Историко-фантастический детектив
Алексей Богачев
Уважаемые читатели!
В 2006 году вышла художественная книга археолога, доктора исторических наук Алексея Богачева. В данной книге фантастика переплетена с реальными историческими фактами. События книги разворачиваются сразу в трех эпохах - в нашем времени, в годы Второй мировой войны и в Х веке нашей эры.
На канале мы будем размещать по одной главе в день. Приятного чтения и хорошего дня!
Предыдущие главы:
Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 9 Глава 10 Глава 11 Глава 12 Глава 13 Глава 14 Глава 15 Глава 16 Глава 17 Глава 18 Глава 19 Глава 20 Глава 21 Глава 22
ГЛАВА 23. ПЛЕННИК
Но вернемся к оставленному нами на лесной тропе, погруженному в свои воспоминания Ваяну. Разумеется, брат Алмуша ничего не знал об истинной жизни ненавистного ему дана. Однако внутреннее чутье подсказывало ему, что корни очень многих странных событий следует искать именно в логове Филина.
Чашу терпения Ваяна и многих болгарских князей переполнила его недавняя речь на совете вождей. «Пока Алмуш еще не оправился от болезни, - сказал тогда Филин, - позицию болгар на грядущих переговорах с Багдадом должен представлять его первый советник, то есть я».
Но на том совете это было еще не самым удивительным. Когда болгарские вожди зароптали и яростными криками начали высказывать свое недовольство чужаку, тот неожиданно для всех поднял над головой ладонь с «говорящей пластиной».
Неожиданно воцарившаяся в юрте тишина едва нарушалась потрескиванием сырых дров в очаге. О «говорящей пластине» молодые вожди только слышали, и уже не верили в ее реальное существование. Старые же последний раз видели ее в незапамятные времена и считали утерянной навсегда. Именно этот кусочек металла с начертанными на нем древними письменами давал его обладателю право на «крайнее слово». Считалось, что хранитель пластины говорит от имени ушедших в мир иной предков. И вот теперь эта, прекращавшая любой спор, вещь странным образом оказалась в руках чужака.
На совете племен перебить «слово пластины» могло только «слово вождя». Но Алмуша не было. Вождь серебряных болгар был болен. Так и закончился тот памятный совет. Дорожащие обычаями рода вожди встали и стали расходиться. Их молчаливый гнев и недовольство так и остались висеть под сводами белой юрты.
Как пропавшая «говорящая пластина» оказалась у Филина, так никто и не узнал.
Но как бы то ни было, такое положение дел на совете и после него не устраивало многих болгарских вождей и, прежде всего, наследников царского рода, к коему принадлежал и сам Ваян.
Легкий ветерок донес до путника легкий запах дыма и он вернул Ваяна из мира воспоминаний в мир сегодняшний.
Острый глаз охотника скользнул по замершей на сосне белке. Чуткое ухо среди тысячи лесных звуков выделило размеренный стук дятла и распевную трель иволги… В лесу было все как всегда. И только едва уловимый запах дыма говорил о близости человеческого жилья. Идти до логова Филина оставалось совсем немного. «Вот сейчас нужно перепрыгнуть через ручей, подняться по склону оврага и…», - не успел охотник додумать эту мысль, как земля под его ногами разверзлась, и он начал проваливаться в темную холодную бездну. Последнее его ощущение – острая боль в груди…
Человек, даже на секунду потерявший сознание, теряет контроль над временем. И пришедший в себя Ваян не знал, как долго он пребывал бес сознания. Первое, что он почувствовал – тупая боль в грудной клетке. Такие же болевые ощущения он испытал в юности, когда упав с высокой сосны, сломал два ребра. Помимо боли, на него нахлынуло приторно-сладкое ощущение тошноты и слабости. Ощущение полной неизвестности усугубляло его состояние.
В голове шумело. Всплывали отрывочные воспоминания о падении, о достававших его из ямы людях, о том, как его долго (а может, и не долго) несли на носилках… Потом был какой-то человек с умными глазами, который говорил ему какие-то добрые, но совсем непонятные слова, и при этом накладывал на грудь повязку…
Ваян попытался пошевелить правой рукой и ему это удалось. Осторожно ладонью он дотронулся до своей груди и обнаружил, что она действительно перевязана. «Значит, это был не сон и не бред больного человека» - с удовлетворением отметил он.
