Сокровища великого хана: Историко-фантастическая повесть, опубликованная в 2003 году.
Автор Алексей Богачев.
Герои этой книги – обыкновенные российские школьники начала 21 века, которые, спасая человека, невероятным образом попадают сначала в 1912 год, а потом переносятся в Константинополь середины 7 века, когда византийский император в честь победы над аварами наградил хана Кубрата дарами несметными.
Найдут ли ребята все эти богатства, спасут ли своих друзей? Об этом и многом другом вы узнаете, прочитав приключенческую повесть Алексея Богачева «Сокровища великого хана».
Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 9 Глава 10 Глава 11 Глава 12 Глава 13 Глава 14 Глава 15 Глава 16 Глава 17 Глава 18
ГЛАВА 19. СКВОЗЬ ПЕЛЕНУ ВРЕМЕН
Зима в Малороссии обильными снегами славится, весна - бурными ручьями, а вот лето... Летний день здесь, как справедливо заметил один русско-украинский классик, упоителен и роскошен.
Но время, о котором мы ведем речь, принято называть ранним утром. Рассвет едва-едва забрезжил. И если б кто-то из местных жителей в это неурочное время 11 июня 1912 года вздумал бы прогуливаться в окрестностях села Малая Перещепина, что на Полтавщине, то он смог бы быть свидетелем одного очень необычного явления. Во влажном утреннем воздухе прямо над большим зеленым холмом, что в версте южнее села, вдруг вспыхнула яркая, подобная Солнцу, вспышка. А когда необычный яркий свет постепенно, словно туман, рассеялся, на земле остались лежать два мальчика в необычной для тех краев одежде.
А чуть раньше в одной из свежевыбеленных мазанок этого небольшого по нынешнем меркам села гарная молодица пыталась добудиться до своего крепко спавшего на печи хлопчика.
- Вставай, Грицько, вставай! - говорила она тихим, но настойчивым шепотом, - Царствие небесное проспишь!
- Встаю, мамо, встаю, - в тон ей вторил пострел, продолжая досматривать сладкий сон.
- Грицько-о, - уже более высоким тоном сказала мать и ладонью резко, но ласково шлепнула своего первенца.
Грицко, так и недосмотревший сон, с закрытыми глазами привычно спрыгнул с печи и побежал на двор. Сбегав туда, а затем умывшись, он, вытирая руки ярко вышитым рушником, вошел в хату. Мать, протягивая ему узелок с куском вчерашнего пирога, парой горячих еще коржей и бутылью парного молока, сказала: "Иди уже, вон и соседи буренку свою выгнали".
В другой свежевыбеленной мазанке картина была примерно такой же, только мальчика звали Левко, а будила и спроваживала его на работу добрая бабушка Василина.
Работа у мальчишек была нехитрая, но жителям села без их каждодневного труда обойтись было трудно. А должны они были ранним утром вывести местных коров на выпас, присматривать зорко за своенравной скотиной, а уж ближе к вечеру собрать всех своих подопечных в одно стадо и привести на околицу села. А там уж хозяева должны были позаботиться о своих буренках. Впрочем, многие коровы знали свои дома и бежали к ним без понуканий, дабы добрые хозяюшки избавили их вымя от бремени молока.
Как и вчера, и позавчера, и неделю назад, мальчишки встретились на сельской околице. Немного подумав, они решили гнать стадо на прежний выпас. Там, в версте южнее села, на взгорках еще осталось много сочной зеленой травы.
- А, что, Левко, гарная дивчина вчера из Полтавы к Кособуцким погостить приехала? - Начал разговор Грицько, звонко щелкнув тройчаткой*.
- Та, я и не шибко таращился, - ответил Левко, который был на два года младше своего приятеля и еще совсем не интересовался ни сельскими, ни приезжими дивчинами. - Я вот вчера крынку с молоком разбил, так бабка Василина за мной весь вечер с хворостиной по огороду бегала.
- Ее, кажись, Еленой кличут, - продолжал о своем белобрысый хлопец, - она вчера возле хаты подсолнечник лущила. Брови черные, косы длинные. Не видал?
