Захар бережно взял кроху на руки.
Затаил дыхание: расслышал, как бьётся дочушкино сердце…
А у самого – сквозь ещё непривычное, но такое желанное счастье – вдруг похолодело в груди.
Всколыхнулись воспоминанием жёсткие и… одновременно горестные Глафирины слова:
-Не твой. Твоего тебе жена родит… а не вдова чужая. Показалось тебе, Захар. И сердце твоё ошиблось…
А во сне мальчишечка в белой рубашонке бежал навстречу Захару – таким же желанным счастьем, каким был сейчас стук крошечного сердечка…
Только ли во сне?..
Тонули Глашины слова в сбивчивом и жарком Дарьюшкином голосе:
-На крылечке корзину оставила… В корзине – малютка… сын твой… Ещё не светало, – лишь чуть засинело над степью… Оставила… и тут же вернулась, забрала… корзинку.
А Глафира, казалось, насмешливо и горько перебила Захаровы воспоминания:
- Привиделось твоей Дарье. Поди, скучала-то ночушкою, – без шахтёра своего… Не спалось ей. Вот и привиделось…
Поутру отправился Захар в Белоглинку, к Серафиме Егоровне, – чтоб, как положено, отблагодарить повитуху за помощь Дашутке и дочушке. Серафима покачала головою:
- Не меня, Захар Иванович, благодарить бы тебе.
- Кого ж?.. – удивился Захар.
- А помогла твоей Дарье молодуха… – не здешняя, не парамоновская. Прибежала ко мне, запыхалась: так, мол, и так… роды случились, и надобно тебе, Серафима Егоровна, осмотреть родильницу и дитё новорождённое. – Повитуха сокрушённо развела руками: – В суматохе-то я и не догадалась имя её спросить. Баба собою ладная да пригожая… Глазами приметная: ровно незабудковая синь в них – чистая и светлая. Спрашиваю: ты-то что ж, – знахарка либо повитуха? Отмахнулась она: так вышло, что мимо шла… увидела, что схватки начались. Ну, порасспросила я её, – что и как делала-то: выходит, действовала баба правильно… Усмехнулась, объяснила мне: мол, летом сама рожала, ещё не забыла, как это…
Будто жаром плеснуло в Захара: Глафира?..
Потому и Дарьюшка ничего не сказала…
Не стал тревожить её расспросами.
А Дарье хотелось рассказать Захару про то, как помогла им с дочушкой Глафира…
Да помнила Глафирин горестный совет: не вспоминай… сердце не рви – ни себе, ни Захару…
Крестили дочушку Ариной.
В Вознесенке довелось побывать Захару уже в конце весны.
Петро Михайлович, управляющий Парамоновскими копями, отправил его на строительство новой шахты:
- Там уже крепильщики работают. Ты, Захар Иванович, спустись в шахту – посмотри, как идут крепёжные работы. Проверь: достаточно ли крепки дубовые брёвна, которыми шахтную кровлю крепят, – чтоб не случилось обвала, когда начнём уголь рубить. Ещё запасные выходы осмотри.
(Крепильщик – горнорабочий, который выполняет установку крепёжных конструкций в шахтах. Такие конструкции препятствуют обрушениям и обеспечивают безопасность шахтёров. Шахтная кровля – это горные породы, расположенные над пластом угля).
Над склонами Вознесенской балки розоватыми облаками колыхался цвет шиповника. В каком-то волнении Захар нашёл глазами знакомую хату…
Над незабудковою синью в Глафириных глазах смелыми стрелочками слетелись брови:
- Ни к чему тебе на дитё чужое смотреть. Ступай прочь, Захар. И тропинку к хате моей забудь.
А Дарьюшкины губы полыхали жаром:
- Сын у тебя… родился.
Захар ломал в пальцах сухой стебель прошлогоднего донника.
Вечером спустился в посёлок.
В Глафириной хате Антип деловито помешивал кулеш, что кипел над красным жаром горюч-камня. Рудознатцы в ожидании ужина вели разговоры про новые залежи угля – дальше, по притокам Северского Донца… Захара встретили приветливо:
- Проходи, Захар Иванович, к столу садись: нынче Антип знатный кулеш обещал. Уверяет, что такого ещё не пробовали.
Захар снял шапку:
- Спаси Христос, мужики. Хозяйка-то… где?
Антип нахмурился:
- Тебе зачем?
- Надобно… повидаться.
