Найти в Дзене
Археология+

ОФИЦЕР ДЛЯ ЛИЧНЫХ ПОРУЧЕНИЙ глава 16

Историко-фантастический детектив Алексей Богачев Уважаемые читатели! В 2006 году вышла художественная книга археолога, доктора исторических наук Алексея Богачева. В данной книге фантастика переплетена с реальными историческими фактами. События книги разворачиваются сразу в трех эпохах - в нашем времени, в годы Второй мировой войны и в Х веке нашей эры. На канале мы будем размещать по одной главе в день. Приятного чтения и хорошего дня! Предыдущие главы: Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 9 Глава 10 Глава 11 Глава 12 Глава 13 Глава 14 Глава 15 ЧАСТЬ II. КОРИДОРЫ ВРЕМЕНИ Время и до нас, и после нас не наше. Ты заброшен в одну точку; растягивай ее – но до каких пор? Сенека ГЛАВА 16. СТРЕЛОК И ФИЛИН Крошечный, на тонких ножках, пятнистый олененок чутким своим носиком робко втягивал прохладный апрельский воздух. Рожденный неделю назад, он только привыкал к огромному лесному миру. Робко ступая по молодой ярко-зеленой траве, малыш старался не отставать от ма

Историко-фантастический детектив

Алексей Богачев

Уважаемые читатели!

В 2006 году вышла художественная книга археолога, доктора исторических наук Алексея Богачева. В данной книге фантастика переплетена с реальными историческими фактами. События книги разворачиваются сразу в трех эпохах - в нашем времени, в годы Второй мировой войны и в Х веке нашей эры.

На канале мы будем размещать по одной главе в день. Приятного чтения и хорошего дня!

Предыдущие главы:

Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 Глава 8 Глава 9 Глава 10 Глава 11 Глава 12 Глава 13 Глава 14 Глава 15

ЧАСТЬ II. КОРИДОРЫ ВРЕМЕНИ

Время и до нас, и после нас не наше. Ты заброшен в одну точку; растягивай ее – но до каких пор? Сенека

ГЛАВА 16. СТРЕЛОК И ФИЛИН

Крошечный, на тонких ножках, пятнистый олененок чутким своим носиком робко втягивал прохладный апрельский воздух. Рожденный неделю назад, он только привыкал к огромному лесному миру. Робко ступая по молодой ярко-зеленой траве, малыш старался не отставать от мамы-оленихи. Забегая ей под живот, он то и дело жадно припадал к набухшему от молока вымени. Мамаша не возражала. Беспечно скусывая с деревьев молодую поросль, она, сама того не замечая все дальше и дальше отбивалась от стада.

Давно наблюдавшая за ними матерая рысь, в предвкушении долгожданной трапезы, исходила обильной слюной. Однако опыт старой охотницы подсказывал ей, что нужный для последнего прыжка момент еще не наступил. Находясь на ветке раскидистого дуба, она терпеливо ждала. Вот беспечный олененок отошел от матери на три шага, еще на два… Вот он уже под рысью. Прыжок!

Этот прыжок в жизни матерой хищницы действительно оказался последним. Каленая, выпущенная из мощного арбалета стрела пронзила ее горло прямо в воздухе на полпути от заветной цели.

Нерасторопная мамаша шарахнулась в сторону. Радостно осознав, что самого страшного все же не произошло, она, тут же как теленок оказался у нее под брюхом, рванулась в сторону стада.

Тем временем из куста орешника вышел стрелок. Мягко ступая, он подошел к своей добыче и принялся с любопытством разглядывать ее. Охотника интересовала не столько добыча, сколько качество выстрела. А выстрел был отличным. Плоский, листовидный наконечник, как в масло войдя в шею животного, словно острый сапожный нож перерезал сонную артерию зверя. Рысь умерла практически мгновенно.

«Неплохой арбалет. Стоит отданных за него денег», - подумал стрелок и резким движением выдернул из горла хищника стрелу.

Человека звали Ваян. И в лесу он охотился. Что же касается этого выстрела, то он лишь не хотел гибели оленя. Оленя, который издревле был символом удач и побед древнего болгарского рода.

