Кавказ для России завоевали страшные люди
Двести лет назад, 27 (15 по старому стилю) марта 1809 года, родился знаменитый военачальник времен Кавказской войны XIX века донской казак Яков Бакланов. Легендарная личность, один из величайших героев казачества, он был грозой горцев, которые считали его шайтаном.
Отцовская нагайка
Бакланов был очень колоритен внешне - могучий гигант с уродливым лицом. Вот как его описывал один из участников Кавказской войны генерал-майор В. А. Полторацкий: «Наружность полковника наводила страх и ужас на все окрестные селения, где имя его сделалось пугалом детей и взрослых. 13 с половиной вершков роста, косая сажень в плечах, рожа - не приведи Бог! - с длиннейшими усами и бородой, вся рябая, темно-фиолетового колера…»
Впечатляют первые боевые опыты Бакланова. За ошибочные решения в боевой обстановке во время войны с турками на Балканах его, уже взрослого и женатого офицера, награжденного боевым орденом, по его собственному выражению, дважды отдубасил нагайкою отец. Первый раз за то, что Бакланов, будучи отправлен с донесением в вышестоящий штаб и дожидаясь ответа, вызвался охотником участвовать в штурме, который оказался неудачным и повлек значительные потери. Сам Бакланов пострадал при взрыве бомбы. «Летел по воздуху - как птица пернатая», - вспоминал он впоследствии. Несколько дней храбрец провел в госпитале. А как вышел, получил на орехи от собственного отца. «Не суйся в омут, когда отдален от своей части, - приговаривал ему отец во время назидательной порки,- а с ней иди в огонь и воду».
Во второй раз вышла такая история: «В числе охотников… под картечными выстрелами двенадцати турецких орудий мы бросились в воду; многие охотники были убиты и утонули. За такую отвагу я от отца получил поощрительную награду: несколько нагаек в спину. Будто бы за то, что я позволил себе пуститься на вороной лошади, а не белой - эта-де была сильнее и надежней, а с вороною мог-де я утонуть».
Весьма характеризует Бакланова и такой случай. Как-то его, молодого еще офицера, несколько других однополчан, обвинив в нечестной игре в карты, при погашенных свечах кинулись избивать. Через какое-то время из палатки вышел один Бакланов. Остальных участников этой увлекательной игры вынесли полутрупами, так он уходил их столом и табуреткой.
«Сам я, покаюсь, пришел тогда в азарт, - вспоминал об этом происшествии Яков Бакланов. - Как пятеро гурьбою стали наседать на меня, я схватил стол, с налета шарахнул им по головам, да как пустил кулаки свои под микитки - через минуту и этих угомонил разбойников… Богом клянусь, что и десяти минут не прошло, как я их всех уложил на пол хаты с перебитыми мордами…» Так состоялось знакомство 25-летнего сотника Бакланова с сослуживцами - казачьими офицерами нового полка, в который его перевели. После этой потасовки все они, по его словам, «друзьями жили».
Шайтан-Баклан
Заслуженная боевая слава пришла к этому великану на войне с кавказцами. Страх горцев перед Баклановым был мистического свойства. Они считали его крепко повязанным с нечистою силой. Знаменем полка, которым командовал Яков Петрович, был череп с перекрещенными костями и с надписью: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века».
Шамиль упрекал своих наибов, говоря им, что если бы они Аллаха боялись так же, как Бакланова, то давно стали бы святыми.
«Отличный ездок, на рослом и лихом коне, с дорогим оружием на себе и громаднейшим значком за собою, он действительно всею обстановкою резко отличался от всех прочих, - вспоминал о нем сослуживец Полторацкий. - Популярен был на всем левом фланге значок Бакланова, необыкновенного размера, вроде простыни, с белым черепом посредине… Где бы неприятель ни узрел это страшное знамение, - там же являлась и чудовищная образина Бакланова, а нераздельно с нею неизбежное поражение и смерть всякому попавшему на пути шайтан-Баклана».
Однажды на праздник Успения Богородицы в августе 1851 года Бакланов, изнывая от жары, лежал совершенно голый в своей палатке. Оружие у него всегда было под рукой, а на привязи стоял оседланный конь. В это время на лагерь напали чеченцы. Нападение было внезапным для обеих сторон. Чеченские наблюдатели приняли развешенное для просушки белье нескольких сот казаков за стадо баранов и кинулись за этой добычей, но встретили их отнюдь не овцы. Бакланов, натянув папаху и накинув на плечи бурку, вскочил на коня и бросился в контратаку. В ходе боя бурку он сбросил и несся в атаку совершенно голым, вращая в руках две шашки. Противник бежал, а потом джигиты клялись друг другу, что точно видели овец, а то, что там оказались казаки, так это результаты колдовства даджала, то есть дьявола, каковым они считали Бакланова.