Так не спеша, время от времени покрикивая на нерадивых коров и щелкая тройчатками, двигались они к месту выпаса. Чтобы там, удобно расположившись на одном из песчаных холмиков, отведать материнской стряпни, а потом сладко развалиться, одним глазком, тем не менее, поглядывая на разбредшееся по низине стадо. Ребята любили эти места. Отсюда с пригорка как на ладони была видна низина, по которой несла свои быстрые воды речушка Тагамлик, чтобы наполнить ими более полноводную и неспешную Ворсклу.
Примерно в это же самое время со стороны села Кобеляки, что, кстати сказать, на той самой Ворскле и стоит, в бричке, неспешно погоняя свою кобылу, ехал сельский дьяк Никифор Васильевич. В Кобеляках, где он был по приглашению своего кума Кузьмы Горелого, вместе с отцом Никодимом они крестили новорожденного. Ну, и, как принято на Полтавщине, дело это не ограничилось одним днем. Горилки было выпито не мало, а посему Никифор Васильевич в то раннее утро чувствовал себя неважно. Понуро опустив голову на грудь, он изредка понукал старую клячу: "Ну, не спи, каурая, черт тебя подери! Прости, Господи", - и тут же крестился, испугавшись собственной брани.
То, что увидел дьяк в то прозрачное светлое летнее утро, он поначалу обозначил как плод своего не совсем трезвого воображения. Ибо хлопчики, которые двигались вдоль дороги в сторону его родного села, на первый взгляд, действительно были обыкновенными хлопчиками. Но это только на первый взгляд. Приглядевшись повнимательнее, он с удивлением обнаружил, что мальцы эти были разнаряжены ну совсем не по-людски.
В это теплое время года все хлопцы их возраста шляются босиком, приберегая обувь для поездок в Полтаву или в Сорочинск на ярмарку. Эти же шли в невиданного кроя бело-красно-синих черевиках. А вместо холщовых серых портов и такой же рубахи на них были надеты какие-то узкие штаны темного плотного сукна и ситцевые цветные распашонки с короткими рукавами.
Удивление дьяка понять и объяснить нам довольно просто, ибо ничего не ведал удивленный и напуганный Никифор Васильевич ни об удобной спортивной обуви типа кроссовок, ни о джинсах с превеликим множеством карманов, ни о майках-футболках. Ибо появится все это на Полтавщине почти век спустя.
И дьякова бричка, и эти два мальца двигались в одном направлении. И по мере сближения его повозки с ребятишками трезвеющий на глазах Никифор Васильевич не переставал тереть глаза, искренне надеясь на то, что еще немного, и этот его бред улетучится словно мираж.
Когда же до миража оставались считанные шаги, дьяк сумел различить на рубахах пацанов какие-то буквы, выведенные латинским письмом. От этой неожиданности он в страхе перекрестился и хотел было хлестнуть лошадь плетью, чтобы понесла она его сколь есть мочи. Однако его природное любопытство пересилило страх, и он таки захотел увидеть лица этих "чертенят", посмотреть, а есть ли вообще у этой "нечистой силы" лицо. Но то, что произошло дальше, не мог предвидеть даже опытный и видавший виды Никифор Васильевич.
Но прежде, чтоб не разорвать тонкую нить повествования, нам следует вернуться несколько ранее, к внезапно, словно из света, появившимся на холме паренькам. Как вы наверняка уже догадались, ими были Саша Барков и Василий Чижевский, которые, благополучно преодолев время и пространство, оказались в намеченной ими точке.
Первое, что почувствовал Саша, еще не открыв глаза, был незнакомый ему ранее аромат степного разнотравья, перемешанный с прохладой утреннего тумана, запахами не очень далекого дыма и коровьего навоза. "Какой интересный сон, - пронеслось у него в голове. - Сон с запахами! Такого у меня раньше, кажется, не было".
- Ну, вставай-вставай, хватит разлеживаться, - услышал он знакомый голос, - не для того мы на девяносто лет назад скакнули, чтобы отдыхать на травке.
Вот тут-то до Баркова, наконец, и дошло, что никакой это не сон, а самая, что ни на есть явь, которую нужно не только обонять, но и разглядывать широко открытыми глазами.
- Ну и как ты? - спросил Чиж, когда Саша, превозмогая сомнения, все-таки открыл глаза.
- Да вроде ничего, - ответил он, присев, и резко, словно умываясь, потер лицо руками. - А ты?
- Нормалек! - отозвался Чиж откуда-то из-за спины. - Вот только кушать хочется, как будто сто лет ни ел.
