Возможно, для кого-то окажется откровением тот факт, что «Король Кетчупа» Генри Хайнц на самом деле не был его изобретателем. Авторские права на название соуса вполне можно было оставить за китайцами, приготовившими первый koechiap еще за пару веков до рождения американского томатного магната. Хотя сегодня назвать вкусным словом «кетчуп» смесь с отталкивающим запахом и своеобразным вкусом, которую завезли из Азии английские моряки, не смог бы самый большой поклонник экзотической кухни. Не говоря уже о европейских гурманах, поначалу пришедших в ужас от «коктейля» из анчоусов, грецких орехов, грибов и фасоли в моллюсковом рассоле.

Тем не менее нашлись любители, которые, постепенно меняя рецептуру koechiap (или kechap, как назывался малайский вариант упомянутого соуса), довели ее до приемлемой большинством европейцев комбинации из грибов и оливок, приправленных вином, чесноком и специями. Помидоры вошли в состав этой смеси гораздо позже — только в начале девятнадцатого столетия (в семнадцатом веке они еще считались ядовитыми). После этого упоминание рецептов томатного соуса стало встречаться в книгах по домоводству. Однако всенародно любимым он так и не стал. И не случись Хайнцу заняться домашними заготовками, канул бы кетчуп в глубокую Лету.

Как Джон Генри завел Генри Джона.

Однако не будем забегать вперед и ненадолго вернемся в те времена, когда Генри Хайнца еще не было на свете. История началась в далеком 1840 году: тогда потомственный виноградарь из германского Кальштадта Иоганн Генрих Хайнц неожиданно для родни и знакомых отправился по морю в Америку. На тот момент парень уже успел отслужить в армии и, по логике вещей, должен был вернуться на землю Рейнланд-Пфальц и наслаждаться деревенской жизнью, до конца своих дней подвязывая лозу — ведь именно так еще с семнадцатого века поступали всего его предки. Многочисленные кузины и кузены недоумевали: как можно отказаться от семейного надела и по собственной воле превратиться из состоятельного немца в нищего американца?! Соседи же поговаривали, что от тяжелой военной службы у мальчика повредился рассудок, иначе с чего бы ему куда-то ехать…

К чести Иоганна Генриха надо признать, что место высадки он выбрал осознанно, а не ткнув в карту с закрытыми глазами. К тому времени десятки семей из его родного Пфальца уже отправились искать счастья в США и успели обосноваться в Питтсбурге, сгруппировавшись по общинному принципу. По-другому и быть не могло: ведь они мало того что не понимали по-английски, так еще и с соотечественниками не могли толком объясниться из-за своего кальштадтского диалекта. По этой же причине свою вторую половину предпочитали также искать внутри общины.

Джону Генри (в которого, сойдя на американский берег, превратился Иоганн Генрих) несказанно повезло: он женился на работящей умнице-красавице Анне Маргаретте Шмидт из Гессена. Оба, как, впрочем, и все немецкие эмигранты, желавшие хоть как-то закрепиться в Америке, зарабатывали чем умели и трудились до седьмого пота. Заметив, что число прибывавших в Питтсбург эмигрантов множилось в геометрической прогрессии, дальновидный Джон решил занятья кирпичным бизнесом. Можно сказать, что он заработал первоначальный капитал на желании бывших соотечественников обосноваться под крылом у «дядюшки Сэма».

Деньги пришлись как нельзя кстати: 11 октября 1844 года Анна Маргаретта родила первенца, которого родители окрестили Генри Джоном.

Все гениальное просто.

Фабрика Heinz, 1900 год.

Сан священника, подмастерье в кирпичной мастерской или просто огородник — небывало широкий карьерный выбор для парнишки из немецкой общины. Но для начала Анна Маргаретта отдала Хайнца-младшего в соседнюю лютеранскую семинарию в надежде вырастить из сына пастора. Однако, несмотря на любовь и огромное уважение к матери, мальчишка выбрал другой путь. И пусть соседи подтрунивали над Генри, называя его «вундеркиндом с овощной грядки», а одноклассники потешались над нелепым, как им казалось, желанием 10-летки возиться в земле. Пройдет всего пара лет, и, когда у парня в кармане звякнут первые монеты, на смену иронии придет уважение. А пока Генри рос и набирался сил, за обе щеки уплетая мамину стряпню и раздумывая, на чем бы заработать.