Свободного охотника, отшельника и вольнодумца Ваяна хан Алмуш призывал крайне редко. Царь болгар прекрасно понимал младшего брата. Он и сам мечтал уединиться в каком-нибудь дальнем урочище, чтобы жить там размеренной, несуетной жизнью. Но волею судьбы он, Алмуш, был первенцем царского рода, и именно на его плечи легло тяжелое бремя власти. А оно обязывало думать не столько о себе, сколько о своем народе.

Серебряные болгары, над коими предводительствовал Алмуш, переживали не самые лучшие времена. Бесчисленные войны со славянами, русами, хазарами и невесть откуда взявшимися печенегами измотали народ. Все, по праву сильного, предлагают свое покровительство и все требуют дань.

Однако обязанность всякого царя – оградить свой народ от всякого рода потерь и испытаний. Задача не из простых, но решить ее Алмушу было необходимо теперь, когда опасность гибели болгарского рода стала реальной как никогда.

Найти решение этой нелегкой задачи помог случай. В свое время Алмуш был чудесным образом исцелен от большого недуга. Совсем было пропавшее зрение ему вернул лекарь, милостью божьей, Мансур. Именно он, в одной из доверительных бесед рассказал хану о славном городе Багдаде. По словам Мансура Багдад – столица огромной и богатой земли – мог бы стать гарантом независимости и процветания серебряных болгар. Но более всего, по мнению лекаря, царство Алмуша укрепит новая, принесенная из Багдада вера. Она же позволит царю сплотить вокруг себя весь болгарский народ.

От купцов с далекого юга Алмуш много раз слышал рассказы о Стране тысячи крепостей, о ее богатстве и величии, но уж слишком далеко от Итиля она находилась. Добраться до нее было возможно только через земли извечных и ненавистных врагов хазар. И все-таки это был шанс…

В свое время хитрые хазарские вожди своего шанса не упустили и ради собственной выгоды приняли иудейскую веру. Хазарский каган, провозгласив себя отпрыском рода Израильского, привлек в свою страну великое множество еврейских купцов. Именно тогда через земли хазар потекли золотые реки…

Как бы то ни было, но Алмушу нужно было прибиться к какому-то берегу. И он, вняв совету лекаря, решил разыграть, пожалуй единственно возможную, политическую партию. Если Багдад захочет увидеть на далеком севере символы своей (а не иудейской) веры – он поможет болгарам на Итиле. Дело оставалось за малым…

Ваян знал о намерениях своего старшего брата, но с некоторых пор политика перестала интересовать его. Его перестали занимать интриги царского двора. Он с грустью наблюдал, как невесть откуда взявшиеся люди вдруг становились ближайшими советниками Алмуша.

«Невесть откуда взявшиеся… Да, пожалуй, лучше не скажешь, – пробираясь лесными тропами, Ваян не переставал размышлять. – Впрочем, лекарь Мансур, наверное, был редким исключением. Хотя история его появления при ханском дворе тоже весьма загадочна. И связана она опять-таки с Филином. Ох уж этот Филин»…

***

Впервые Ваян и Филин встретились много лет назад на похоронах одного знатного руса. Так получилось, что богатый купец из Скандзы умер внезапно загадочной смертью на земле болгар. А согласно обычаям северян, тело усопшего должно упокоиться там, где человека настигла воля богов.

Уже не первый год купцы-русы на своих ладьях ходили через землю болгар к Каспию. А потому Ваян знал многих из них.

Всякий раз их появление на пристани и рыночной площади вызывало у болгар бурю восторгов. Высокие, румяные, белокурые, с голубыми глазами и окладистыми бородами, в легкой одежде (несмотря на прохладную погоду), они держались приветливо, но гордо и независимо. У каждого из них был меч, топор и кинжал. Всегда они начинали с того, что втыкали в землю длинные бревна и раскладывали перед всеми хлеб и мясо…

По прибытии, русы всегда строили большие деревянные дома и располагались в них со своим товаром. Двери домов никогда не запирались – замков не было и в помине. Но все знали, что если они поймают вора или грабителя, то поведут его к длинному толстому дереву, затянут на его шее длинную веревку и повесят. Во всяком случае, именно так они поступили лет пять назад с одним вороватым печенегом.