- И я есть хочу. - Саша действительно ощущал сильный голод. - Да-а, я только теперь понял, почему Тихон после всех этих экспериментов дома на еду набрасывался. Нужно потом рассказать дяде Леше об этом побочном эффекте.
- Расскажем, если назад вернемся, - иронично хмыкнул Чижевский.
И оба они на какое-то время замолчали. Саша огляделся и его взору предстал замечательный пейзаж, в котором очень мягко переплелись раздольная светло-зеленая степь, темнеющий на горизонте лесок, белеющие на лазоревом небе прозрачные облачка. Все это каким-то загадочным образом было перевязано тонкой вьющейся темно-синей лентой речушки. И вдруг, буквально на глазах, первые лучи восходящего солнца осветили этот словно спящий пастельный эскиз, в мгновенье ока придав ему вид законченного фундаментального полотна.
- Как ты думаешь, - прервал молчанье Чиж, - чего в этом пейзаже не хватает?
- Да, вроде бы всего хватает, - чуть подумав, ответил Сашка. - Чего природе может не хватать?
- Эх, ты, - назидательно похлопал его по плечу Чиж, - линий электропередач не хватает! Столбов не хватает, проводов не хватает, гигантских металлических опор не хватает. Сообразил?
- А, ведь точно, - медленно выдохнул Сашка. - А я думаю, все вроде бы так, да не так. А ты подметил. Молодец!
- Молодец-то я, конечно, может, и молодец. Но сдается мне, что из нашего электрического времени мы действительно улетели. И теперь вся надежда только на нашего Березкина.
Над холмом опять повисла тишина. Но тишина эта была весьма относительной. Не нужно было обладать очень хорошим слухом, чтобы услышать как волна прохладного утреннего ветерка вдруг колыхнула ковыль на соседнем взгорке, как где-то под ногами быстро переставляя лапки по сухой прошлогодней траве, прошуршала ящерка, как прямо над головами, словно приветствуя восходящее солнце, вдруг затянул свою песню жаворонок.
- Что делать-то будем? - прервал молчание Чиж.
- Делать? - встрепенулся Сашка от вопроса, который какое-то время уже обдумывал он сам. - Я полагаю, что прежде всего нужно выяснить, в том ли месте мы оказались, и в нужное ли время мы попали.
- И как мы это сделаем?
- Очень просто. Во-он там видишь за леском дым еле заметен?
- Ну, вижу.
- Это наверняка какая-то деревня, - продолжил Саша бодро, поскольку сам уже уверовал в правильность собственного плана. - Мы пойдем туда, и если это действительно Малая Перещепина и если сегодня действительно 11 июля 1912 года, то мы на правильном пути.
- А потом, наверное, нужно узнать, куда сегодня пастухи выгнали стадо, - подхватил Сашкины слова Чиж, - и бежать туда. - И, помолчав немного, добавил. - Только вот кушать очень хочется.
- Вот в селе мы эту нашу проблему и решим.
Все это мальчишки обсуждали уже на ходу. Еще стоя на холме они заприметили проселочную дорогу, которая, как раз вела в сторону леска и деревни. Вступив на пыльный серый, утоптанный ногами и наезженный телегами тракт, каждый из них почувствовал прилив силы и уверенности. Наверное, именно дорога оказывает на человека такое ободряющее магическое воздействие. Не волчья тропа, не грамотно составленная карта и даже не указатель направления на столбе, а именно узкая колея дороги, утоптанной тысячами ног и раздолбанной тысячами колес, дает человеку надежду на то, что рано или поздно, но он обязательно придет к людям.
Собственно, именно таковой, в рытвинах и колдобинах, была дорога из Кобеляк в Малую Перещепину, на которой наши герои нежданно-негаданно столкнулись с бричкой дьяка Никифора Васильевича. Ребята заприметили ее еще метров за сто и замедлили ход, решив осведомиться у возницы, в том ли направлении они идут.
В свою очередь, сам дьяк, пытаясь разглядеть латинские буквы на майках ребят, тоже непроизвольно начал придерживать свою кобылу. В конце концов и он и они остановились, с искренним удивлением разглядывая друг друга. Так продолжалось несколько мгновений, пока Сашка громко, но вежливо начал задавать свой заранее подготовленный вопрос: "Будьте любезны, подскажите нам, пожалуйста, село Малая Перещепина в той стороне? Мы идем в правильном направлении?"