Именно там, за кухонным столом, он составил свой первый бизнес-план. Все гениальное просто: никто в округе не умел готовить овощи так вкусно и закатывать их в банки так умело, как Анна Маргаретта Хайнц, и Генри предложил матери консервировать часть урожая на продажу. Он смастерил ручную тележку, вышел в центр Питтсбурга и начал громко рекламировать свой товар — тертый хрен. Банки с домашними заготовками расходились очень быстро, и счастливый паренек бежал домой, чтобы отдать родителям свой первый заработок.

Телеги подвозят помидоры на фабрику.

Отцовский бизнес также не стоял на месте, среди эмигрантов семья считалась состоятельной. Так почему бы не порадовать сына хорошим подарком, решили Хайнцы и на пятнадцатилетие вручили ему двенадцать тысяч квадратных метров земли!

Теперь после школы Генри можно было застать всего в двух местах — на собственном огороде, где отец-виноградарь передавал ему земледельческий опыт, или на материнской кухне, где мальчик постигал азы традиционного домашнего консервирования. От тяжелой работы у него распухли суставы рук, зато и доходы с грядок были немаленькими: к семнадцати годам юноша зарабатывал уже порядка двух с половиной тысяч долларов в год — такой прибылью мог похвастаться не каждый взрослый.

Кирпичи с хреном.

Он прилично закончил школу и, имея на руках достаточную сумму, самостоятельно оплатил образование в лучшем по тем временам учебном заведении Питтсбурга — Duff’s Business College. Полученных там знаний хватило в том числе и на то, чтобы понять: его отец Джон Генри Хайнц — отличный ремесленник, но совершенно бездарный менеджер: бухгалтерия на кирпичном производстве оказалась запущенной, товар часто отпускался в рассрочку, а деньги за него не возвращали месяцами.

Получив разрешение родителей, Хайнц-младший берется за дело и в первую очередь педантично решает вопрос с кредиторами. Живой ум в сочетании с приобретенными знаниями в области химии и математики помог Генри Джону не только наладить работу на вялотекущем производстве, но и усовершенствовать сам процесс изготовления кирпича. Неудивительно, что в 1864 году отец со спокойной душой и явным облегчением передал 20-летнему сыну управление предприятием. А сам наконец-то вернулся в Германию.

Самые ранние образцы упаковки кетчупа Heinz.

Эта поездка имела для Иоганна Генриха очень большое значение. Она служила доказательством того, что немецкий фермер не ошибся, рискнув бросить насиженное место и отправиться в Америку. Уже одна только цена билета на пароход подтверждала его состоятельность — такое роскошное путешествие могли себе позволить единицы из четырех миллионов наводнивших Питтсбург германских эмигрантов.

Тем временем оставшийся в США Генри Джон откровенно заскучал. Как всякий умеющий считать деньги немец, он понимал, что строительный бизнес — весьма прибыльное занятие. На нем Хайнцы сумели неплохо заработать и даже отстроили себе просторный дом, гораздо более походящий для большой семьи: к тому времени Анна Маргаретта произвела на свет еще двух мальчиков и трех девочек, и всех им нужна была крыша над головой.

И все же Генри Джону хотелось нечто большего, чем просто штамповка кирпичей, — его, как и в детстве, тянуло к земле.

А вокруг дымил заводскими трубами Питтсбург, постепенно превращавшийся в сталелитейную столицу Америки. Здесь на многочисленных предприятиях трудились тысячи человек, оторванных от семейного очага и… домашней кухни. Внутреннее чутье подсказывало Генри — всех этих людей можно и нужно выгодно накормить, а для этого необходимо наладить производство продуктов питания.

Обсудив эту идею со своим приятелем Кларенсом Нобелем, Хайнц становится совладельцем компании со скромным названием Heinz & Noble, где в 1869 году начинается выпуск солений по традиционным семейным рецептам. Недолго пустовавший первый американский дом Хайнцев превратился в крошечную фабрику, где несколько нанятых компаньонами аккуратных немецких домохозяек день за днем кропотливо мыли, чистили и закатывали в банки огурцы, хрен и капусту.

Скромный томатный соус стал частью американской истории и культуры.