Одним словом, и для Ваяна, и для его соплеменников визиты северных гостей были делом привычным. Однако всякий раз русы открывали им новые стороны своей необычной жизни… и смерти.

Никогда до того памятного дня Ваян не видел столь удивительного погребального ритуала.

В связи с кончиной, Рэдрика – так звали купца - русы отложили все свои дела и занялись похоронами.

Тело усопшего положили в могилу на досчатый настил и оставили так на десять дней, пока не закончили кройки его погребальных одежд и других приготовлений.

Деньги умершего разделили на три части: треть – для семьи, треть – чтобы скроить одежды для покойного, и треть – чтобы приготовить хмельной напиток, который будут пить на тризне.

Ваян немало удивился, когда узнал, что одна из рабынь умершего вызвалась отбыть со своим господином туда, откуда еще никто не возвращался. После такого ее решения к ней были приставлены две девушки. Они должны были быть с нею, куда бы она ни пошла, охранять ее и даже мыть ей ноги. Девушка же каждый день пила и пела, радуясь грядущему. А радовалась она потому, как объяснили княжичу, что рабыня на этом свете, она станет госпожой на том. «А рабыня-то, должно быть, мордовка», - подумал тогда Ваян, увидев на ногах девушки массивные серебряные браслеты.

В день похорон на берегу реки собралось немало любопытствующих. Корабль купца, к немалому удивлению собравшихся, уже был вытащен на землю, а вокруг него был сооружен досчатый помост. Именно на этом помосте на покойного надели шаровары, гетры, сапоги, куртку и парчовый кафтан с золотыми пуговицами. На голову одели, отороченную соболем, шапку.

Потом его перенесли в находящуюся на корабле палатку и положили, подперев подушками. Даров купцу, по мнению наблюдавших за происходящих болгар, принесли изрядно. Помимо хлеба, мяса, оружия, на корабль была брошена разрубленная пополам собака. Двух, загнанных до пота, красивых жеребцов также разрубили на куски и бросили покойному. Потом длинными мечами была рассечена пара быков. Затем убили петуха и курицу.

Девушка, изъявившая желание уйти на небо вместе со своим господином, была задушена и положена в палатку рядом с купцом. Когда вся эта длительная церемония была закончена, ближайший родственник покойного зажег находившийся под кораблем хворост.

- Что, друг мой, не нравятся тебе наши обычаи? – спросил стоявший рядом с Ваяном плотного сложения рус по имени Рагнер, заметив подавленное состояние своего старого знакомого.

- Что? – Ваяну действительно было несколько не по себе.

- Я говорю, что не понимаю я вас, болгар, - продолжал Рагнер. – Ну как это так?! Вы берете любимого человека и закапываете в землю на радость насекомым и червям! Мы же сжигаем его в мгновение ока, и он без промедления попадает на пир в Валгаллу.

Между тем, корабль горел действительно быстро. Не прошло и часа, как и корабль, и дрова, и девушка, и сам господин превратились в золу, а потом и в мельчайший пепел.

Затем сородичи умершего принялись сооружать над пепелищем нечто вроде большого холма.

- Долго еще в наших краях пробудешь? – обращаясь к Рагнеру с этим вопросом, Ваян хотел переменить тему. – Или теперь планы изменились?

- Планы купца может изменить только воля богов или… попутный ветер. – Рус ухмыльнулся так обыденно, по деловому, будто бы не схоронил только что одного из своих сподвижников. – Да, к слову, и у меня к тебе, Ваян, есть одно дельце.

Произнося эти слова, северянин сощурился и завертел головой, словно искал кого-то.

- Эй, Хорн! – окликнул он стоящего поодаль высокого мужчину. – Иди-ка сюда.

