Новый 1992-й год я встретил на развалинах СССР в статусе юрисконсульта кооператива «Бытовик». Именно так, модно и по-перестроечному, назывался бывший Петропавловский пивоваренный завод — некогда вожделенное место непыльной работы местных алкоголиков, хулиганов, тунеядцев и прочих 15-суточников. Надо сразу заметить, что попал я туда отнюдь не по блату, а строго наоборот — в виде уголовного наказания.
Если вы ещё не знаете, то знайте: я совершил ужасное преступление. Вы, конечно, спрóсите:
— Кого же ты убил-зарезал, дружище? Ты же такой добрый, что и мухи не обидишь.
А я вам вот что отвечу, друзья:
— Да, мух я не обижал, никого не резал и не убивал. И тем не менее это было самое настоящее государственное преступление: я оскорбил первого и единственного Президента нашей Советской Родины — Михаила Сергеевича Горбачёва.
За все его чёрные дела назвал я его — и не где-нибудь шёпотом и на кухне, а громко и публично, да ещё и в присутствии свидетеля — нехорошим словом. Не по-матушке, конечно: всё же я был хорошо воспитанным юношей из приличной семьи. Но КГБ, прокуратура и суд всё же посчитали, что слово «фашист» было стилистически невежливым и политически неправильным.
А как, скажите на милость, нужно было назвать человека, который методично уничтожал Советский Союз, осуществляя тем самым то, что не удалось в годы Великой Отечественной даже гитлеровцам, с которыми воевали мой отец и дед?..
Но поскольку тогда вовсю действовал закон «О защите чести и достоинства Президента СССР», то впаяли мне по этому закону 2 года исправительных работ, чтобы я в другой раз подбирал по поводу Главы Советского государства слова получше и покрасивей, чем это.
С позорной надписью в трудовой книжке: «Уволен по приговору нарсуда» был я, как враг народа, изгнан с военного завода. После чего передан в суровые объятия органов, ведающих исполнением наказаний.
И вот то ли по милицейскому приколу, то ли по перестроечному недосмотру, то ли чтобы нарочно споить матёрого антисоветчика — только попал я в самый что ни на есть разлюли-малинник.
Кабинет юриста, который, не жалея печени, трудился на пивзаводе до меня, и которого только что вытурили с завода «за разврат, за пьянство, за дебош», представлял собой склад пустых пивных, винных и водочных бутылок. Бутылки были везде и самого разного калибра. Они были во всех четырёх углах комнаты. Они стояли под столом и лежали в ящиках стола. Они были навалены под шкафом и теснились в шкафу — вперемешку со старой юридической литературой.
Разгребалось и выносилось всё это барахло полдня, хорошо, что помогали мне отзывчивые женщины из бухгалтерии. И вот в первый же день работы, очарованный приятным женским обществом и сидя за очищенным от пивных пятен столом, я осознал некую загадочную парадоксальность бытия.
Вы представьте себе на мгновение ту обстановочку. И не в кабинете, а в стране. Только что, непонятно зачем и почему, рухнула огромная империя. Народу, недавно проголосовавшему на референдуме за сохранение страны Советов, показали пребольшущую фигушку. Экономика — извините за мой французский — в полной жопе. Пачки денег на глазах превращаются в фантики. Люди массово теряют работу и вынуждены торговать на улицах всякой дрянью.
А ваш покорный слуга, ярый противник власти, после её здоровенного пинка прилетает в то волшебное место, где производится самый ходовой и дефицитный товар — пиво. Хоть и являлось это пиво жидкой субстанцией, но тогда оно было самой твёрдой валютой. В магазинах в то время уже мало что продавалось, поэтому купить — точнее, выменять «по бартеру» — на пиво можно было всё, что только душе угодно.
И начались мои рабочие будни. Работы было не так, чтобы много, но и немало. Кооператив прирастал капиталом и превращался в акционерное общество. Менялись законы, менялись документы, менялись отношения между людьми. А пиво всегда служило отличной смазкой — начиная от договоров с поставщиками и оптовиками, заканчивая вынесением правильных решений в суде и арбитраже.
Сказать вам, что мне завидовали все друзья — это не сказать ничего. Оказалось, что, сгоряча плюнув в лицо власти, я выиграл джек-пот. В чём был мой выигрыш?
Во-первых, я приносил домой достойную мужчины зарплату — даже за вычетом двадцати процентов «горбачёвских», идущих в доход государству.
Во-вторых, поил своих друзей и подруг не разбулыженной в уличном киоске мочой, а настоящим пивом.
Пивом, произведённым на фирменном чешском оборудовании и изготовленным по правильным советским ГОСТам. «Жигулёвское», «Московское», «Ленинградское», «Украинское», «Бархатное», «Ячменный колос», «Самал», «Арасан». Пивом элитным, нефильтрованным, пивом с тысячелистником, и даже совершенно секретным пивом с добавлением трав, усиливающих потенцию.
Оказалось, что быть диссидентом, пострадавшим от коммунистического режима, и жить в начале 1990-х — это классно. После нескольких ящиков пива, принесённых в редакцию бывшей газеты «Ленинское знамя», сильно укрепилась наша дружба с редакторами новых демократических изданий и свободными журналистами. Естественно, вольный тон газет 1992 года начал сильно отличаться от советских штампов годичной давности.
Бесплатным бонусом к пиву прямо мне в квартиру ящиками доставлялась гуманитарная помощь от неизвестных, но богатых доброжелателей, симпатизирующих демократическим ценностям: цветастые пачки с иностранными надписями на всех языках мира, набитые какой-то лапшой, сухофруктами и ещё чем-то невероятно вкусным и буржуинским. Глядя на всё это звенящее и шуршащее богатство, мама только охала, наверное, считая меня Плохишом, только что продавшим за банку варенья и корзину печенья военную тайну. Тем более что раньше я работал на оборонном «почтовом ящике».
От начавшегося пивного алкоголизма и бытового разложения меня спас университетский товарищ, предложивший более денежную, но рискованную юридическую работу в соседнем Омске в совершенно незнакомой мне сфере — торговле нефтепродуктами.
Перестройка закончилась. Начинались лихие девяностые.
За подписку на канал, лайки и комментарии автор будет бесконечно благодарен в разумных пределах ))