Бизнес шел как по маслу. Отработав двенадцать часов у мартена, питтсбургские работяги были не в силах позаботиться об ужине. Но теперь им больше не приходилось всухомятку перебиваться с гамбургера на чизбургер — сталевары с удовольствием употребляли домашние заготовки от Хайнца и Нобеля. Позднее Генри Джон признавался: «Я всегда конкурировал только с кухарками: добивался, чтобы мои фабричные соленья и маринады ни в чем не уступали домашней еде». Кроме прочего, компаньоны снабжали своей продукцией местные рестораны и питейные заведения, постоянные посетители которых оценили хрустящие огурчики и квашеную капусту.

Идеальная чистота в сочетании с традиционными методами консервирования обеспечивала отличную сохранность продуктов в течение длительного времени. И в этом заключалось по-настоящему серьезное преимущество фирмы Heinz & Noble, большинство конкурентов которой вели себя не вполне добросовестно и частенько травили потребителей. Зная об этом, Генри и Кларенс поначалу даже опасались указывать на банках название компании. И только по прошествии некоторого времени, обзаведясь постоянной клиентурой, они решились украсить заготовки яркими этикетками. Как позже писал в своем дневнике Хайнц, «настал тот момент, когда мое имя на упаковке стало для людей гарантией качества продукции».

Наружная реклама Heinz в начале ХХ века.

Когда дом был построен, а бизнес налажен, юноша всерьез задумался о женитьбе. Сложно сказать, каким образом воспитанный в лютеранстве Генри Джон попал в методистскую церковь. Не иначе это была судьба, потому что там во время одной из проповедей Хайнц впервые увидел Сару Слоун Янг. Увидел… и пропал.

Так выглядел «корпоративный автопарк» легендарного производителя кетчупа на заре его существования.

Миловидная барышня шотландско-ирландских кровей была польщена оказанным вниманием и благосклонно приняла ухаживания 25-летнего красавца: таких горящих глаз, густых усов и модных бакенбардов не было ни у кого в округе. К несчастью для влюбленных, для брака существовали серьезные препятствия: Сара не была ни немкой, ни лютеранкой, что шло вразрез со всеми правилами эмигрантской общины. Но больше всего Генри боялся, что его избранница не понравится маме. Однако опасения оказались напрасными: кроткая и смиренная Сара сумела чудесным образом расположить к себе фрау Хайнц. Вероятнее всего, они сошлись на двух вещах — любви к Генри и кулинарии. После того как благословение было получено, в 1869 году состоялась скромная свадьба, а со временем на свет появились трое сыновей и дочка, рожденные в любви и согласии.

Беда пришла, откуда не ждали.

Хайнц был уверен, что с его детально продуманным предприятием не может случиться ничего плохого. Heinz & Noble работала как часы, она шесть лет только и делала, что приносила стабильный доход. Вот только «королевство» было маловато — разгуляться негде. Питтсбург уже не считался окраиной, он настолько урбанизировался, что каждую пядь земли застраивали заводами и фабриками, а места для полей и огородов почти не осталось. Виданное ли дело, овощи приходилось заказывать в других штатах! Спасибо, что хоть ближайшие Айова и Мичиган пока делали ставку на сельское хозяйство.

На конвейере фабрики Heinz трудились преимущественно женщины.

При этом всю прибыль до цента Хайнц и Нобель привыкли вкладывать в развитие бизнеса. А с фермерами они из года в год рассчитывались банковскими займами. Но в 1875-м в Америке разразился финансовый кризис, и все средства, на которые так полагались компаньоны, просто пропали. А Генри и Кларенс остались без гроша в кармане и с многочисленными долгами: у ворот компании теснились десятки подвод, а в дверь стучали требующие оплаты фермеры. Вот так, совершенно неожиданно для компаньонов, закончила свои дни компания Heinz & Noble.

История умалчивает о том, как в дальнейшем сложилась жизнь Кларенса Нобеля. Хайнц же переживал банкротство как нечто гораздо большее, чем просто потеря сбережений: подсознательно он продолжал ощущать себя сыном эмигранта, а потому воспринял случившееся как собственную несостоятельность в новой стране — великая американская мечта, достижение которой казалось таким реальным, обернулась миражом.