Антип прикрыл чугунок крышкою, отодвинул его на край плиты. Кивнул Захару на дверь.
Во дворе укоризненно покачал головою:
- Говоришь, – повидаться надобно… А перед Дарьею, женою твоею, и дитём малым – не совестно за нужду твою? Постыдился бы, Захар Иванович. От тебя такого точно не ждал.
Захар тоже нахмурил брови:
- Ежели бы мне, Антип Кузьмич, не надо было видеть Глафиру Степановну, я бы не пришёл в её хату. Про остальное… про стыд мой, про Дарью с дочкою – не твоя забота. И знать тебе про это не надобно.
Что-то безысходно горькое слышалось в Захаровых словах…
Не похоже, чтоб искал он утехи у вдовы.
-Уехала Глафира. Братья рОдные крепко обидели её, – от них и уехала подальше. В Заярском нынче живёт, – немногословно объяснил Антип.
В Заярском встретились Захару две смешливые молодухи. На его вопрос кивнули на маленькую хату за цветущими вишнями. С любопытством оглянулись на него, о чём-то зашептались…
А в Глафирином дворе какой-то рослый светловолосый парень поправлял деревянную ступеньку низкого крылечка. Отложил молоток и дубовую доску, присел на корточки, раскинул руки: от скамейки под вишнями к нему серьёзно и старательно топал мальчишка… в беленькой рубашонке.
Захар на секунду прикрыл глаза: будто голова закружилась…
Парень подхватил мальчишечку на руки, бережно прижал к груди.
Из хаты выглянула Глафира:
-Обедать пора, Иван. Борщ у меня готов.
Иван закружил мальчишку, рассмеялся:
- Коли готов, – нам с Данилушкою миску побольше! И хлебушка горбушку сольцою посыпать!
А заходил в дом – поцеловал Глафирины волосы: беленькая косынка её сбилась на затылок.
Глафира на мгновенье прижалась к его плечу…
Захар посмотрел им вслед, перевёл дыхание: хорошо, что не подъехал к самой калитке… хорошо, что не замеченным остался.
Понял, что не нашёл бы слов, – таких, что надо было бы сказать Глафире…
Спешился лишь в степи, за курганом, поросшим молодою зелёно-сизою полынью…
Сел на землю, прикусил горьковатый стебелёк.
Виновато сжал ладонью лоб: вдруг показался себе неразумным мальчишкою, что собрался было разрушить аистиное гнездо…
…После обеда Глафира мыла миски с ложками. Прятала усмешку: Иван укладывал Данилушку в колыбельку, вполголоса напевал ему:
-Баю-баю-баюшки –
Прискакали заюшки…
Люли-люли-люлюшки –
Прилетели гулюшки.
Стали гули гулевать
И Данилушку качать…
А сквозь усмешку вдруг повлажнели ресницы.
Глафира незаметно смахнула слезинки.
Иван обнял её за плечи, улыбнулся:
- Спит малый.
Глафира отвела его руки:
- И тебе, Иван, идти надо. Что крыльцо поправил, – Спаси Христос.
- Глаша!.. Свет не мил без тебя…
-Это лишь так кажется, Иван. Присмотрись к девкам: вон сколько красавиц вокруг! Найди невесту по сердцу… А осенью – и свадьбу: тебе уж жениться пора.
-Пора. А по сердцу мне лишь ты одна.
Глафира покачала головою:
- То-то мать и отец твои обрадуются.
Иван упрямо свёл тёмные брови:
- Что ж… – коли не обрадуются, без их радости обвенчаемся с тобою. Я не маленький. В шахте работаю, – проживём.
- Не годится это, Иван. Не ходи ты к нам. Данилушка уж привык к тебе…
-И я к нему привык. Роднее родного он мне.
- Кажется тебе, Иван. Женишься, – свои дети родятся.
- Женюсь. И дети родятся, Глаша. Будут у Данилушки братья и сёстры.
- Не невеста я тебе.
-Мне не нужна другая.
Раннею весною Глафира пошла на берег – уж расцвела мать-и мачеха, и надо было набрать цвету: ежели простуда случится, то сухой цвет мать-и-мачехи хорошо запаривать от кашля.
Собирала ясные жёлтые цветки, а Данилушку усадила у старой коряги, на свой полушубок: день выдался совсем тёплым…
За спиною раздалась отчаянная брань. Глафира в удивлении оглянулась: промокший до нитки парень прижимал к груди Данилушку.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15
Навигация по каналу «Полевые цветы»