Спасибо, что читаете мои истории. Я бесконечно благодарна вам за донаты, репосты, лайки, комментарии и подписки. Оставайтесь со мной и дальше.
Поддержать канал денежкой 🫰
Лена
Лена с трудом открыла глаза.
Мир плыл в ослепительном, размытом мареве. Яркий свет больничной лампы резал глаза, заставляя зажмуриться. Губы были сухими, потрескавшимися, будто присыпанные песком. Она попыталась сглотнуть, но во рту не было ни капли влаги.
Первое, что она осознала — это всепроникающая, тупая боль в спине. Не острая, а тяжелая, глубокая, будто в тело вбили раскаленный металлический стержень. Затем — странная легкость там, где ее не должно было быть. Она попыталась пошевелить пальцами ног, послать привычный сигнал… и ничего не произошло. Только тишина в ответ от собственного тела. Паника, холодная и липкая, сковала грудь.
– Ле-на… – чей-то хриплый, срывающийся шепот.
К ее лицу приблизилось знакомое лицо с рыжими прядями, выбивающимися из-под повязки. Нюта. Ее глаза были огромными, сияющими от слез, которые она безуспешно пыталась смахнуть тыльной стороной ладони.
– Тихо, тихо, родная… Не двигайся, – голос Нюты дрожал, выдавая всю ее показную храбрость. Она взяла кусочек льда, завернутый в марлю, и нежно провела им по Лениным пересохшим губам. Прохлада стала маленьким чудом, островком спасения в аду боли и беспомощности.
– Вот так… молодец… Ты справишься, Ленка, обязательно справишься, – Нюта гладила ее руку, а по ее щекам беззвучно текли слезы. Она их даже не замечала. – Все будет хорошо… все… – но ее слова тонули в отчаянной, непрошенной правде, читающейся в каждом взгляде, в каждой предательской слезинке.
Лена медленно перевела взгляд с Нюты на белый потолок. Она чувствовала. Чувствовала эту пустоту ниже пояса. Этот звенящий, предательский вакуум, где должно было быть знакомое напряжение мышц, легкое покалывание, жизнь.
Она снова попыталась. Изо всех сил. Сдвинуть хотя бы палец на ноге. Приподнять пятку. Ничего. Только боль в спине в ответ на усилие, да тихое шипение монитора рядом.
Ее глаза наполнились ужасом. Чистым, бездонным. Она посмотрела на Нюту, ища в ее взгляде опровержение, надежду, ложь — все что угодно, только не это молчаливое подтверждение самого страшного.
Из ее пересохшего горла вырвался лишь беззвучный, хриплый выдох. Вопрос, на который она уже знала ответ.
Дверь палаты тихо отворилась, пропуская дежурного врача — молодого мужчину с усталым, но профессионально-сосредоточенным лицом. Его взгляд сразу перешел на мониторы, а затем на Лену.
– Привет, красавица. Рад тебя видеть в сознании, – его голос был нарочито бодрым, слишком громким для этой тихой, наполненной болью комнаты.
Нюта тут же затараторила, вытирая украдкой слезы:
– Доктор, она очнулась! Глаза открыла! Но она… она не может говорить… Когда она сможет? Спросите что-нибудь!
– Все в свое время, – врач мягко, но твердо отстранил Нюту, проверяя дренаж и поправляя капельницу. – Сначала нужно стабилизировать состояние полностью. Голосовые связки в порядке, просто организм еще не готов. Нужно немного потерпеть. – Он повернулся к Нюте. – А вы, дорогая, сделайте-ка мне одолжение. Сбегайте на третий этаж, в ординаторскую. Попросите ко мне доктора Иванова. Скажите, что пациентка пришла в себя.
Нюта метнула взгляд на Лену, полный неуверенности и страха оставить ее одну.
– Но…
– Я попрошу сестру присмотреть, – кивнул доктор. – Идите.
Как только дверь закрылась за Нютой, в палате воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь монотонным писком аппаратуры. Лена лежала, уставившись в потолок, и изо всех сил пыталась цепляться за реальность. Она мысленно повторяла стихи, которые учила в школе, пыталась вспомнить таблицу умножения, названия всех костей в человеческом теле — все, что могло доказать ей, что ее разум цел, что она все еще здесь, даже если тело отказывалось подчиняться.