После очередных мытарств, связанных с ликвидацией компании, измотанный Генри Джон возвращался домой и отвечал на письма недовольных поставщиков. Ему было невыносимо видеть, как жена и мать, без копейки денег и слова упрека, пытаются вести хозяйство, выпрашивая у соседских лавочников продукты в долг. Последней же каплей стали дети, оставшиеся в сочельник без рождественских подарков.

Хайнц был раздавлен, он с каждым днем все больше погружался в себя и в какой-то момент даже перестал вставать с постели. Анна Маргаретта испугалась: неужели это ее сын, ее Генри, который ни минуты не мог усидеть на месте, всегда трудился, знал ответы на все вопросы, фонтанировал энергией… Мать поняла: спасти сына можно единственным способом — найдя ему дело. Конечно, ей было очень страшно расставаться с личными сбережениями. Но когда еще потратить последнее, как не в черный день, на который все, собственно, и откладывалось. Так фрау Хайнц вручила сыну скромные, как ей казалось, накопления (которых, однако, хватило на организацию новой компании) и тем самым подарила Генри возможность начать с чистого листа, а фактически вернула его к жизни.

Начни сначала.

Семейный бизнес решено было назвать Heinz Food Company. Однако тот, кто совсем недавно был признан банкротом, не имел права ни на владение новым предприятием, ни на руководство. Поэтому де-юре компания была зарегистрирована на мать и братьев, но фактически ею управлял не кто иной, как Генри Джон.

Работа оказалась для него самым действенным средством от депрессии. Получив второй шанс, Хайнц трудился, не жалея себя: ранним утром контролировал работу в поле, после полудня его видели на складе, затем — на фабрике. Не успевали оглянуться, а Генри снова отправился на грядки. Кроме прочего, Хайнцу удалось мастерски наладить сбыт и поставки. Несмотря на то что по закону он, будучи банкротом, не обязан был расплачиваться со своими бывшими кредиторами, честный до мозга костей предприниматель составил «Перечень моральных обязательств», первым пунктом в котором значился именно возврат всех долгов. И наслышанные о деловой репутации Хайнца поставщики продолжали сотрудничество с ним, не ставя под сомнение порядочность фабриканта.

Тяжелая работа пошла на пользу и производству, которое медленно, но верно набирало обороты, и самому Генри Джону, вновь обретавшему уверенность в себе и завтрашнем дне. Пожалуй, единственное, что его на тот момент по-настоящему раздражало, это нехватка времени: десятки драгоценных минут уходили на пешие переходы с полей на фабрику и обратно. По-хорошему, купить бы лошадь, но лишних денег не было. И Хайнц нашел компромисс: сторговавшись, он почти задаром приобрел… слепую кобылу, что, впрочем, не мешало ей резво бегать. И теперь Генри Джон поспевал везде и всюду.

Труды не прошли даром — доходы компании росли, производство расширялось. Казалось бы, можно позволить себе небольшую передышку. Но Хайнца не устраивала синица в руках, он не хотел всю жизнь торговать закуской из хрена. Неукротимый темперамент и живой ум заставили его задуматься о перспективах производства и расширении ассортимента. Все свое свободное время, в ущерб сну и отдыху, Генри Джон проводил в домашней лаборатории. Экспериментируя с сочетаниями вкусов и ароматов различных сортов томатов со специями и пряностями, он стремился создать универсальное блюдо. Кулинар-самоучка пробовал десятки вариантов, пока не получил замечательный, как ему показалось, томатный соус. Первым дегустатором стала, конечно же, Анна Маргаретта Хайнц. Генри Джон считал мать лучшим экспертом по овощным заготовкам, поэтому после ее одобрения незамедлительно запустил массовое производство.

Нельзя сказать, что ни одна компания до 1876 года не пыталась производить томатный соус: на рынке появлялся то один, то другой образец, которые, однако, так и не смогли завоевать расположения американцев. В то время как Генри Джон создал продукт, обладавший настолько яркой индивидуальностью, что его потенциальный коммерческий успех не вызывал сомнения у фабриканта, имевшего особое деловое чутье.