Хорн, как назвал соплеменника Рагнер, оглянулся на зов, и кивнув, двинулся в их сторону. Ваян быстрым глазом охотника тотчас сумел оценить неспешно приближавшегося мужчину: «воин, хороший воин, осторожный, скрытный и в то же время решительный, уверенный в собственных силах». Когда же их взгляды на мгновение пересеклись, болгарин прочитал в его глазах нечто необычное. Так спокойно, уверенно и даже несколько цинично на мир смотрят прожившие долгую жизнь старики, хотя, несмотря на обширную лысину, Хорн был воином в полном расцвете сил.

- Позволь, дорогой Ваян, представить тебе моего нового друга. – Рагнер похлопал подошедшего по плечу. – Это Хорнугл, а если коротко, то просто Хорн.

- Хорнугл? – искренне удивился Ваян. – Я знаю тебя и твоих людей много лет, но впервые слышу столь необычное имя.

- А это Ваян, младший брат болгарского царя Алмуша. – продолжал северянин. – Надеюсь, вы станете друзьями.

- Я действительно не рус, – Хорн приложил руку к сердцу и слегка поклонился. – Я дан. И в переводе на ваш язык имя мое означает «филин».

- Какое прекрасное знание болгарской речи! – удивленный Ваян тоже слегка поклонился и перевел взгляд на Рагнера. – По-моему, по-тюркски он говорит даже лучше тебя, друг мой.

- А что здесь удивительного, - пожал плечами рус. – Поживи я столько лет на востоке, моя речь была бы не хуже.

Ваян перевел вопросительный взгляд на Филина (узнав перевод имени дана, Ваян сразу решил называть его именно так).

- Да, ваше высочество, вы можете называть меня на свой манер.

Эти слова Хорна смутили болгарина, поскольку свою мысль он не озвучивал.

– А что касается моего знания языка, то я действительно какое-то время жил в каганате.

Внезапно задувший с реки свежий ветер разогнал приторно-сладковатый дым погребального костра. Зрелище было закончено, и народ начал расходиться. Однако наиболее уважаемые купцы и знатные болгары были приглашены за сколоченные еще вчера столы. За отсутствием брата-царя, Ваян был вынужден исполнять обязанности почетного гостя.

Столы ломились от снеди. Девушки с кувшинами браги едва успевали наполнять деревянные и глиняные кружки гостей. Более всего в этом застолье Ваяна удивляло, что никто из северян и не думал грустить об усопшем. Наоборот, быстро напившиеся русы принялись живо болтать, хохотать и пререкаться друг с другом. Под ногами сидевших в ожидании очередной кости то и дело сновали собаки. Болгарин, слегка понимавший речь русов, отметил, что говорят главным образом о деньгах, о торговле, о женщинах, о предстоящем отплытии на юг. Покойного вспоминали как бы вскользь и скорее с радостью – вот, дескать, уже с богами пирует.

Размышления его были прерваны Рагнером. Изрядно выпивший, он шумно сел на скамью рядом с Ваяном, и, смахнув со стола блюда с объедками, громко приказал пробегавшей мимо служанке принести еще еды и питья.

- Думаешь, мы свиньи? – обращавшийся к Ваяну Рагнер тщетно пытался сделать свой взгляд осмысленным.

Поскольку это была далеко не первая пьянка, на которой, по долгу гостеприимства приходилось бывать болгарину, он лишь улыбнулся в ответ. В это время перед ними было поставлено очередное блюдо – тщательно прожаренные на углях ребра кабана. Из глиняного узкогорлого кувшина служанка (Рагнер называл ее Хильда) долила в их кружки хмельной браги.

- Ну, давай выпьем, друг мой, - Рагнер своей глиняной кружкой с такой силой ударил по деревянной кружке Ваяна, что та разлетелась вдребезги, а ее содержимое вылилось прямо на округлый живот северянина. Устало качнув тяжелой головой, он удовлетворенно отметил: - Да, мы свиньи, вонючие северные свиньи. Слышите, вы, сволочи?!

Последняя фраза относилась к двум сидящим напротив соплеменникам, которые, разругавшись из-за какой-то служанки, уже держали друг друга за грудки и были готовы подраться.

