Спасибо, что читаете мои истории. Я бесконечно благодарна вам за донаты, репосты, лайки, комментарии и подписки. Оставайтесь со мной и дальше.
Поддержать канал денежкой 🫰
Лена
Дверь в палату открылась беззвучно. Лена, уже научившаяся различать шаги, по едва уловимому изменению атмосферы поняла — это он.
Игнат вошел так, как будто заходил в ее кабинет — уверенно, спокойно, без суетливости и подобострастия, которые она уже успела почувствовать от некоторых медиков. Он не бросался к кровати с причитаниями. Он подошел, потрогал ее руку — твердое, теплое прикосновение, полное силы, а не жалости.
– Ну что, героиня, – его голос звучал ровно, почти буднично. – Явно не самый удачный способ отдохнуть от операционной.
Он сел в кресло рядом, откинулся, положил ногу на ногу. Не скорбящий посетитель у одра, а деловой партнер, зашедший обсудить планы.
– Завтра прилетает Михаэль Штейнберг. Лучший в мире специалист по таким… ситуациям, как у тебя. Посмотрит все снимки, проведет осмотр. Я ему уже все твои подвиги в Уганде расписал, так что он в предвкушении познакомиться с железной леди лично.
Лена слушала, ловя каждое слово. Его спокойная, почти суховатая интонация была бальзамом на душу. В его глазах не было и тени той паники, того ужаса, что она видела у Нюты. Только твердая, непоколебимая уверенность и деловой подход. Он говорил с ней, как с равной. Как с Леной-хирургом, а не с Леной-инвалидом.
Он рассказывал о клинике в Тель-Авиве, о новых методиках реабилитации, о графике, который им предстоит. И потом, словно между делом, бросил:
– Кстати, как только Штейнберг даст добро и мы здесь все стабилизируем, надо будет слетать в Израиль. Я давно мечтал побывать в Иерусалиме. Посмотреть Старый город. А то все дела да дела.
В палате повисла тишина. Лена замерла.
Он не сказал “если ты выздоровеешь”. Не сказал “когда ты сможешь ходить”. Он сказал “как только стабилизируем” и “надо будет слетать”. Как о чем-то само собой разумеющемся. Как о плане на ближайшее будущее, в котором она — активный участник, способный летать в другие страны, гулять по древним улицам.
И в этот момент Лена поняла. Поняла всей своей израненной, но еще живой сущностью. Он не просто верил, что она встанет. Он в это не верил. Он это знал. Для него это было не надеждой, а данностью, вопросом времени и правильных действий. И своим простым, почти небрежным предложением он протянул ей руку не из жалости, а с приглашением в то будущее, которое сам для них уже видел.
Она не могла ответить. Не могла даже кивнуть. Но ее пальцы, лежавшие на одеяле, дрогнули. Слабый, едва заметный мускульный спазм. Но она его почувствовала. И, возможно, почувствовал он.
Игнат ничего не сказал. Он просто взял ее руку в свою, крепко, по-деловому сжал, как пожимают руку перед заключением важной сделки. Сделки на ее жизнь.
– Ладно, мне пора, – он поднялся. – Завтра будет тяжелый день. Выспись. Тебе нужно восстанавливать силы. Много работать предстоит.
Он ушел, оставив в палате не пустоту и страх, а ощущение непоколебимого фундамента. Ощущение, что за нее борются. Не как за беспомощную жертву, а как за ценного союзника. И этот союзник в ней самой медленно, но верно начинал просыпаться.
Вечер в палате был тихим, нарушаемым лишь монотонным писком аппаратов. Нюта, сменившая у постели дежурную сиделку, устроилась в кресле и, чтобы развеять гнетущую тишину, болтала без умолку. Она рассказывала о буднях своей клиники, о смешных и нелепых случаях.
– …и представляешь, Ленка, – тараторила она, поправляя одеяло, – пришла к нам эта… ну, в общем, студентка-практикантка, вся такая напудренная, с маникюром… А ей старшая медсестра и говорит: “Иди, милочка, мужчине в палате №5 клизму поставь”. А у него, у мужика-то, геморрой в обострении, он орет на всю больницу! – Нюта фыркнула. – И что бы ты думала? наша красотка бледнеет, зеленеет… и бац! на пол. В обмороке. Прямо у его койки. Пришлось его самого откачивать, а потом и ее…
И тут она увидела. Уголок Лениного рта дрогнул. Сначала почти неуловимо, потом чуть заметнее. И на ее бескровных, потрескавшихся губах застыла слабая, но совершенно отчетливая тень улыбки.