И он не прогадал! Новый томатный соус, появившийся благодаря бесспорному кулинарному таланту и уникальной деловой хватке своего создателя, в одночасье обрел огромную популярность. Любовь к кетчупу (как его назвали) настолько захватила Соединенные Штаты, что в 1896 году The New York Times назвала этот томатный соус «американской национальной приправой», а местные бакалейщики наградили Хайнца негласным титулом «Король Кетчупа».

Кто догонит Генри Хайнца?

Окончательно определившись с рецептурой продукта, фабрикант серьезно задумался над его грамотной подачей. Поставив себя на место покупателей, он понял, что никому не нравится платить деньги за «кота в мешке», тем более когда речь идет о принципиально новом продукте. Было необходимо дать людям возможность рассмотреть то, что им предлагают, и существовал единственный способ сделать это — отказаться от жестяной тары и темных банок. Так фабрика Heinz Food Company стала первым местом, где готовый к употреблению соус разливали в прозрачные бутылки.

Ярко-красный кетчуп отлично смотрелся на полках, он стал настоящим украшением бакалейных магазинов. Вот только ближе к крышке соус по естественным причинам слегка загустевал и темнел. Хайнц нашел выход и из этого положения, придумав наклеивать бумажную этикетку непосредственно вокруг горлышка бутылки. Нестандартный дизайн привлек к продукту внимание еще большего числа покупателей, продажи значительно увеличились. Теперь средств хватало не только на безбедное существование семьи и рождественские подарки. Огромным сталелитейным гигантам пришлось потесниться: между ними расположилась новенькая фабрика из красного кирпича, и вся округа наполнилась пряными ароматами. Вы думаете, Король Кетчупа успокоился? Да нет, конечно: к тому моменту он не сделал еще и сотой доли того, на что был способен.

Вообще все, кому пришлось хоть раз в жизни иметь дело с Хайнцем, впоследствии называли его самым талантливым предпринимателем века. Любое новшество, попавшее в поле зрения этого человека и показавшееся ему достаточно интересным, умело использовалось на благо бизнеса. К примеру, как только Пенсильвания покрылась сетью железных дорог, в голове Генри Джона сам собой созрел план использования нового транспорта. С одной стороны, десятки фермеров теперь могли отправлять овощи на переработку в Питтсбург не гужевым способом, а по рельсам, с другой — на поезде стало гораздо проще развозить готовую продукцию по всей стране.

Конкуренты, конечно, завидовали. Но они настолько устали догонять шедшего в ногу со временем Хайнца, что лишь обреченно махнули рукой, узнав, что у него открылся очередной дар, на этот раз — маркетинговый. Генри Джон и в самом деле разработал невиданную ранее систему продвижения своего товара. Заключалась она в следующем. В каждый более-менее крупный продуктовый магазин доставлялась небольшая партия образцов, куда входил весь ассортиментный ряд Heinz Food Company. На прилавках были расставлены глубокие тарелки, наполненные готовой продукцией, а рядом с ними располагалась коробка с картонными ложками (разработанными и изготовленными также по заказу Хайнца). Фабрикант был абсолютно уверен во вкусе и качестве своей продукции, поэтому искренне полагал, что, попробовав, покупатель обязательно захочет ее купить. Стоит ли говорить, что предчувствия его не обманули?

Наш рынок — весь мир, хотя сам он пока не знает об этом.

В 1886 году 42-летний предприниматель решил отправиться в Европу — Хайнц считал себя истинным американцем, но хотел взглянуть на землю предков. Была у этого путешествия и еще одна веская причина — любимая Сара все чаще жаловалась на боли в груди, и семья надеялась, что консультация врачей Старого Света поможет ей исцелиться. Взяв с собой детей, Хайнцы отплыли на пароходе в Англию.

Генри Джон светился от счастья: он получил огромное удовольствие, проехав по всей Америке на поезде, но не знал, что его истинная страсть — это морские путешествия. Не выпуская из рук дневник, он записывал все свои ощущения и, как обычно, брал на заметку самое интересное.

Со стороны могло показаться, что семья просто проводит отпуск в Туманном Альбионе. Прибыв на британскую землю, супруги часто гуляли с детьми по улицам и нередко заходили в местные храмы. Мало кто знает о том, что Хайнц был глубоко верующим человеком. Несмотря на постоянную занятость на предприятии, он покупал много духовной литературы и, если бы представился случай, мог без труда прочесть лекцию об истории методистской церкви. Поэтому, оказавшись в Лондоне, семейство первым делом отправилось в Metropolitan Tabernacle, чтобы послушать знаменитого в то время проповедника Чарльза Сперджена.