И без того круглые глаза дьяка округлились еще больше. И без того приоткрытый рот его открылся еще больше. Он молчал. Пауза начала затягиваться. Ребятам стало как-то неловко.
- Слушай, а может он русского языка не знает, - обратившись к другу, нарушил невольное молчание Чиж. - Может он не русский поп, а какой-нибудь польский или румынский. - Ду ю спик инглиш, падре? - Вдруг неожиданно для себя и почему-то по-английски спросил Чиж дьяка.
То, что произошло потом, ребята, прямо скажем, не планировали. Дьяк с каменным лицом, помолчав еще секунду-другую, вдруг вскинул руки к небу, хлестнул кнутом кобылу и с истошным воплем "Нечистыя! Нечистыя!", помчался в сторону села.
- Русский, - резюмировал Сашка догадки Чижа. - Или украинец, - добавил он, немного подумав.
- Слушай, - словно о чем-то вдруг вспомнил Чиж, - а, с одеждой-то мы с тобой, должно быть, круто прокололись.
Сашка критическим взглядом окинул обувь, штаны, майки. Затем, едва шевеля губами, прочел вышивку на футболке Чижа - "adidas", громко вздохнул и грустно заметил: "Да, уж. Теперь, главное, чтобы нас за американских шпионов не приняли".
Тем временем, едва не загнав свою старую клячу, дьяк за считанные минуты домчался до села. "Нечистыя! Нечистыя!" - не переставал орать он. В Малой Перещепине начался переполох.
Когда мальчишки, наконец, добрались до околицы села, то с удивлением отметили какую-то его необычность. Нет, за плетеными заборами, конечно, кудахтали куры и шипели гуси. В одной большой луже дремала превеликих размеров свинья. Где-то на заднем дворе заржал жеребенок. Все было, вроде бы, нормально. Кроме одного: в деревне не было ни одной живой души. Словно бы население ее вымерло от никому не ведомой напасти.
Впрочем, нет. Из-за одной калитки на улицу вышел бесштанный карапуз в серой холщовой рубахе до колен и принялся ясными широко открытыми глазами рассматривать непрошеных гостей. И едва Чиж двинулся в его сторону, чтобы хоть о чем-то расспросить мальца, как из-за того же плетня вдруг выскочила сурового вида молодица, и быстро, словно мама-кошка, подхватив своё дитя за шиворот, утащила его в дом.
- Поп все село перепугал, - резонно и серьезно констатировал Барков.
На базарной площади, до которой неспешно добрели ребята, тоже никого не было. Но они явно ощущали, что из-за каждого плетня, из всех дверей и окон за ними наблюдают десятки пар глаз.
- Эй, люди добрые, кто есть жив человек?! - не выдержав напряжения вдруг возопил Чиж. - Мы свои, русские.
- А пачпорта у вас имеются? - раздался за их спинами чей-то казенный голос.
Ребята как по команде развернулись, и перед их глазами предстал немолодой высокий худой человек в до блеска начищенных сапогах, косоворотке, подпоясанной кожаным ремнем с блестящей на солнце пряжкой, и картузе, отдаленно напоминающем милицейскую фуражку.
- Урядник Панас Синица, - не по возрасту молодцевато представился он и неожиданно козырнул. - А вы, хлопчики, чьи будете?
Этот простой, на первый взгляд, вопрос застал врасплох и Сашку, и Чижа. "Вот уж, действительно, - думал про себя Сашка, ощущая, что краснеет прямо на глазах, - готовились-готовились, и на тебе, прокол за проколом. И одежка не та, и на элементарные вопросы ответить не можем. Ну, и что теперь говорить? Что мы ученики школы № 25 и прилетели к вам из далекого будущего?" Но тут его размышления прервал голос его товарища.
- Мы, господин урядник, того... - Бодро, но с заминками начал Чиж. - Мы гимназисты из Москвы. Ехали мы в Полтаву, чтобы навестить нашего сродственника, моего дядю пана Чижевского. Он часовщик. Его в Полтаве все знают.
- Ну, то, что вы москали, это и дураку ясно. А вот Чижевский? - Закрутил ус урядник. - Это тот, что в Соборном переулке живет?