Однако окружающие смотрели на происходящее спокойно – по обычаю северян перед такого рода застольями все оружие собиралось и складывалось под охрану в отдельный сарай. «Ну, подумаешь – намнут друг другу бока. Стоит ли встревать?» - рассуждали соседи по столу.

Говоря о «северных свиньях», Рагнер преувеличил разве что самую малость. Не только болгары, но и многие другие народы не раз обращали внимание на нечистоплотность северян. И более всего смущало то, что русы умываются сразу несколько человек в одном корыте, сплевывая и сморкаясь туда. В то время как на востоке обычаи личной гигиены были приравнены чуть ли не к священнодействию.

- А скажи мне, Рагнер, почему ты сегодня представил мне Филина, как своего нового друга? – Этот вопрос давно вертелся на языке у Ваяна.

- Филин? Какой Филин? – северянин отложил в сторону кусок горячей кабанятины, вытер жирные руки о свою рубаху и тупо уставился на собеседника.

- Да Хорн этот! – Ваян глазами искал нового знакомого и не находил. – Ну, дан этот.

- Ах, этот… – Рагнер потянулся к своей кружке. – это страшно богатый человек… Страшно… Но, скажу тебе по старой дружбе, он не тот, за кого себя выдает. Уж поверь, мне, старому купцу.

- А подробнее?

В этот самый момент один из старых дружинников ударил пальцами по лютне. И несмотря на то, что он был не менее трезв, чем остальные, его руки и его голос твердо знали свое привычное дело – вся округа наполнилась мощными мелодичными звуками какой-то старой северной песни. Застольный гомон резко, как по команде, затих, и к голосу скальда размеренно, как волны холодного моря, стали подтягиваться другие сильные и красивые голоса. И вот уже все русы, раскачиваясь в едином ритме, пели о далекой прекрасной северной стране, покрытой сетью озер и фьердов, о холодном, но таком неповторимом небе, о родине, которая ждет возвращения своих сыновей с богатой добычей и славой…

Видимо, это была какая-то очень старинная песня, потому что худо-бедно знавший язык северян Ваян не понимал и половины слов. Он не заметил, как и сам со всеми остальными стал раскачиваться в такт древним ритмам… Песни на речном берегу звучали до самого рассвета.

А уже ранним утром у причала суетились люди. Какой недюжинной энергией нужно было обладать, чтобы после бессонной пьяной ночи носить на себе бочки с провиантом, товары, оружие и при этом весело подтрунивать друг над другом.

- Что, Эйнор, не согласилась вчера с тобой Хильда до леса прогуляться? – весело кричал рус с синяком под левым глазом.

- Да пошел ты, - сверкая дырой от выбитого зуба, огрызался Эйнор.

- Утешьтесь, пьянчуги, ни с кем она вчера не пошла, - подключился к дружеской перепалке третий.

Для северян время пошло своим чередом, поскольку жизнь на воде для них была более привычной, нежели на берегу, а грядущие опасности были им милее тихого домашнего счастья.

Ваян нашел Рагнера одиноко стоящим на высоком обрывистом речном берегу. Легкий утренний ветер трепал седую, неухоженную шевелюру северянина. Лицо его было серьезным и угрюмым. Но от вчерашних возлияний, казалось, не осталось и следа.

- Собираетесь? – спросил подошедший к нему Ваян.

- Да, друг мой, пора, – не поворачивая головы, ответил Рагнер. – Загостились мы у вас в Болгарии.

- И куда теперь?

- На Хвалынь, к иранцам.

Ваян знал о ближайших планах северян. И весь этот диалог был не более чем дань их добрым отношениям.

- А что ты мне вчера хотел рассказать о Филине?

Казалось, что Рагнер ждал этого вопроса. И по его лицу пробежала тень сомнения – стоит ли продолжать вчерашний, по пьянке начатый, разговор.

- Насколько я понял из нашей вчерашней беседы с самим даном, он хочет открыть здесь свою постоянную торговую точку и на какое-то время остаться у нас? – как бы подталкивая Рагнера к разговору, продолжал Ваян. – Ну и что? Вполне нормальное дело. У нас здесь и иудеи, и хазары, и иранцы имеют свои кварталы. Ну поселиться еще дан со своими людьми. Нормально.