Однако Генри Джон не был бы Генри Джоном, не прихватив с собой небольшой чемоданчик с дегустационными образцами товара. В один прекрасный день, без приглашений и договоренностей, он заглянул в офис старейшего и наиболее уважаемого в Лондоне, да и, пожалуй, в большей части Cтарой Англии магазина Fortnum & Mason.

В те годы, как, впрочем, и в наши дни, влияние этого гастронома на вкусы европейцев было чрезвычайно велико: он в буквальном смысле определял моду на те или иные продукты питания. Стоило новинке появиться на прилавке Fortnum & Mason, как она мгновенно становилась хитом продаж по всей Европе. Наслышанный об этом Хайнц представился директору гастронома и без лишних слов выложил перед ним на стол пару десятков баночек с овощами и соусами.

На самом деле шансов у Хайнца было немного: в то время в Европе вообще и в Fortnum & Mason в частности американские продукты совершенно не пользовались спросом. Поэтому сложно сказать, что повлияло на решение уважаемого директора магазина: скорее всего, сила убеждения Генри Джона, заставлявшая топ-менеджера дегустировать один образец за другим, ну и, конечно, замечательные вкусовые качества овощей и соусов, приготовленных по семейным рецептам. Встреча прошла более чем продуктивно: Fortnum & Mason взял на реализацию каждый из предложенных продуктов компании. С этого момента она начала завоевывать мир.

Процесс сбора томатов.

Добравшись наконец до Пфальца, Генри Джон узнал, что состоит в родстве чуть ли не с половиной города. Дверь в гостиничном номере не успевала закрываться: члены семьи Хайнц спешили утолить любопытство, познакомившись с «американским дядюшкой», как они называли каждого эмигранта, достигшего благосостояния за океаном. К чести Генри Джона надо признать, что он не выставлял свое финансовое благополучие напоказ, в то время как сделанные Пфальцу подарки не оставили у жителей сомнения в том, что перед ними человек не бедный. Например, пораженный красотой старинной церкви, в которой крестили его отца, Хайнц пожертвовал приходу подсвечник настолько внушительных размеров, что установить его получилось только при помощи системы блоков.

Генри очень понравилось в Европе, вот только самочувствие Сары совсем не улучшалось. Путешествие не принесло ожидаемых результатов, и через несколько недель после возвращения домой женщина умерла на руках у мужа. Как человек верующий он не роптал на судьбу, но как однолюб понимал, что потерял часть себя. В память об ушедшей супруге Генри Джон построил в Питтсбурге «Дом Сары Хайнц» и финансировал проходящие там образовательные и спортивные мероприятия для молодежи. До конца своей жизни он оставался один, согреваясь воспоминаниями об утерянном тихом семейном счастье.

Заготовка маринованных огурцов на фабрике.

Оплакав Сару, Хайнц вернулся к работе. Желая лично контролировать процесс продаж, он много времени проводил в поездах, разъезжая по всей стране и успевая посетить несколько городов за день. Семейная легенда гласит, что однажды недалеко от Нью-Йорка Хайнц выглянул в окно и увидел рекламный щит с надписью «У нас — 23 фасона обуви». Такая подача его здорово заинтересовала. Промышленник начал подсчитывать, сколько наименований продукции выпускается на его фабрике. Он сбился на пятидесяти семи, но был уверен — на самом деле ассортимент гораздо шире. Однако сама эта цифра — 57 — внезапно пришлась ему по душе. Говорят, что в тот момент родился логотип, который до сих пор украшает этикетки всей продукции Heinz.

Воодушевленный новой идеей, предприниматель разместил ставшее символом компании броское число везде, где только разрешено: на щитах, стенах зданий, бортах омнибусов и трамваев. По его указанию огромные цифры выкладывались из белых камней на склонах холмов вдоль дорог. Генри Джон вдруг осознал, что до сих пор практически не пробовал себя в рекламе, и поспешил исправить данное упущение, разрабатывая полномасштабные кампании к выходу каждого нового продукта и подогревая интерес потребителей любыми способами. Чего стоило одно только шоу с перевозкой дома!