На следующий год осведомитель сообщил ему, что в лагерь противника прибыл известный стрелок по имени Джанем, который с пятидесяти шагов попадает из ружья в брошенное вверх куриное яйцо, и что этот снайпер на Коране поклялся убить Бакланова. Правда, и Бакланов был превосходным стрелком. Ночь Яков Петрович, по его собственным воспоминаниям, провел неспокойно, но утром, как всегда, выехал на пригорок, став на виду у Джанема. Тот сделал свой выстрел, и пуля пробила Бакланову шинель. Джанем выглянул из укрытия, чтобы увидеть результат выстрела. Это стоило ему жизни. Ответная пуля из винтовки Бакланова легла ему точно между глаз.
«Его следовало бы десять раз повесить»
Такие эпизоды и легли в основу убежденности противника в том, что Бакланов заговорен и от пули, и от сабли. Он знал о такой своей репутации и по мере возможности старался ее поддерживать. Когда на прием к нему напросилась депутация из аулов, желавшая познакомиться с ним лично, он беседовал с ними, измазав свою и без того безобразную физиономию сажей. Свои тоже страшились Бакланова. Встречавшийся с ним академик Никитенко писал потом в мемуарах, что на лице кавказского героя была такая программа написана, что, будь она хоть на четверть исполнена, его следовало бы десять раз повесить.
Случалось, Бакланов жестоко избивал своих казаков, проявивших трусость в бою. Но несмотря на это, он был чрезвычайно популярен среди подчиненных. Когда Бакланова назначили командиром 17-го Донского казачьего полка, прибывшего с Дона на смену его прежнего 20-го, то вслед за ним пожелали перейти и остаться на Кавказе многие подчиненные - 5 из 6 сотенных командиров, а также многие младшие офицеры, урядники и рядовые казаки. Бакланов завел в полку свои порядки. Он создал внештатную учебную сотню, где казаков по-настоящему готовили к сложным боевым действиям в условиях Кавказа. У него были образованы три специальные команды - саперная, ракетная и пластунская. В пластуны определяли казаков, хорошо владевших искусством боевых единоборств и обладавших крепкими нервами и железной выдержкой. Им приходилось действовать небольшими группами, а то и в одиночку заниматься тем, что сейчас принято называть специальными операциями. Бакланов имел платных информаторов в стане противников, и ему был известен каждый их шаг.
В 1853 году Бакланова назначили начальником всей кавалерии левого фланга (Чечня и Дагестан) Кавказского корпуса. В ходе Крымской войны он довольно успешно действовал при осаде турецкой крепости Карс в Закавказье. Карс был взят, а потом по Парижскому мирному договору обменен на занятый вражеской коалицией Севастополь.
В 1857 - 1859 годах Бакланов был походным атаманом всех донских казачьих полков на Кавказе. При нем 25 августа 1859 года пал последний оплот сопротивления горцев Дагестана и Чечни - аул Гуниб - и сдался в плен имам Шамиль.
Командирские качества Бакланова были выше всех похвал. Но как это давалось ему, можно судить по одному из боевых эпизодов. В ходе сражения он увидел полкового командира Ежова, плачущего над тяжело раненным молодым офицером. Этот раненый оказался сыном Бакланова - Николаем. Бакланов-старший сурово отчитал Ежова за то, что тот остановился и не идет в атаку: «То, что произошло с Николаем, это его судьба, а вот что ты здесь делаешь, когда у тебя еще 800 таких сынов бьются насмерть, это непонятно». И сам ускакал вперед.
Дослужившийся до звания генерал-лейтенанта Яков Бакланов имел отношение к Петербургу, где провел свои последние годы. Здесь он написал книгу воспоминаний «Моя боевая жизнь». Здесь умер 30 (18) октября 1873 года и был похоронен на Новодевичьем кладбище. Через пять лет после смерти на его могиле был поставлен надгробный монумент, сооруженный на собранные народом средства. Памятник простоял около сорока лет, а в 1909 году по случаю столетия героя был перенесен в Новочеркасск, на Соборную площадь, куда вскоре, в Войсковой Вознесенский собор, перенесли и прах героя.
Надо сказать, что Петербург от этого немало потерял, а Новочеркасск - выиграл. Аналога такому памятнику в северной столице нет. Это гранитная глыба, прикрытая бронзовой буркой и накрытая сверху папахой из бронзы. На весу развевается сделанное из бронзы знаменитое знамя 17-го Донского казачьего имени Бакланова полка, на котором изображена адамова голова и высечена знаменитая фраза: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века»…
Автор текста: Владимир Новиков
Читайте и о других забытых героях Кавказской войны в нашем Дзене:
400 спартанцев Кавказской войны
Кумир Пушкина стрелял в Грибоедова
А еще на нашем сайте: Полумедведь, полуказак
Ещё больше увлекательных текстов читайте на нашем сайте! https://history1.ru/
