Хутор, в котором жила многочисленная бабушкина родня, находился в степном краю. Мельницы там в основном строили ветряные - ветряки. Некоторые помещались на окраине поселений, а иные ставили далеко в степи, в безлюдных местах. Считалось, что на удалённых мельницах работа легче и ловчее ладится, потому что помогает мельнику особая таинственная сила – лешие да вихри.
Мельница, о которой рассказывала бабушка, находилась возле соседнего хутора и подводы с зерном отправляли именно туда. Поверье о том, что на мельнице не должны находиться женщины и дети не соблюдали - взрослые частенько брали с собой ребятню. Им было с кем порезвиться - у тамошнего мельника была большая семья.
Своё первое впечатление от мельницы бабушка описывала так: стоит диковинный деревянный дом, огромный, высокий. На широкой каменной ноге. Крыша треугольником, а позади лёгкие крылья-лопасти.
Мельница виделась ей сказочным чудо-теремом, где из зерна получается мука и масло.
Вокруг грудились подводы, кипела жизнь. Кто-то разгружал мешки с зерном, кто-то таскал в телеги припорошенные белым мучным порошком тюки. И всё это - под несмолкающие разговоры, шутки, смех. Народ встречался на мельнице со знакомыми, узнавал новости. Такой получался своеобразный людской сход.
На мельницу ездили не только за мукой, но и за маслом. Бабушка рассказывала, что гнали тогда его из семян льна и репейника и называли постным. С её лёгкой руки, в нашей семье до сих пор подсолнечное, да всякое другое масло, иначе как постным не называют.
В большие церковные праздники мельница не работала и тем, кому выпадала срочная надобность в муке, приходилось добираться несколько часов до дальнего ветряка. Ехали с опаской – уж очень много всяких небылиц рассказывали о том месте. Старая и ветхая мельница работала справно, а её хозяин – одинокий мельник – дружбы ни с кем не водил и никому за всё время не сказал ни слова. Поговаривали, что у него нет языка – забрала когда-то нечистая сила в обмен на колдовской дар.
В помощниках у него были мельничный да шишига. Мельничный работал. Шишига же только мешалась да пакостила - невидимая для всех, крутилась рядом, могла защипать непонравившегося человека, рассыпать муку из мешка, запутать лошадям гриву, чтобы поплутали на обратном пути.
Рассказывали, что даже в самые спокойные дни крутились лопасти колеса, продолжала молоть мельница. Всё потому, что старый мельник совершал особый обряд - собирал муку, осевшую на стенах и горстями бросал её на лопасти, приговаривая что-то.
Чтобы ненароком не привести чего нехорошего, по возвращении с мельницы телеги с мукой очищали обрядом – кадили над ними ладаном, окуривали дымом трав, читали особые молитвы.
Как-то дожидаясь своей очереди, переругались на той мельнице мужики. И уже дома обнаружили в мешках не муку – песок! Приехали на разборки ночью – а мельница тихо стоит, не работает. Они к дверям, а тех нету! Так и не смогли найти вход. Кричали, мельника звали, вокруг ходили – всё без толку. А когда, разозлившись, стали в стены колотить – прямо оттуда выглянул кто-то, белый весь, глаза плошками красными горят и голосом нутряным, глухим послал их по матушке. Они и рванули…
Божились потом, что существо то прямо из стены вышло. Страшное, огромное…Не иначе, мельничный был, – так говорили.
Мужики с бабушкиного хутора, случалось, тоже ездили на дальнюю мельницу, но детей с собой взяли только однажды. И то не всех, а старших мальчишек, чтобы пособили на месте.
Выехали в ночь и добрались рано, ещё до восхода солнца. Мельник к ним не вышел, но мельница работает, скрипят лопасти: Торк-торк-торк…Решили подождать маленько, задремали. А мальчишкам не спится.
Степь кругом, темень. И этот монотонный нескончаемый звук – торк-торк-торк…Не успокаивает, а наоборот только жути нагоняет.
Лёнька – бывалый уже, сухотника повидал и во всё верит. А Тимка – помладше, но тоже рассказами брата впечатлён, каждого шороха боится. Прижались друг к дружке, тихонько лежат. И видят, как движется издали, из степи белый вихрь! Столбом до неба поднимается, быстро несётся. И бесшумно. Долетел до мельницы и схлопнулся, а на его месте – кто-то неповоротливый, приземистый, тоже белый весь оказался! В двери постучал, а из-за неё визгливым женским голоском как заругаются, забранятся! Но существо впустили.
Пацаны, сами не свои от страха, хотели мужиков растолкать, чтобы уехать поскорее. Да те вскорости сами проснулись. А тут и мельник вышел – жестом велел мешки разгружать. Пришлось за работу браться. Уж так хотелось Лёньке с Тимкой рассказать старшим про увиденное! Но дотерпели до дома, смекнули, что лучше до поры о том промолчать.
От греха подальше.
* картина Юлия Клевера