Произнося последнюю фразу, он наблюдал за реакцией собеседника – не резанут ли эти слова его слух. Однако Рагнер был спокоен как скала.

- А ведь ты вчера за столом сказал мне, что он не тот, за кого себя выдает, - продолжал болгарин. – Не помнишь?

- Да все я помню, - огрызнулся северянин. – Просто у нас не принято груз необоснованных собственных сомнений перекладывать на плечи другого… тем более друга. Ты уверен, что хочешь взять часть этой ноши на себя?

- Рагнер, ты же знаешь, что главная моя задача уберечь моего брата и твоего друга Алмуша от любой, даже мнимой, опасности. – Ваян понял, что добился своего и что сейчас северянин откроется ему.

Ваян не ошибся, и Рагнер поведал ему историю своего, более чем странного знакомства с Хорном-Филином.

Это случилось месяц назад. Их корабли после неожиданно удачной торговли возвращались в Итиль. К слову, в левый приток реки они зашли благодаря настойчивости покойного Рэдрика. Именно он, сославшись на один свой давний поход в эти края, уговорил Рагнера повернуть дракары на северо-восток. К удивлению всех, уже на второй день пути, дикие, непролазные на первый взгляд леса оказались заселенными превеликим множеством людей.

Сначала у северян был великий соблазн просто ограбить несколько попавшиеся на пути поселки. Рэдрик отговорил их от этого и оказался прав. Населявшие этот дикий край люди, фактически за бесценок отдавали прекрасно выделанные соболиные, беличьи, лисьи и куньи шкуры. Причем все это отдавалось за неброские ожерелья из стеклянных бус, за простенькие немудрено выделанные ткани, за железные наконечники стрел и простые ножи. Для северян торговля получилась настолько выгодной, что на ладьях не оказалось ни одного недовольного. А на обратном пути все только и делали, что пили за здоровье Рэдрика и за его купеческий талант.

Корабли, доверху заваленные мешками с драгоценной пушниной, возвращались в Итиль, чтобы, остановившись на некоторое время на земле серебряных болгар, продолжить путь в богатые иранские земли. Довольные легкой, бескровно нажитой добычей, Рэдрик и Рагнер, стоя на носу корабля и мирно беседуя, любовались заходящим солнцем, мягкие лучи которого окрасили всю округу в нежно-розовый цвет. Ветра не было вовсе, а потому вся водная гладь вокруг казалась огромным волшебным зеркалом. И только тяжелые весла царапали это необычное зеркало, вызывая (впрочем, ненадолго) на нем легкую тревожную рябь. Хорошо плыть по течению…

Однако любой поход (особенно в чужие земли) всегда чреват неожиданностями. Всегда внимательный Рэдрик первый заметил, что далеко на берегу, слева по борту, кто-то активно сигналит огнем ярко горящих факелов. Подплыв ближе, русы услышали призывы о помощи. Стоящий по колено в воде человек кричал: «Братья, помогите! Братья, помогите!».

Рагнер решил, что берег в этом месте вполне подходит для ночной стоянки. Он приказал сушить весла и устраиваться на ночлег.

Увидев, что корабли поворачивают к берегу, взывавший о помощи человек радостно замахал руками.

Самым удивительным для Рагнера оказалось то, что человек этот оказался до известной степени его соотечественником. Хорнугл – как тот представился – утверждал, что он дан, родом из Хедебю. В это можно было поверить, поскольку, в отличие от соплеменников Рагнера и Рэдрика, живущих значительно севернее – в Тронхейм фьорде, его речь была несколько иной. Да и внешность его была достаточно обыкновенной для северянина – высокий рост, развитая мускулатура, светлая шевелюра (вернее, то, что от нее осталось), борода. Поначалу несколько удивила его одежда – богатый восточный халат. Но и это, после истории, рассказанной Хорном у ночного костра, объяснилось достаточно просто.