Ваян огляделся и понял, что окружавшая его тьма была не кромешной. Где-то вдалеке коптил светильник. И он не просто видел его слабый трепещущий свет, но и ощущал запах сгоревшего масла.
«Ну вот и славно, - пронеслось у него в голове. – Если бы меня хотели убить, то давно бы это сделали. А уж коли меня здесь даже решили подлечить, то надежда на продолжение жизни есть!»
Лежащий на спине Ваян решил повернуться на правый бок. Он постарался сделать движение плавным, но из этого ничего не получилось, и попытка обернулась приступом боли. Деревянный топчан под ним заскрипел. Левая рука плетью упала вниз. Немного полежав, переждав боль и подступившую к горлу дурноту, он ладонью ощутил приятный холодок земляного пола. Ему невольно захотелось погладить эту прохладу. Он сделал движение пальцами руки и наткнулся на стоящий здесь же глиняный кувшин. Округлый бок кувшина был шершавым, холодным и влажным. И Ваян понял, что более всего на свете он хочет пить и именно из этого, стоящего подле него кувшина.
Рука нетерпеливо принялись искать ручку кувшина. Желание пить было столь сильным, что резкое движение руки опрокинуло кувшин.
Последнее, что отпечаталось в мозгу у теряющего сознание человека, был звук выливавшейся из кувшина воды.
Когда Ваян очнулся в очередной раз, он осознал, что чувствует себя значительно лучше. Не было той приторно сладкой тошноты и изматывающей слабости. Да и боль в ребрах куда-то ушла. Рукой, которая уже слушалась его, он провел по груди. Она, как и прежде была туго перетянута повязкой.
Он начал вспоминать свои сны и понял, что некоторые из них были явью. Он вспомнил заботливые руки, которые регулярно перевязывали его раны и добрый голос, который на непонятном ему языке продолжал утешать его. Он вспомнил, что все это время его пытались поить и кормить…
А еще он вспомнил диалог, который услышал, как ему казалось, совсем недавно.
- Алим, ты с ума сошел! – произнес возмущенно кто-то прямо над ним. – Это же молодой княжич. Или я ошибаюсь?
- Мой господин не ошибается, – ответил кто-то смиренным голосом.
- И что, именно он оказался в ловушке?
- Да, мой господин.
- Что ж это за напасть такая! – В сердцах произнес тот, которого называли господином. – Именно сейчас, когда я меньше всего хотел бы поссориться с Алмушем, моим пленником оказывается его брат.
В наступившей после громкой речи тишине лежащий с закрытыми глазами Ваян услышал треск горящего факела и ощутил на своем лице тепло его пламени.
- Его хорошо лечили? – после недолгой паузы спросил человек, которого называли хозяином.
- Да, мой господин. Мансур сказал, что еще несколько дней и больной будет здоровым.
- И на том спасибо. Ничего доверить нельзя. Всего несколько дней меня не было и вот те раз. Сказал же тебе, Алим, что ждем гостей… - голос человека, которого называли хозяином, удалялся с каждым произносимым им словом, а потом и вовсе пропал.
«Значит, это был не кошмарный сон, а не менее кошмарная явь», - отметил Ваян и попытался повернуться на правый бок. На этот раз это ему удалось, и с гораздо меньшими болевыми последствиями. Левой рукой он нащупал стоявший на прежнем месте кувшин и, зацепив его за ручку, достаточно легко поднес сосуд к своим губам.
Ничего вкуснее этой холодной воды Ваян доселе не пробовал. С трудом оторвавшись от вожделенной влаги, он аккуратно поставил кувшин на прежнее место и тут же заснул. И этот его сон впервые за последние дни был здоровым.
В «логове Филина», как многие называли замок Хорнугла, был еще один без вины виноватый узник - доктор Мансур. Но он был привилегированным узником. И его темница напоминала скорее лабораторию средневекового алхимика.
Впрочем, невольный пленник логова Филина и узник времени, член-корреспондент Российской академии медицинских наук профессор Мансуров уже и сам стал называть себя алхимиком. И очень гордился тем, что в кустарных условиях средневековья ему удалось-таки синтезировать целый ряд лекарств. Ему было приятно, что сложная глазная операция прошла удачно и что зрение хана Алмуша скоро восстановится окончательно. Он получал удовольствие от того, что ему удалось локализовать очаг чумы в одном из отдаленных районов Волжской Болгарии. Именно здесь он ощутил себя как никогда востребованным. В какой-то степени профессор даже смирился со своим теперешним положением.
