Тёмно-русые Дашкины волосы горьковато пахнут речной мятой.
Поросший клевером берег вдруг всколыхнулся под ногами.
Захар нашёл Дашкины губы.
Прикрыл глаза… Но поцелуя не случилось: Дарья уперлась ладонями в его грудь.
Захар перевёл дыхание, удивлённо присвистнул. Усмехнулся:
- Скаажи… Цвет лазоревый… на хрупком стебельке, а – сильна… Не вдруг и сорвёшь. Испугалась-то чего, Дашка?
Дарья перебросила за спину чуть растрепавшуюся косу:
- Не испугалась… Нельзя это.
Карие Захаровы глаза искрились насмешкой:
- Что – нельзя, Дашка?
-Целоваться нельзя.
Захар прикусил стебелёк дикого колоска, сощурился:
- Это тебе маманюшка сказала?.. Про то, что целоваться нельзя?
-Сама знаю… что стыдно.
-Глупая ты, Дашка… Не стыдно это… а – сладко. Ты просто не знаешь ещё… как это сладко. Вот…как вишня спелая… Хочешь… попробовать?
Дарья подняла с клевера деревянный жбан:
-Батянечка со Степаном и Матвеем воду криничную ждут… Жарко нынче.
-Дашка!.. Батя мой с Тимофеем Пахомовичем сговорились… Сватов к тебе буду засылать. А в Покров, должно быть, свадьба.
-Знаю.
-Знаешь?.. А чего ж тогда… трепыхаешься пойманной птицей?
Дарья не поднимала глаз…
-Ясно, – вздохнул Захар. – Выходит, – не люб я тебе, Дарья Тимофеевна… Не пойдёшь, значит, за меня?
-Пойду… коли батянечка скажет.
- Так вот и пойдёшь – без любви?.. Как же… моей женою будешь, – если я не люб тебе?
Захар любовался Дарьей…
Смуглое лицо её вспыхнуло зорюшкою:
- Я… Захар, мне идти надо… воды набрать надо.
Захар удержал её за руку:
-Скажи лишь: люб ли я тебе?
А Дашка – даром, что стебелёк цветка лазоревого… – сильная. Освободила руку:
- Люди вон…
-Не скажешь?..
- Обвенчаемся… – потом и скажу.
-Ох, Дашка!.. Где ж тот Покров, когда обвенчаемся мы с тобою!.. Целовать не даёшь… Про любовь говорить не хочешь… Вечером за дорогу выйдешь?
-Не выйду.
- А за огороды?.. Я ждать буду, – как стемнеет.
-Захар!.. Идти мне надо.
- Ох, Дашка, Дашка… Вот так… посадил бы тебя перед собою… и смотрел. Губы твои… целовал бы…
Тёмные Дарьины брови встрепенулись ласточкиными крылышками… А щёки полыхали:
- Пропусти… к кринице-то.
Захар смотрел Дарье вслед.
Неспелая вишня…
А потянуло к Дашке – поболе, чем к Глафире, ранней вдове из Вознесенки…
Утром маманя больно ткнула в лоб согнутым пальцем:
-Снова явился – когда уж синело над степью! Ни себе покоя, ни коню…Отец с вечера что говорил?
- Да помню я, мамань, – Захар виновато уклонился от материной руки. – Косить сегодня выходим.
- И какой с тебя косарь, – ежели до света глаз не сомкнул?
Иван Парамонович вышел во двор. Кивнул Захару:
-Косы посмотри. Сказано было: держак шатается… - поменяй.
-Так поменял, бать.
-Ну, ну… – Иван Парамонович взглянул на жену: – Собери, Пелагеюшка, душа моя, чего там… – пополудновать. Пора нам на делянку. До жары успеть – скосить до склона.
По дороге батя сдержанно поинтересовался:
-Ты, Захар Иванович… слышно, в примаки засобирался?
-Откуда слышно, бать? В какие примаки?
- А какие примаки бывают… Глаза-то чего отводишь?
Захар в досаде чувствовал, что краснеет…
- Бать!.. Брешут бабы. Их дело такое. Их, баб, переслухаешь разве.
- Брешут, говоришь… А ночевал ноне где?