На секунду в палате воцарилась тишина. Нюта замерла с открытым ртом, не веря своим глазам. А потом…
– ААААА!!! – ее оглушительный, пронзительный визг разорвал больничную тишину, – ЛЕНКА!!! Ты улыбнулась! Ты меня слышишь! Ты поняла!
Она вскочила с кресла, опрокинув его с грохотом, и бросилась к кровати, не помня себя от восторга.
– Я знала! Я всегда знала, что ты справишься! Моя девочка! Моя умничка! – она обнимала Лену, целовала ее в щеку, в лоб, совсем не заботясь о стерильности, захлебываясь в потоке слов. – Ничего, ничего, родная! Все будет! Мы тебя поднимем! Мы тебя обязательно поднимем! Смотри-ка, она улыбается! Она же все понимает!
Дверь в палату распахнулась, и на пороге возник перепуганный дежурный врач с инъекцией в руке – на крик сбежался чуть ли не весь этаж.
– Что случилось? – испуганно спросил он, озираясь в поисках катастрофы.
– Она! – Нюта, вся в слезах и соплях, тыкала пальцем в Лену, которая смотрела на всю эту суматоху тем же слабым, но безмятежным подобием улыбки. – Она улыбнулась! Понимаешь? Она улыбнулась моей шутке! Она же все слышит! Все понимает!
Врач сначала нахмурился, потом подошел ближе, внимательно посмотрел на Лену, проверил зрачки. И сам не смог сдержать улыбки.
– Ну вот видите, – сказал он, значительно смягчившись. – А вы тут кричите, будто пожар. Мешаете другим больным. – Но упрек его звучал совсем беззлобно.
Нюта уже не слушала его. Она снова обнимала Лену, шепча ей на ухо сквозь счастливые слезы:
– Видишь? Видишь? Я же говорила. Ты все сможешь. Даже улыбаться. Это только начало, Ленка. Только самое начало.
Катя
“Сапсан” плавно несся по рельсам, выписывая за окном мелькающий узор из жухлых осенних полей, темных перелесков и унылых станционных построек. Катя устроилась у окна, плотнее кутаясь в легкое, но дорогое пальто — единственное, что она успела схватить из вещей, бросив все остальное в той проклятой московской квартире.
В отражении в стекле виднелось новое лицо. Короткие каштановые волосы, уложенные небрежной, но стильной стрижкой. Никакого яркого макияжа. Простая черная водолазка. Она выглядела как сотни других деловых женщин в этом вагоне. Ничем не примечательная. Невидимка.
Сердце все еще колотилось где-то в горле, сжимаясь ледяными тисками при каждом звуке шагов проводницы, при каждом скрипе открывающейся двери. “Успокойся. Они ничего не знают. Еще нет”, — твердила она себе, бессмысленно вглядываясь в мелькающие за окном дали.
План выстраивался в голове с четкостью, выработанной годами выживания. Москва — горячая точка. Питер — перевалочный пункт. В Питере — он. Старый знакомый, мастер на все руки, которому она когда-то помогла избежать очень крупных неприятностей. Он мог сделать документы. Хорошие, качественные, не то что ее прошлые подделки. Новое имя, новая жизнь. Потом — скорее в Таллин. Автобусом, паромом, поездом – неважно. А из Таллина… Хельсинки. Финляндия была строгой, но там можно было затеряться, стать другой. Начать все с чистого листа. В который уже раз.
Она нервно проверила сумочку. Паспорт на старое имя, несколько тысяч евро, наличными — все, что успела снять с ее немногочисленных счетов до того, как их, возможно, заблокируют. И визитка Андрея. Он скинул денег. “На расходы”. Прощальный подарок. Или откуп. Неважно. Деньги были реальны.
Пейзаж за окном постепенно менялся, становился более урбанистическим, появлялись промзоны, бесконечные путепроводы. Приближался Питер. Катя глубоко вздохнула, пытаясь заглушить подступающую тошноту. Страх шел рука об руку с азартом. Опасность — с надеждой. Она привыкла начинать с нуля. Это было ее главное умение.