Однако доктора смущало два обстоятельства. Он совершенно не понимал – каким образом он оказался заброшенным более чем на тысячу лет назад. Кроме того, его настораживала фигура его опекуна Хорнугла, человека, который, по мнению Мансурова, знал гораздо больше, нежели сообщал ему.
Профессор предполагал, что невероятное его перемещение во времени связано с людьми, окружавшими его в последнее время в том покинутом им мире. Возможно, увлечение тибетскими мистическими учениями было первопричиной всех странных событий… Ответа на эти и многие другие мучившие его вопросы, ученый не находил. И поэтому решил все, что он видит воспринимать как некую «объективную реальность, данную ему в ощущениях, не зависящих от его сознания». Как бы то ни было, но это марксистско-ленинское определение материи примирило его с окружающим миром, в котором он начал жить и работать.
И все бы хорошо, но этот Хорнугл, которого все за глаза и в глаза называли не иначе как Филин, знал явно больше, чем говорил. Порой в беседах с ним Мансурову казалось, что этот человек, так же как и он сам, не от мира сего. А порой тот вел себя как типичный средневековый варвар.
Подобного рода мысли - работал ли он за письменным столом, производил ли свой очередной химический опыт или засыпал под теплым верблюжьим одеялом - регулярно посещали профессора.
В отличие от находящегося за тяжелым замком Ваяна, профессор мог свободно передвигаться по замку Филина. Однако выходить за его пределы, без ведома хозяина, он не мог. Впрочем, когда выйти за мощные дубовые, окованные железом ворота требовала работа – сбор целебных трав или необходимых для производства лекарства минералов – врача выпускали. Но в этом случае его неизменно сопровождал Алим.
Вот и сейчас Мансур (так называли Рауфа Мансурова здесь) в поисках чебреца, мяты и мелиссы забрел высоко в горы. И, как всегда в таких случаях, в двадцати шагах за ним неотступно следовал верный слуга Филина. И, как всегда, на лице Алима не было никаких эмоций. И только зоркий и строгий взгляд прищуренных глаз нукера не оставлял доктору никаких шансов на побег.
«Побег? – усмехнулся своим мыслям нагнувшийся за очередным соцветием Мансуров. – Какой побег? Куда? Филин давно мог бы снять это никчемное сопровождение. Никуда бы я с этой «подводной лодки» не убежал».
Порыв свежего речного ветра прервал его невеселые размышления. Он выпрямился, огляделся и понял, что ноги в очередной раз привели его на самую высокую вершину горного кряжа. Именно отсюда открывался величественный вид на излучину могучей реки. Профессор Мансуров любил бывать здесь. Вглядываясь в речную синеву, он лелеял наивную надежду увидеть на водной глади белый четырехпалубный пароход, который одним видом своим развеял бы весь этот кошмарный сон.
Однако парохода не было, и сон не развеивался. А изредка проплывавшие внизу паруса викингов или арабов были лишним доказательством неотвратимой реальности.
Алим знал всегдашний маршрут своего подопечного, а потому относился ко всему происходящему с привычным спокойствием и терпением – через час-полтора их прогулка должна по обыкновению закончиться.
Извечная мысль об оставленных делах вывела Мансурова из состояния транса. Сбор лечебных трав и минералов был закончен. Нужно было возвращаться в лабораторию.
К слову, под эту лабораторию Филин отдал, пожалуй, самую удобную комнату замка.
Просторная комната с завешанными тяжеленными гобеленами стенами – первое, что он увидел и осознал в этом тогда новом для него мире. Впрочем то, что он оказался в совершенно ином измерении, профессор Мансуров понял не сразу.
- Как вы себя чувствуете? – этот вопрос он услышал, едва сознание начало к нему возвращаться. Но открыть глаза он был тогда еще не в силах. – Вы в порядке? – доктор почувствовал легкое похлопывание ладонями по щекам.
Мансуров ощущал легкое подташнивание и тяжесть во всех своих членах. Он знал, что это обычное послеоперационное состояние, вызванное действием наркоза. «Неужели мне все-таки вырезали аппендикс? – с ужасом подумал доктор. – Дотянул таки до перитонита!»
Он волевым усилием открыл глаза, но вместо белого потолка больничной палаты, который ожидал увидеть, с удивлением обнаружил высоко над собой перекрытие из свежеоструганных досок. Более того, оглядев себя, он понял, что на нем не больничная пижама, а парчовый халат.