Захар сделал вид, что не расслышал батиных слов… Молча поторопил коня, – хотя Огонёк и так бежал резво да скоро…
Иван Парамонович нахмурился:
-Перед Успеньем сватов засылать будем.
-К кому, бать?
-Не в Вознесенку. И дорогу забудь туда.
- Бать!..
- С Тимофеем Пахомовичем сговорились.
Захар озадаченно взъерошил густые волосы:
- Это… к Дашке?
-У Тимофея Пахомовича и Анисии Карповны одна девка.
-Бать!.. Так она ж годами не вышла ещё – в жёны-то. Ей с подружками где-нибудь под сараем в куклы играть.
-Умный больно. Сказано: про Вознесенку чтоб и мыслей не было. А Дарье с Троицы семнадцатый год пошёл. Самое время.
- Далась тебе Вознесенка, бать.
- Далась, значит. Глашка с Гордеем и году не прожила… А отчего, думаешь, подался Гордей на заработки – на тот берег?.. Там и сгинул – в каменоломне. Будто нашёл… что искал. А потому так вышло… потому и искал, что Глашка его не сильно и скрывалась: что ни сумерки, – к Кузьме, сыну мельника Дорофея, бегала. А для Гордея придумывала: то ей к сестре понадобилось… то к крёстной – срочно. Ещё и насмехалась, змеюка, когда он не верил. Сказывали, по-всякому уговаривал её Гордей: дескать, – венчаны мы, Глафира… С Глашки – как с гуся вода… А Гордей стыдился за неё. Так и ушёл: какое ж сердце выдержит. Слово моё слышал, Захар?.. Тебе там делать нечего. Хоть об том подумай, что не один ты… у Глафиры ночуешь. Ещё в ту осень приезжали в Лисью Балку рудознатцы… Искали по склонам, где залегает горючий жар-камень. У Глафиры и останавливались. И тебя туда понесло.
-Говорю ж, бать… Брешут бабы.
-Окончен разговор.
Делянка Дарьиного бати – рядом.
Захар проводил Дашку беззастенчивым взглядом.
Сердце отчего-то забилось.
Солнце уже поднялось над Лисьей Балкой, когда заметил: Дарья взяла жбан, по неприметной тропинке спустилась на берег: там, за дубами, криница…
Вечером – впервые за много дней – не в Вознесенку поехал, а прилёг под вишнями в конце огорода.
От Донца тянуло мятной прохладой. Вспоминался запах Дашкиных волос, что так взволновал на берегу…
Дарья не вышла.
Особо и ждать было нечего. Анисия Карповна строга: не на всякую гулянку отпускает дочку – разве по праздникам… Да и то: братья, Степан и Матвей, не отходят от Дарьи – коршунами смотрят…
Увидел Дарью лишь через несколько дней.
После вечерней бабы с девками вышли из церкви. Дарья оглянулась. Показалось Захару, – чуть замедлила шаги…
Захар скрыл улыбку: умница какая…
И тут ему на плечо легла чья-то лёгкая ладонь. И такое же лёгкое дыханье коснулось шеи.
В Глафирином голосе – улыбка:
- Не туда смотришь, Захарушка… Я так думаю, – меня ищешь? Может, проводишь, – хоть до дороги?.. А то – стемнеет скоро. Я страх какая пужливая в темноте, Захарушка. Да и прохладно – к ночи. Вдвоём-то теплее будет. А я нынче пироги пекла – с вишнями. Сладкие-сладкие. Проводишь, Захар Иванович? И наливочка терновая осталась – та, что нравится тебе.
-Батя сказал: завтра до света на мельницу поедем.
- На меельницу… – в насмешливой догадке протянула Глафира. – Сдаётся мне, Захарушка, – не в мельнице печаль. Не видела, думаешь?.. Не видела, как переглядывался ты с девчонкой этой… – в юбке и в рубахе с рукавами в мережках. На службе впереди меня стояла… Коса у неё, конечно, знатная…Только… Ты, Захар Иванович, и впрямь думаешь, что я отдам тебя ей?..
Лазоревым цветом на Северском Донце называют степные тюльпаны.
Рудознатцами в старину называли геологов.
Продолжение следует…
Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Навигация по каналу «Полевые цветы»