“Девятью семь… шестьдесят три. Десятью десять… сто. "Мороз и солнце; день чудесный!"…”
Боль в спине была якорем, не давшим уплыть в беспамятство. Страшным, но единственно надежным доказательством того, что она жива.
И вдруг… дверь палаты снова приоткрылась. Не так, как это делают врачи или медсестры — уверенно и с шумом. Она отъехала на пару сантиметров и кто-то заглянул в палату.
Лена замерла. Стихи в голове оборвались.
Она увидела знакомые глаза. Широко раскрытые, подведенные, даже сейчас, в пять утра. Искаженные сложной гримасой — притворной жалостью, любопытством и… торжеством. Таким тонким, таким ядовитым, что его могла уловить только та, кто понимал эту женщину до самых потаенных уголков ее фальшивой души.
Катя.
Она не вошла. Она просто стояла там, в полумраке коридора, и смотрела. Ее взгляд скользнул по Лене, прикованной к кровати, по трубкам, по аппаратам, и на ее губах дрогнула едва заметная, холодная улыбка. Быстрый, оценивающий взгляд хищницы, проверяющей, жива ли еще жертва?
Их глаза встретились на долю секунды. В глазах Кати не было ни капли сострадания. Только леденящий душу интерес и удовлетворение.
Затем дверь так же бесшумно прикрылась, и Катя исчезла, словно призрак.
Лена лежала, не в силах пошевельнуться, не в силах издать звук. Но ее разум, только что ясный и собранный, теперь кричал в немом, беспомощном ужасе. Таблица умножения разлетелась на осколки. Стихи Пушкина превратились в белый шум. Осталось только одно — леденящее осознание того, что только что случилось.
И тихий вопрос, от которого застывала кровь: Что она здесь делала?
Катя, стуча каблучками, бежала по больничной лестнице вниз. Ее сердце колотилось с такой силой, что заложило уши. Вдоль позвоночника пробежал холодок и ладони вспотели от волнения. Она вспоминала глаза Лены, которые смотрели на нее и сжимала кулаки – получила? Умница, красавица, трудяжка наша! Лежит теперь овощем и, кто знает, что дальше будет? Пока с тобой все носятся, как с писаной торбой, но вот интересно, на сколько и хватит? Надоест, поди с ложки кормить, да памперсы менять. Где будешь ты через пару месяцев и будут ли твои обожаемые друзья рядом с тобой?
Катя вышла на улицу и подставила разгоряченное лицо навстречу холодному ветру. Теперь нужно решить, что делать дальше. К Алексею возвращаться нельзя, на ту съемную квартиру, ключ от которой ей выдал тот страшный человек, тоже. Там ее мигом разыщут.
Андрей. Андрей отбыл в рейс. Он позвонил, чтобы проститься и сказал, что через пару месяцев они смогут поговорить и тогда…”Тогда все обсудим” – сказал он. .ЖС Правда, он скинул Кате неплохую сумму денег. “На расходы”, – сухо сказал он и сбросил вызов. На расходы! – Катя усмехнулась, знал бы он, какие ей предстоят расходы!
Катя решила, что настало время, когда ей опять придется начинать все с нуля. Новое имя, новая жизнь… Кто знает, может быть все еще сложится удачно? В конце концов, она молода и имеет право на свой кусочек счастья. Мысль о том, что Алексей “уплыл” из ее рук, была невыносима – так бездарно потерять надежду на спокойную жизнь в статусе жены профессора! Катя скрипнула зубами – надо было сразу продать эту подаренную долю – хоть за копейки А теперь? Теперь остается только вздыхать о потерянном времени… Ее подруга Олеся, в квартире которой она успела пожить, благополучно выскочила замуж за какого-то судостроителя и улетела к нему в Архангельск. Катя усмехнулась, вспомнив, с какой радостью Олеська собирала чемоданы, так дурочка спешила, что забыла в шкафу папку с анализами и медицинскими заключениями из женской консультации…
Она позавтракала в небольшом кафе и спросила официантку, есть ли поблизости какой-нибудь салон или парикмахерская. Через полчаса Катя сидела в кресле.