Удивление его было столь велико, что он сразу же попытался приподняться. Но из этого ничего не получилось, голова закружилась, и он снова рухнул на ложе.
«Вроде бы жив, – удовлетворенно отметил тот же голос. – Скоро должен оклематься окончательно. Посиди с ним, Алим. Если что – сразу зови».
Оклемался Мансуров действительно скоро. Проснувшись на следующее утро, он ощутил себя бодрым и здоровым. Более того, разыгравшийся зверский аппетит перебивал какие бы то ни было мысли доктора.
Стоящие рядом на столике холодная копченая курица и кувшин с водой оказались весьма кстати.
Уже за едой он принялся оглядывать помещение, которое оказалось весьма большим залом с высокими потолками и узкими стрельчатыми окнами. Висящие на стенах толстые гобелены и стоящая повсюду старинная мебель и утварь навели его на мысль о музее. Да и сам он, одетый в парчовый халат, скорее напоминал себе музейный экспонат.
Плотно позавтракав, он вымыл жирные руки в стоявшей здесь же глиняной миске с водой. С удовлетворением отметив, что его парадно-выходной костюм аккуратно повешен на спинку стоящего неподалеку резного деревянного кресла, он встал с намерением обойти помещение.
Однако эту затею ему пришлось отложить. Большая, находившаяся в другом конце зала дверь, едва скрипнув, отворилась, и в комнату вошел высокий, плотный человек. Он подошел к доктору и протянул ему руку.
- Как ваше здоровье, уважаемый? – по его голосу, Мансуров понял, что это человек из его полуобморочного сна.
- Спасибо, неплохо… - он замялся, не зная, как называть своего гостеприимного хозяина.
- Зовите меня Хорн, – словно предвидя вопрос, подсказал он, и жестом предложил сесть. Мансуров сел на свое ложе, а тот, пододвинув тяжелое кресло к столику, расположился напротив.
Вскоре в комнате появился человек с подносом, уставленным разного рода яствами, главным образом фруктами и восточными сладостями. Оставив поднос на столике, человек вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Опять же жестом предложив гостю угощаться, сам хозяин налил себе стакан воды.
- Рекомендую персидский виноград, - произнес он, сделав несколько глотков. – Только что с рынка.
Виноград, по мнению Мансурова, действительно оказался на редкость сладким и сочным.
- Давно не пробовал такого вкусного винограда, - сказал он в надежде сделать хозяину приятное и как-то разрядить невольную паузу. – У вас редкое имя. Германское, очевидно?
- Да, я выходец из Дании, - кивнул тот и, аккуратно оторвав от грозди несколько виноградин, виртуозно, одну за одной, побросал их в свой рот. – А вы, судя по всему, врач?
- Совершенно верно, простите, а судя по чему?
- В овраге, где вас нашли мои слуги, рядом с вами находилась вот эта сумка с медицинскими инструментами. – Хорн указал на стоящий на соседнем столике саквояж. – Это ведь ваше?
Увидев свой заветный чемоданчик, доктор бросился к нему. Щелкнув стальной застежкой и бросив беглый взгляд внутрь, он с удовлетворением отметил, что весь его персональный медицинский инструмент в наличии и в хорошем состоянии.
- Вы, как я понимаю, специалист по глазным болезням? – продолжил Хорн. – Вы уж извините, но я был вынужден заглянуть в ваш саквояж. Это ничего?
- Что вы, что вы! – оглянулся доктор. – Я вам так благодарен. Все на месте! А в каком, простите, овраге меня нашли? – спросил он, возвращаясь на место.
- Здесь, недалеко от замка.
- От замка? – пожал плечами Мансуров. – От какого замка?!
- Недалеко от этого замка, – голос Хорна звучал ровно, уверенно и не оставлял места для шуток или розыгрышей. – И в данный момент вы мой гость.
- Ничего не понимаю, – удивленно продолжал доктор. – Насколько я помню, ни в нашем городе, ни на сто верст вокруг нет никакого замка. Постойте-постойте, – он ладонью отер выступивший на лбу пот. – Где я нахожусь и что тут вообще, черт возьми, происходит?!
- Судя по вашей одежде, вы прибыли к нам издалека. И я не совсем понимаю, что вас так взволновало, – после недолгой паузы продолжил Хорн. – Но у нас, у купцов, есть поговорка: «доверяй только своим глазам». А посему я вам предлагаю небольшую прогулку. Как вы себя чувствуете?
