Заметало деревеньку нашу, даже до окон домов сугробы поднялись, того и гляди проглотят свей ледяной пастью деревянные избушки, построенные сразу после войны женщинами- торфяницами. Вьюга выла по ночам, как будто девка, потерявшая суженого, плакала. Лишь под утро смирялась под яркими холодными лучиками зимнего солнышка.
На дворе стояла середина января-время валенок и овчинных тулупов, крольичих и цигейковых шапок, и ватных штанов. Замело дороги и тропинки так, что рейсового автобуса из райцентра не было уже 2 дня, машина с хлебом приезжала через день и уходила нарасхват. Корова только отелилась и все молоко оставалось теленку, но на то она и деревня, что люди, в ней родившиеся и выросшие, всегда имели запасы, потому что трудились, не поднимая головы, в теплое время года.
Зашептала печка, запахло дровами, бабушка подожгла сосновую чурку и запалила охапку. Огонь живо стал приниматься, старые угольки не дали остыть железу и за считанные минуты кухня наполнилась волшебными звуками хрустящих дров, съедаемых я зыками пламени. Из погреба мы принесли картошки, банку солонины, квашеной капусты с мочеными антоновскими яблоками.
Бабушка достала шмат солонины, порезала его на мелкие кусочки, и, кинув их на горячую сковородку, последние стали превращаться в шкварки, а вокруг кипело сало. Картошка в виде соломки, последовала сразу, как только шкварки стали золотистыми. После первого перемешивания в сковородку направился нарезанный кубиками лук, а под конец жарки 2 дольки чеснока.
Пока картошка доходила, на столе появилась тарелка с хрустящей квашенной капустой, а рядом еще одна с мочеными яблоками, несколько кусков свежего ржаного хлеба и аппетитный деревенский ужин, сшибающий своим запахом, был на столе. И как вишенка на торте- в последний момент из погреба доставалась баночка маринованных маслят.
Я кушал, аж за ушами хрустело, смотрел в окошко и спрашивал бабушку: «А как же там наша Красавка с теленком в сарае, у них нет печки, ведь могут замерзнуть? Бабушка меня успокаивала, нежно поглаживая большой натруженной ладонью по голове, отвечая, что они надышат и им тепло, да и поросенок Васька тот еще паровоз.
Так мы коротали наши зимние вечера, слушая плач вьюги, а внутри было тепло и хорошо, будто Ангел за замерзшим стеклом рисовал свои картины и убаюкивал своим ласковым пением, в теплой комнате пахло жареной картошкой со шкварками, квашеной капустой, и лишь изредка кот Пушок нарушал тишину, прыгая на своих мягких лапах с пола на стол и обратно.