Чемоданчик с продукцией Heinz.

Здание, в котором прошло детство Генри Джона, а затем заработала первая конвейерная линия Heinz & Noble, было потеряно во время банкротства. Решив использовать его для дела, фабрикант выкупил строение и… отправил его на плотах по реке Аллегейни, поближе к своей фабрике. Мероприятие получилось довольно зрелищным: чтобы посмотреть на плавучий дом, на берег вышли сотни людей. Хайнц, как и следовало ожидать, попал во все газеты.

А незадолго до этого он заставил всех говорить о себе в ходе всемирной чикагской торговой выставки. Одна из самых масштабных экспозиций за всю историю торговли была развернута в 1893 году, посвящалась 400-летию открытия Америки и получила название Колумбовской (World’s Columbian Exposition). Участие в ней давало производителям уникальный шанс прославиться на весь мир. Но вот неприятность: павильон Heinz Food Company оказался на третьем этаже. Потолки в здании были очень высокими, и, чтобы добраться туда, десяткам важных для компании бизнесменов пришлось бы подняться фактически на уровень шестого этажа. Разве станут посетители и без того интересной выставки тратить силы на подъем по лестнице? Можно ли уговорить важных господ и изысканных дам забраться под самый купол павильона? И кому тогда нужен празднично украшенный стенд с эффектными пирамидами из банок и бутылок?!

Генри Джон Хайнц.

Генри Джон Хайнц нашел ответы на каждый из этих вопросов. Он заказал в местной типографии нескольких тысяч крошечных, покрытых золотой фольгой карточек, на обратной стороне которых было написано примерно следующее: «Желающие получить бесплатный сувенир приглашаются в павильон Хайнца на третьем этаже». Посетители гуляли по выставке, поднимали с пола блестящую бумажку и, приятно заинтригованные, начинали преодолевать один лестничный пролет за другим. Так с помощью простого, но нестандартного рекламного хода питтсбургский фабрикант сумел заманить под самую крышу как сотни обычных посетителей, так и владельцев крупнейших торговых точек на планете.

Чисто, вкусно, по-семейному.

Будучи чрезвычайно требовательным к себе, предприниматель не терпел халтуры и от других. Поэтому одним из главных разочарований в его жизни стало поведение младшего брата, Джона. Нельзя сказать, что он был никчемным работником, вовсе нет: в период становления семейного бизнеса Джон вкалывал наравне со всеми и успел придумать и внедрить несколько полезных разработок, например, изобрел прибор, серьезно облегчивший и ускоривший сортировку огурцов. Кроме прочего, он был акционером и сособственником компании, в то время как Генри официально все еще числился клерком.

Не то чтобы Джон откровенно филонил, но сотрудники несколько раз замечали его внеурочные отлучки и опоздания на фабрику. Так что ни прошлые заслуги, ни братские чувства не помешали щепетильному Хайнцу предложить родственнику расчет. Кстати, сделано это было с разрешения матери: Анна Маргаретта расстроилась, но, одобряя строгую дисциплину на производстве, дала согласие на увольнение младшего сына. Можно представить, какие же требования эта семья предъявляла к остальным сотрудникам компании! Так почему же сотни мужчин и женщин приходили на фабрику, мечтая устроиться на работу к деспотичным, как могло показаться, Хайнцам, на предприятиях которых были запрещены даже профсоюзы (хотя дело происходило в Соединенных Штатах Америки).

Разгадка кроется в том, что Heinz Food Company называли семейным предприятием вовсе не за красивые глаза. Количество служащих на фабриках измерялось уже сотнями, если не тысячами, но каждый, кто трудился на славу, получал заслуженное вознаграждение. Иными словами, ни один другой промышленник того времени не заботился о рабочих так, как Генри Джон Хайнц. Он не только оплачивал все медицинские расходы, включая недешевые услуги дантистов, — этот нетипичный капиталист предоставлял своим людям пожизненную страховку.