Поезд начал сбрасывать скорость, завывая протяжным гудком. Катя собрала вещи, поправила волосы и надела темные очки, хотя солнца не было. Пора было исчезать.
Холодный ветер с Финского залива пробирался до костей, и Катя куталась в свое легкое пальто, которое вдруг показалось ей бесполезным ситцевым платочком. Она шла по серым, безликим дворам-колодцам, сверяясь с картой на телефоне. Каждый скрип качелей на детской площадке, каждый шорох в кустах заставлял ее вздрагивать и оборачиваться. “Никому нет до тебя дела, — уговаривала она себя, сжимая кулаки в кармане так, что ногти впивались в ладонь. — Ты просто одна из тысяч. Призрак”.
Подъезд нужного дома, к ее удивлению, был открыт. Дверь болталась на сломанном замке, издавая жалобный скрип. Пахло сыростью, старыми обоями и чем-то кислым. Катя, стараясь не дышать, быстро поднялась по обшарпанной лестнице на третий этаж.
Она замерла перед знакомой дверью, секунду собираясь с духом, и нажала звонок. Внутри зашуршали шаги, щелкнул замок, и на пороге возникла незнакомая женщина лет пятидесяти, в домашнем халате, с настороженным взглядом.
– Да? Вам кого?
– Здравствуйте, – голос Кати прозвучал хрипло. Она прочистила горло. – Можно… можно Федора Георгиевича?
Женщина нахмурилась, оценивающе оглядев Катю с ног до головы.
– Федора Георгиевича? А вы кто ему будете?
– Я… его знакомая. По старой работе. Очень нужно его увидеть.
– Так его тут уже нет, – женщина махнула рукой вглубь квартиры. – Он еще прошлой осенью к дочери в Минск уехал. Квартиру продал. Мы здесь уже полгода живем.
Мир под ногами у Кати поплыл. Она инстинктивно ухватилась за косяк двери.
– В Минск? – повторила она глупо. – А… а вы не знаете, как с ним связаться? Адрес? Телефон?
Женщина покачала головой, и в ее глазах появилось что-то похожее на жалость.
– Детка, да мы через риэлтора покупали. Нам даже фамилию его не сказали, только документы проверили. Какие уж там контакты… Вам что, очень нужно?
Катя могла только молча кивать, чувствуя, как по щекам ползут предательские слезы. Она резко отвернулась, бормоча что-то невнятное вроде “спасибо” и “извините”, и почти побежала вниз по лестнице.
Во дворе на нее накатило отчаяние. Она прислонилась к холодной стене дома, закрыла глаза и просто стояла, пытаясь загнать обратно предательские слезы. В голове стоял оглушительный звон. Минск. Все ее хрупкое, призрачное здание рухнуло в одно мгновение. Нет документов. Нет безопасного пути в Таллин. Нет плана.
Адреналин, который гнал ее все это время, начал отступать, и на смену ему пришла леденящая апатия. Она осталась одна на краю света, в чужом городе, с деньгами, которых надолго не хватит, и с лицом, которое, возможно, уже ищут.
“Что делать?” — этот вопрос бился в висках, но ответа не было. Только ветер, свистящий в проводах, да далекий гул машин. Она вытащила телефон, бесцельно листая контакты. Андрей… но он в море. Другие “друзья”… все из прошлой жизни, которая была мишурой и ложью.
Она сделала глубокий вдох и оттолкнулась от стены. Нужно было двигаться. Куда угодно. Просто стоять здесь — значит замерзнуть или быть найденной. Она побрела прочь от этого проклятого дома, не зная куда, с единственной мыслью в голове: “Начать сначала. Снова. Но как?”
Продолжение следует. Все части внизу 👇
***
Если вам понравилась история, рекомендую почитать книгу, написанную в похожем стиле и жанре:
"Развод. Катись к своей зайке", Агата Ковальская ❤️
Я читала до утра! Всех Ц.
***
Что почитать еще:
***
Все части:
Часть 1 | Часть 2 | Часть 3 | Часть 4 | Часть 5 | Часть 6 | Часть 7 | Часть 8 | Часть 9 | Часть 10 | Часть 11 | Часть 12 | Часть 13 | Часть 14 | Часть 15 | Часть 16 | Часть 17 | Часть 18 | Часть 19 | Часть 20 | Часть 21 | Часть 22 | Часть 23 | Часть 24 | Часть 25
Часть 26 - продолжение