратников – отловить надо. Вот и придётся в такую вьюгу тащиться в Камышовый да в Новосёловку.
- Холодно здесь. Девчонок отпусти, Сикорский, – повторил Алёшка.
-Ладно, ладно, детки: дайте только срок – будет вам и белка, будет и свисток, – пообещал Сикорский. – Чего заладил, Савельев! Отпусти да отпусти девок-то! Я ж о тебе, недоумке, забочусь: ну, отпущу я девок… Вы ж, ребятки, тут затоскуете. А так – развлекайся… как душа желает. Что ночь, что день, – темно. Любую щупай, как хочешь… и за что хочешь. А дальше, смотришь, и смелости наберёшься – такие радости жизни узнаешь, что до сих пор и во сне не видел! А ты, сосунок, говоришь, – холодно!.. А того не понимаешь: темно, и мамки с папкой нет. Когда ещё так подфартит! – Сикорский ткнул фонариком в Алёшкин лоб, сменил тон. Сквозь зубы приказал: – Тихо мне, шпана! Отгулялись!
Сикорский вышел. Алёха с размаху ударил ногой в дверь:
-Надо выбираться, пацаны. Не железная же эта дверь!
-Не железная, – согласился Толька Яругин. – А ломать станем – шум на весь Огнедарский поднимется. Сикорский охранника к нам приставил. Чуть какой шорох, – тут же доложит.
Охранником Сикорский назначил неразговорчивого, угрюмого Малюгина. Григорий Панкратович сам явился в управу – лишь немцы вошли в посёлок. Присел за стол, помял в руках шапку. Хмуро, не поднимая глаз, бросил:
-Служить хочу – новому порядку.
Сызмальства Григорий остался без родителей. Тётка Стеша, жена двоюродного отцова брата, пожалела мальчонку – не дала отправить его в сиротский приют. Дядька Петро тогда взглянул на жену, благодарно сжал её руку:
- Спаси Христос, Степанида Матвеевна. А то сердце на части рвалось: не чужой мальчишка… не безродный.
-Справимся, Петро Михайлович. Где трое, – там и четвёртому место найдётся.
Так и рос Гришка с троюродными братьями – Матвеем и Мишкой, да с сестрою Дарьей. Покладистым и послушным был, не по годам смышлёным. В школе учился лучше многих ребят. Большой интерес у Григория выявился к земле, к посевам, к разным сортам пшеницы. Посмотрел на это дядька Петро, и решил отправить племянника на учёбу – на агронома чтоб выучить Гришку.
А тут – раскулачивание. Дядькину семью на Урал отправили. Гришку в Огнедарском оставили, рассудили: не родной он Петру со Степанидою, – приёмыш. Вот и пусть в здешнем колхозе работает. Да и на шахту рабочие руки требуются.
Пахал Григорий землю на тракторе. Хату дядьки Петра под детский сад отдали. Гришка поселился в летней кухне: много ли надо одному!.. Заодно и детский сад по ночам сторожил. Так неразговорчив был, и смотрел исподлобья. А если по утрам с ребятами малыми встречался во дворе, – бывало, усмехался, что-то ласковое приговаривал, случалось, опускал ладонь на чью-то светлую головку. Казалось, – нарочно яблоко приберегал либо пряник, протягивал какой-нибудь девчушке. Мальчишкам – к их превеликой радости – выстругивал деревянные шашки и сабли с мечами.
А когда в управу пришёл, – чтоб работу дали… чтоб – против большевистского режима, против Советов, Сикорский надменно усмехнулся:
- Будешь следить за порядком в посёлке.
Теперь приставил его охранять подвал под бывшим поссоветом. А в подвале закрыты огнедарские мальчишки с девчонками.
Под вечер к Малюгину пришёл дед Иван Вершинин. Закурили. Дед кивнул:
- Службу, значит… несёшь, Григорий Панкратович.
Малюгин хмуро молчал, курил в глубокую затяжку.
-Что ж, – выходит, ребят наших немцам отдашь? – негромко спросил Иван Егорович.
-Думал я про это, дед, – отозвался Малюгин. – Стемнеет – придёшь сюда. Прихвати с собою верёвку покрепче.
-Верёвка тебе на что? – не понял Вершинин.
Из-за дедовой недогадливости Григорий Панкратович в досаде повёл плечами. Объяснил:
- Свяжешь меня. Ну, и чем-нибудь по голове меня вдаришь. Непременно, чтоб кровь виднелась. Пока будешь ходить, – я тем временем замок открою.
-Ключа ж у тебя нет! Либо оставил Сикорский?
-Оставит он… Без ключа обойдусь.
Алёшка Савельев прислушался: снаружи кто-то упорно возится с замком…
Должно, за полночь было, когда Малюгин с дедом открыли дверь. Григорий Панкратович велел:
- Домой не ходите. Разбредитесь по округе: может, родня у кого… может, кто из знакомых приютит, – вам пересидеть надо.
Дед Вершинин согласился:
- Дело говорит Григорий Панкратович. Домой вам нельзя. Девчушкам до Малоивановки бы дойти. Там Катерина, сестра моя, живёт. Она да кума Ефросинья – вдвоём на весь хутор остались. Ежели что, – за своих вас выдадут. А ребятам лучше в Верхнепавловск податься. Там завод вагоноремонтный, шахта. Рабочие нужны. А после видно будет. За матерей не тревожьтесь: скажу им, что вызволили вас из подвала.
Алёшка собрался взглянуть на часы – может, всё ж есть минута-другая, чтоб домой забежать… А часов-то и нет на руке: видно, не заметил, как упали в подвале. Часы – батин подарок: отец купил их Алёшке, когда он в техникум поступил. Улыбнулся батя:
- Нынче без часов тебе, Алексей Андреевич, никак: надо и на занятия успевать… и к Любане Соколовой на свидания не опаздывать!
Алёшка метнулся назад, в подвал. Яругин задержал его:
-Куда, Алёха? Спешить надо.
- Вы идите, Толька. Я догоню.
Доброю была вьюга в эту ночь, – будто понимала всё, тут же заметала следы…
Алёшка положил часы в карман… А домой забежать надо. Предупредить мать и Евдокию, а ещё – взять большой пуховый платок Любаше…
Из Огнедарского выходил за огородами.
Уже на краю степи кто-то шагнул ему навстречу.
Сикорский?..
За спиною Сикорского – двое полицаев.
- Воот, – с назидательной ухмылкой протянул Сикорский. – А вы не верили, когда я говорил: с этим народом без ночных обходов посёлка не обойтись. Вот вам: ведь выскользнул!
Продолжение следует…
Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 5 Глава 6
Глава 7 Глава 8 Глава 9 Глава 10 Глава 11
Первая часть повести Вторая часть повести
Третья часть повести Пятая часть повести
Шестая часть повести Седьмая часть повести
Навигация по каналу «Полевые цветы» (2018-2024 год)