Умелая организация труда на его фабриках, созданная в начале прошлого века, вызывает уважение по сей день. Например, перед началом трудовой смены работницам овощного конвейера выдавали свежевыглаженные косынки и передники, а также делали бесплатный гигиенический маникюр — Хайнц считал чистоту залогом процветания продуктовой компании. В течение дня служащие могли выйти на веранду, чтобы прилечь и немного отдохнуть, принять душ или даже ванну, перекусить, а после работы поплавать в бассейне или размяться в гимнастическом зале. Да что говорить, если по выходным и праздникам обычные фабричные рабочие катались в экипажах по парку! И все это за счет компании. Платой за доброе, почти родственное отношение служила преданность людей, многие из которых проработали на этом производстве до конца своей жизни.

Хайнц от души радовался достижениям прогресса, он обожал все новое: первым в городе установил неоновую вывеску на здании компании, постоянно закупал для фабрик самое передовое оборудование, поощрял сотрудников, предлагавших собственные инженерные находки. Единственное, что предприниматель отверг сразу и категорически, — синтетические добавки, с восторгом внедрявшиеся многими производителями. Вместо этого Генри Джон снова заперся в лаборатории: он задался целью максимально увеличить срок годности овощных заготовок без использования новомодных искусственных составляющих, искренне недоумевая, зачем портить домашнюю еду «химией», если можно обойтись уксусом, специями и приправами.

Кроме того, фабрикант был наслышан о беспорядках, творившихся в продуктовой промышленности Штатов. Уже ни для кого не было секретом, что на многих производствах не соблюдались элементарные нормы гигиены, в банки попадали бактерии и различные кишечные инфекции — потребители оказывались в больницах с отравлениями, а иногда даже слепли. По стране ходили страшные слухи: якобы на чикагских скотобойнях, где люди работали на износ и были нередки несчастные случаи со смертельным исходом, человеческие останки смешивали с мясом животных и перерабатывали в консервы.

Как крупный промышленник Хайнц обратился к американским властям, требуя навести порядок в отрасли и ужесточить контроль над производством пищевых продуктов. Однако остальные производители не спешили его поддержать. Зато на сторону предпринимателя встала методистская церковь, чем, как это ни странно, только усложнила жизнь Генри Джону. Содержатели баров и салунов боялись потерять основную статью своего дохода: они полагали, что, раз за дело взялась церковь, спиртное также могут запретить. Разозлившись на Хайнца, владельцы ресторанов разрывали с ним контракты, представителей компании оскорбляли и прогоняли из питейных заведений.

Фабрикант был удивлен, но не подавлен. Он предложил сотрудничество крупнейшим средствам массовой информации. И первым откликнулся довольно влиятельный в то время журнал Good Housekeeping. Его читали тысячи домохозяек, которые негодовали по поводу бездействия правительства в подобной ситуации. Волна недовольства прокатилась по всех стране. И Рузвельту, который, по свидетельствам современников, не был в восторге от идеи регулировать свободный рынок, пришлось подписать соответствующий закон. Каждый человек должен иметь возможность выпить виски, не опасаясь за свое здоровье, пояснил свою позицию президент.

А наш герой, совместив полезное с… полезным, в очередной раз прославился. Мало того: абсолютное большинство конкурентов не смогли в кратчайшие сроки навести порядок на своих предприятиях в соответствии с жесткими требованиями нового законодательства. И только фабрики Хайнца продолжали работать по всей стране как ни в чем не бывало: там по-прежнему трудились люди в свежевыглаженных передниках и с безупречным маникюром. А убедиться в этом могли тысячи потребителей: очередная идея Хайнца по завоеванию лояльности американцев и привлечению потенциальных покупателей заключалась в проведении экскурсий на сверкавшие чистотой предприятия.

В результате борьбы с беспорядками на рынке Heinz Food Company превратилась в крупнейшего производителя овощных заготовок. В начале двадцатого века в ее ассортименте присутствовали уже все плоды и коренья, произраставшие в США и пригодные к консервированию. Но главное, что прогремевшая на всю страну фамилия Хайнц стала для людей синонимом гарантии качества. И когда хозяйки планировали покупку овощей, в их голове всплывал образ банки с цифрой 57 и надписью Heinz на этикетке.

В своем дневнике Генри Джон Хайнц написал: «Я не стал священником, так что мне нужно найти другой способ нести добро человечеству». Похоже, у него получилось. После смерти предпринимателя рабочие на собственные средства установили ему памятник, который и по сей день можно увидеть в вестибюле главного здания компании.