Мансуров наконец начал замечать некоторые странности. Здесь все (абсолютно все!) было не так. Мебель, еда, вода, одежда, люди, запахи… И вдруг профессора осенило - весь их диалог проходил на его родном – на татарском языке!
- Где я? Кто вы? – устало спросил он.
- Собирайтесь, – Хорн хлопнул в ладоши.
В тот же миг в дверь вошел слуга и с поклоном положил перед Мансуровым кипу новой одежды – красные сафьяновые сапоги, белую холщовую рубаху, кожаные штаны и куртку, а также синий шелковый халат.
- Я думаю, для конной прогулки это будет удобнее, – Хорн, улыбнувшись, кивнул на одежду. – Смелее, доктор, это мой вам подарок.
Сказать, что несколько часов прогулки по лесу, по горам, по берегу реки, по базару и городу - добили и без того чуть живого от пережитого доктора значит ничего не сказать. Потрясение от увиденного было настолько сильным, что лишь мощная воля и трезвый аналитический ум не позволили профессору сойти с ума.
Засыпая на постели в просторном зале замка Хорна, он молился и просил аллаха лишь об одном – дать ему силы принять и выдержать разом свалившиеся на него чудовищные испытания.
После того, как он вернул зрение хану Алмушу, слава о нем разнеслась и по земле болгар, и далеко за ее пределами. К нему потянулись вереницы больных, среди коих были и богатые вельможи, и простой народ. Хорну, замок которого время от времени превращался в клинику, поначалу это не нравилось. Но многие контакты, естественным образом здесь возникающие, могли быть для него очень даже полезными и выгодными - в торговых и политических кругах личные связи являются определяющими.
В этом мире для доктора Мансурова жизнь потекла своей чередой. Чем дольше он жил в этом мире, тем больше чувствовал, что врастает в него, становясь его частью. Его профессиональное самолюбие было удовлетворено в полной мере. Именно здесь он, как никогда раньше почувствовал, как необходим людям врач. Прием больных, изготовление препаратов в лаборатории, работа над рукописями за письменным столом…
Навалившиеся на Мансурова воспоминания и размышления сделали дорогу к замку втрое короче.
- Так как наш больной? – спросил Хорн у доктора вместо приветствия, входя в его комнату. – Выздоравливает?
- А-а, Хорн, вы возвращаетесь так же неожиданно, как и исчезаете! – сидевший за своими бумагами Мансуров встал и пошел навстречу. – Больной пошел на поправку. Кстати, кто он?
- А вы с ним не общались?
- Нет, он молчит.
- Молчит? Ну да бог с ним, – Хорн подошел к письменному столу и бросил взгляд на бумаги. – Все работаете, доктор? А у меня есть предложение отдохнуть и притом с пользой для дела.
Увидев на столе крошки хлеба и несколько пшеничных зерен, Филин вспомнил, что Алим рассказал ему о том, что Мансур приручил мышку. И якобы она настолько доверилась доктору, что, наевшись досыта, зачастую засыпала тут же, среди вороха пергаментов.
- Наш дорогой и всеми любимый хан Алмуш хочет видеть нас с вами, дорогой мой доктор, у себя в гостях, – продолжил Хорн. – Вы ведь никогда не были на соколиной охоте?
- Неужели хан всех болгар уже окреп для охоты?
- Раз зовут, значит, окреп, – развел руками хозяин. – И вот в этой связи, дорогой Мансур, о чем я хотел вас попросить. Зная, что Алмуш дорожит вашими советами, не только в области медицины, но и в области политики…
Хорн вдруг прервал свой монолог. Его взгляд остановился на, висящей прямо над столом Мансурова изящной дубовой рамке. На вставленном в нее белом, прямоугольном листе пергамента замысловатой арабской вязью аккуратно было выведено одно слово.
- Еще несколько дней назад этого не было, - задумчиво произнес он, разглядывая новую деталь интерьера. - Если я правильно перевел с арабского, здесь написано «Читай», не так ли, доктор?
- Да, в Коране это самый короткий аят, - в глазах Мансурова засветился добрый огонек. – В моем рабочем кабинете на стене примерно такая же рамочка висела. Помогает, знаете ли, сосредоточиться. Правда, красиво?
- Весьма недурно, – кивнул хозяин замка.
А про себя подумал: «А главное, очень своевременно. Аккурат накануне встречи с одним необязательным читателем».