Оказалось, что несколько лет тому назад Хорн промышлял разбоем в дружине известного датского ярла Свена Сумасброда, знаменитого тем, что его корабли внезапной грозой появлялись не только у северных побережий Европы, но и в Средиземном море. Именно там, на юге, у берегов Азии Сумасброд и был убит отравленной сарацинской стрелой. Сам же Хорн и несколько его товарищей после гибели предводителя, поразмыслив, решили податься в наемники в Константинополь. Стража из русов и славян у византийских императоров всегда считалась самой надежной, а потому и платили им неплохо, но нечасто.

Именно в Константинополе в базарный день Хорна приметил один богатый иудейский купец, предложивший за очень неплохие деньги стать его личным телохранителем. И дан, три месяца не получавший жалования, без колебаний покинул границы Византии. Уже через несколько дней караван Хаима – так звали нового хозяина – приближался к границам Хазарского каганата…

Хаим в каганате был человеком известным. У него было немало высоких покровителей, но и злых завистников тоже хватало. Хорн служил хозяину верой и правдой. А после того, как он однажды спас Хаима от жестокой расправы конкурентов, тот в благодарность назвал Хорна своим сыном и завещал ему все свое имущество. Это был правильный и расчетливый ход многомудрого бездетного еврея, который позволил ему без опасений прожить остаток отпущенного ему богом времени. Обучать северянина каким-то особым навыкам и секретам торговли купцу не пришлось, поскольку телохранитель незримой тенью присутствовал при всех важных договорах и сделках своего хозяина. Хаим, по достоинству оценив преданность и хватку своего названного сына, постепенно передоверял ему многие торговые операции.

Так Хорнугл из воина превратился в расчетливого и успешного купца. И на то, вернее всего, была воля богов. Он активно торговал с Византией, Ираном и арабами. Один удачный поход в Индию многократно увеличил их с Хаимом капиталы.

Дан давно мечтал снарядить караван в северные страны. Однако суеверный Хаим не отпускал его – боялся, что тот предпочтет остаться на родине. Это стало возможно лишь после того как Хаим естественным образом отправился к праотцам. И только тогда наследник несметного богатства решил осуществить свою давнюю и, уже казавшуюся несбыточной, мечту.

Дождавшись весны, он отправляется на север. Причем из всех возможных путей выбирает самый опасный – сухопутьем вдоль левого берега Итиля. Решиться на такое мог или очень авантюрный, или очень алчный человек, поскольку именно на этой дороге неслыханные опасности при удачном стечении обстоятельств, могли обернуться невиданными богатствами.

В начале пути, сразу за границей каганата, так оно и оказалось. Печенеги, гузы и башкиры готовы были мать родную продать за оружие арабских кузнецов и украшения хазарских ювелиров. Причем по мере удаления от Хазарии спрос на товар Хорна все более возрастал. Однако и опасностей становилось больше. Участились стычки с любителями легкой наживы. Но нанятая Хорном охрана, состоящая главным образом из хазарских молодцов, свое дело знала туго. А потому до лесных районов они добрались без особых приключений.

Именно в лесах, где только что побывала команда Рэдрика и Рагнера, Хорн надеялся получить основной барыш – меха редких пушных зверей, столь ценимые у него на родине, в Дании.

Однако его планам не суждено было сбыться. Когда его караван – около сотни груженых добром лошадей и верблюдов – встал на привал, на них напала шайка разбойников. Действуя под покровом темноты, они каким-то невероятным образом бесшумно расправились с дозором, а потом, перерезав спящих людей, скрылись в ночи, уведя практически всю скотину и унеся почти весь товар.

Оговорка «почти» была в данном случае весьма уместной. Хорн сказал, что если ребята Рагнера не поленятся, то за леском найдут еще кое-что. И половину этого «кое-чего» Хорн с радостью отдаст ярлам в обмен на собственную безопасность и за гарантию добраться вместе с ними до страны серебряных болгар. Расчет дана был верен – купец не оберет купца до последней нитки, купцы, в отличие от разбойников, живут не только сегодняшним, но и завтрашним днем. А перспективы дальнейшего взаимовыгодного сотрудничества с многоопытным торговцем из каганата гораздо более заманчивы, нежели его сегодняшняя мошна.

