Помните, у Лермонтова было ("Пир Асмодея", 1831, этот текст даже сейчас - на злобу дня):
…И вот за стол все по чинам садятся,
И вот лакей картофель подает.
Затем что самодержец Мефистофель
Был родом немец и любил картофель.
У Булгакова Воланд – тоже немец. И у многих других литераторов тоже. И это не случайно. Потому что разобраться в истории немецкого языка обычному человеку ну совсем не под силу - только самому владыке преисподней. Но даже и ему там надо смотреть под ноги.
Немецкий язык – это язык с темнущщей историей. Там и славяне добавили, и римляне, и гунны, и кельты еще какие-то. Даже древние персы. В конце 19-го – начале 20-го века была даже целая теория – ирано-германские языки (они же - ирано-арийские). Это рассматривалось на полном серьезе.
Немецкие лингвисты, конечно, не зря получали зарплату – вона какой толстенный словарище забацали. "Дуден" называется (никогда меня не подводил при засолке капусты). Там тебе всё по каждому немецкому слову расписано – и толкование, и парадигмы, и примеры, и происхождение.
Впрочем, как раз с происхождением слов у них там швах. Взять ту же капусту на заквас – или "краут" по-ихнему. В том же "Дудене" написано – происходит от альтхохдойчего "круут". А дальше всё – происхождение не ясно. Унгеклерт. Или по-нашему – хрен тебе. К капусте.
А все почему. Потому что не учли (или не захотели учитывать) славянский фактор. Немецкий язык вообще-то много чего от славян принял. И со славянской точки зрения там все очень хорошо объясняется.
Так, мало кто знает, но в древние времена на территории Германии жило славянское племя лютичей. Отморозки они были редкостные. Даже по тем древним временам. Сами нихрена не делали, не выращивали, не пасли – жили набеговой экономикой. Иначе говоря, захотел пожрать – убей соседа, забери его жратву. Причем соседа – с особой жестокостью. И дом его спали. Вместе с домочадцами. За это их даже соседние полабские братья-славяне так и называли – лютые, лютичи.
Но так вот. Грабануть-то - оно, конечно, можно. Только как хранить награбленное? Вот ты сегодня спер у соседа кочан капусты, а он завтра сгнил. Не пойдешь же ты следующего соседа грабить – их же так вообще не напасешься.
Поэтому лютичи поступали так. Они ломали кочан капусты на отдельные пучья листьев (или как это у ботаников называется) и клали их в сеточки типа современной авоськи. А сами эти авоськи с капустными листьями подвешивали себе на плечо – к подмышечной впадине. И так носили в течение нескольких дней под одеждой.
Под действием соли, содержавшейся в поту (напомню, что соль тогда была на вес золота), а также иных потожировых веществ и природных ароматизаторов капуста в подмышках начинала кваситься, ферментироваться. А когда она приобретала мягкость, эти пучья листьев из подмышки вынимали, скручивали в рулоны и так оставляли доходить. Именно эти рулончики и стали называть "крутами" - от глагола "скручивать". Ну, там потом еще морковки добавляли, свеклы, яблок, тыкв - для подслащения (с сахаром тогда тоже были проблемы).
А когда на эти земли пришли древние немцы, лютичи им предложили своего народного кушанья – квашеной капустки (ничего другого у них все равно не было – не к соседу же бежать с топором).
Древние немцы попробовали и спросили:
- Либе фройнде, а че это у вас за байда такая кисловонючая, битте зер?
- Так этааа, как его – крут это. Крут. Ну, капуста такая.
- Ага, зергут. Так и запишем – краут.
Вот так славянский скруток кислой капусты и стал национальным немецким хавчиком - краутом. А эти там академики потом развели - дуден-муден… Тоже, панимаш, братья Хрымм.