- В Соборном, пан урядник, Скржинский живет, - раздался тонкий голосок справа, - а Чижевский свою мастерскую на Вознесенской открыл.
И только тут ребята заметили, что большая, но какая-то очень тихая и робкая людская толпа незаметно обступила их со всех сторон. Здесь были все - от мала до велика. Несмотря на утренний час, на майдан пришли старики и старухи, мужики и молодицы, парубки и дивчата, ну и, конечно, вездесущие дети. Даже одноногий Кондрат Гулыга, по кличке Костыль, и тот приковылял, поднятый с печи невероятными слухами. И вся эта человеческая масса молчала, напряженно всматриваясь в двух, невесть откуда взявшихся, пришельцев. Где-то в задних рядах заплакал ребенок. Но испугавшаяся больше всех молодая мамаша так цыкнула на него, что ничего не понимающий малыш, словно почувствовав ее истовость, замолк.
- А пусть они черевики сымут, - неожиданно для всех предложил стоявший впереди Яшка-писарь.
Вся толпа вдруг одобрительно загудела. А урядник, чем-то смутившись, вдруг начал переминаться с ноги на ногу и закашлял в кулак.
- Вот тут люди сумлеваются, - начал он и снова закашлял. - Я, конечно, как лицо официальное, во все эти бредни не верю. Но народ гутарит, будто б вы ни много ни мало сатанинское отродье, прости Господи. А раз так, то у чертеняк вместо ног должны быть копыта. Я, повторяю, как человек на службе, в эти дела не верю, но народ...
По мере того, как урядник пытался как-то грамотно, по государственному, что ли, закончить свою речь, людские голоса опять смолкли. Напряжение нарастало. Все опять смотрели только на ребят, скорее, даже, на их ноги.
- Я что-то не понял, - полупрошептал Сашка, - чего им надо то.
- Кроссовки снимай, - ответил Чиж, который каким-то образом уже приспособился к ситуации. - Они думают, что мы черти.
Сашка, который никак не ожидал такого поворота событий, даже присвистнул, но вслед за Чижом принялся развязывать шнурки. После того, как и обувь, а для верности, и носки были сняты, по толпе пронесся одобрительный выдох. Но неугомонный Яшка-писарь продолжал.
- И спины пусть покажут! - продолжал он настаивать на своем.
- Ну, а рубахи-то зачем задирать? - уже более уверенно обратился к уряднику Чиж.
- Дык, у чертеняк вместо спины - корыто, - разведя руками, ответил тот.
Паренькам пришлось снять и футболки. И остались они стоять в одних штанах посреди настороженного людского кольца. Вдруг над толпой прозвенел чей-то звонкий смешливый голосок.
- Да, и какие ж они чертеняки! Хлопчики, как хлопчики! Заблудились. Всю ночь плутали. Вечно наш дьяк напьется до чертей, а потом они ему всюду и мерещатся! - Голос этот принадлежал молодице Одарке, которая тараторила все это скороговоркой, продираясь сквозь людской частокол. - Голодные, поди, усталые? - Последние свои слова, обращенные непосредственно к ребятам, она говорила уже потрепывая их по головам. - Ну, кушать будете?
- Да, не отказались бы, - ответил Чиж, окончательно пришедший в себя и даже внутренне, поймавший от всего происходящего какой-то кураж.
После этих слов Одарки, все как-то сразу оттаяли. Кто-то смеялся по поводу очередного запоя дьяка. Кто-то, соглашаясь с Одаркой, повторял: "Действительно, мальцы как мальцы". Кто-то покачивал головой: "Вечно у этих москалей все не по-людски". А кто-то молча плюнул, что, дескать, напрасно его оторвали от работы, и пошел восвояси. И лишь Яшка-писарь не унимался - откуда у них такие чоботы, такие рубахи... Но более его никто уже не слушал. Попытались найти дьяка Никифора Васильевича, но того уж и след простыл.
Одарка уже было собралась вести ребят в свою хату, но урядник остановил ее.
- Ты, Одарка, хлопцев, конечно, накорми, - медленно с расстановкой, словно обдумывая что-то, проговорил он. - Но имей в виду, что я к тебе сегодня зайду. Погутарить с хлопцами еще надобно... Так сказать, для полного порядку. А то, говорят, под Машивкой цыган видели, а они ведь не только конокрады.