– Короткую стрижку, пожалуйста, – улыбнулась она девушке – парикмахеру, – И покрасить волосы… каштановый мне кажется будет отлично!
– Не жалко вам стричь? – парикмахер вздохнула, – У вас хорошие волосы и цвет красивый… Потом не получится вернуть такой же.
– Нет, не пожалею, – покачала головой Катя, – Хочу сменить образ. На все сто процентов. Начинаю новую жизнь. С чистого листа. Стригите!
В это время Алексей сидел на жестком стуле, вцепившись пальцами в его холодный пластиковый край. Слова следователя — сухие, протокольные — падали, как удары молота, разбивая в щепки тот призрачный мир, в котором он жил все эти месяцы.
– Екатерина Солнцева. Настоящее имя — Марина Ложкина. 1989 года рождения. Дважды судима за мошенничество… Состоит в розыске по делу о крупном мошенничестве в Краснодаре… Была замужем дважды…
Он не слышал всего. Отдельные фразы долетали до него, отскакивая от сознания, как горох от стены. Мошенничество… Розыск… Поддельные документы…
– Она… – Алексей сглотнул ком в горле, пересохший голос сорвался на шепот. – Она причастна к тому, что случилось с Леной?
Следователь, мужчина с усталым, непроницаемым лицом, отложил папку.
– Выясняем. Пока прямых доказательств нет. Но она исчезла. А люди с такой биографией, как правило, не исчезают просто так. Особенно когда их начинают искать по серьезному делу. Мы вас будем информировать, но пока я не могу вам сказать наверняка. Следствие идет.
Алексей молча кивнул, пытаясь осмыслить услышанное. Его Катя. Его “зайка”. Беглая преступница.
– И последнее, – следователь вздохнул, посмотрев на Алексея с странной смесью жалости и профессионального любопытства. – Не знаю, обрадует вас это или огорчит… Но ваша “Катя” не была беременна. Совсем.
Воздух вырвался из легких Алексея со свистом. Он уставился на следователя, не в силах вымолвить ни слова. Мозг отказывался верить.
– Но… документы… УЗИ… Я видел! – вырвалось у него наконец. – Она показывала!
– Это были чужие документы, – коротко отрезал следователь. – Как и многое другое. Стандартная схема. Экспертиза назначена, но я уверен в результате на сто процентов. На этом, пожалуй, все. Вопрос пока открыт. Вы свободны, Алексей Леонидович. О вашей… о Ложкиной… мы вас проинформируем.
Алексей вышел из кабинета, шатаясь. Он прислонился к холодной стене в пустом коридоре и закрыл лицо ладонями. В ушах стоял гул. Не беременна. Все было ложью. Каждый вздох, каждая слеза, каждое “спасите моего малыша” — все было спектаклем. Он был не просто дураком. Он был слепым, наивным дураком, которого водили за нос, как последнего простофилю.
Он представил себе Лену. Ее неподвижное тело в больничной палате. И Катю. Ту, что смотрела на него “честными” глазами и клялась в любви.
Из его груди вырвался тихий, надрывный стон. Стон человека, у которого из-под ног выбили не просто почву, а весь мир. И единственное, что оставалось — это леденящая, всепоглощающая ненависть. К ней. И к самому себе.
Продолжение следует. Все части внизу 👇
***
Если вам понравилась история, рекомендую почитать книгу, написанную в похожем стиле и жанре:
"Развод. Катись к своей зайке", Агата Ковальская ❤️
Я читала до утра! Всех Ц.
***
Что почитать еще:
***
Все части:
Часть 1 | Часть 2 | Часть 3 | Часть 4 | Часть 5 | Часть 6 | Часть 7 | Часть 8 | Часть 9 | Часть 10 | Часть 11 | Часть 12 | Часть 13 | Часть 14 | Часть 15 | Часть 16 | Часть 17 | Часть 18 | Часть 19 | Часть 20 | Часть 21 | Часть 22 | Часть 23 | Часть 24
Часть 25 - продолжение