К слову, о мошне: со стороны Хорна договоренность о намерениях была подкреплена двумя кошелями отличнейшего хазарского золота, которые дан, достав из-за пазухи, втайне от других, передал Рэдрику и Рагнеру.

Сумма выкупа за себя (чего уж тут лукавить) была настолько сногсшибательной, что ярлы, перемигнувшись, отдали все остальное, оставшееся после ограбления каравана имущество своим соплеменникам. А его осталось ох как немало: персидские ковры, китайские шелка, индийские самоцветы…

Короче, в тот вечер недовольных не было. Северяне посчитали, что брата-Хорна (так они его назвали) послал им сам всемогущий Один. Гульба по поводу нежданной радости продолжалась до самого утра. И все бы ничего, если б не одно обстоятельство.

Дело в том, что побывавший на месте резни каравана Эйнор – правая рука Рагнера – поведал ему об одной странности: резни, в полном смысле этого слова, не было. Все убитые, а это десятки людей, лежали целехонькие – с руками, ногами и головами на месте. Однако в теле каждого из них (в голове, на груди, в спине) была одна или несколько дырок с вытекшей и запекшейся кровью. Такие раны оставляют особые бронебойные наконечники стрел. Но не одной стрелы в трупах не было.

По правде сказать, Рагнер не придал особого внимания этому обстоятельству. Дикие лесные племена ценят железное оружие не меньше, чем драгоценные украшения. Разве северяне, в конце концов, не собирают на поле брани дорогие мечи и кольчуги убитых воинов?!

По прибытии в землю болгар, Хорн, узнав о давней дружбе ярлов с царем болгар Алмушем и его братом Ваяном, попросил Рэдрика и Рагнера об одной услуге. Дело в том (и это выяснилось еще на корабле), что у Хорна была одна старая задумка: поскольку земля болгарская лежит как раз на полпути с юга на север, очень разумно было бы организовать здесь транзитную базу, некое связующее торговое звено, которое упростит и обезопасит движение товара. И Хорн просил земляков-северян замолвить за него словечко перед царем земли болгарской.

К слову, и сам Рагнер намеревался сделать нечто подобное. А потому он и Рэдрик согласились ему помочь.

Хотя Рагнера встревожила фраза его друга: «По-моему, наш новый знакомец Хорн не тот, за кого себя выдает». Ее он бросил как бы невзначай, когда вернулся из караван-сарая, где встретился со своим давним другом, купцом из Багдада. На немой вопрос Рагнера он ответил: «Потом расскажу».

Но «потом» не наступило. Рэдрик умер неожиданно, еще до того как солнце успело закатиться. Эйнор, который находился рядом в момент его гибели, вспоминал, что «сначала раздался какой-то хлопок, а потом Рэдрик упал». На спине, под левой лопаткой умершего, Эйнор обнаружил небольшую кровоточащую ранку.

Когда Рагнер дослушал рассказ своего помощника, он приказал ему держать язык за зубами. «Короче говоря, обо этом никто не знает. Только Эйнор, я, и теперь вот ты», - закончил свой рассказ Рагнер.

- Значит, ты считаешь, что Рэдрика убили? - спросил Ваян после недолгой паузы.

- Я ничего не считаю, - мрачно ответил Рагнер. – Просто за последние дни произошло очень много странных событий. Настолько много, что вся моя предыдущая жизнь с набегами, резней и грабежами представилась мне безобидной прогулкой по солнечной поляне... Во всяком случае, я тебя предупредил.

***

Все это вспомнилось Ваяну, идущему по тенистой лесной тропе в сторону логова Филина. «Да, во всяком случае, Рагнер меня предупредил», - подытожил свои размышления болгарин.

Человек, к которому он направлялся, в это самое время полулежал на мягких подушках возле камина и вглядывался в языки пламени. Отставив в сторону кальян, он полез за пазуху своего парчового халата и, достав пистолет системы «Парабеллум», неспешно принялся разбирать его. Разобрав, он с закрытыми глазами собрал его. Потом опять разобрал и опять собрал… За свою жизнь он проделывал эту операцию великое множество раз. Это помогало ему снять напряжение и точно сосредоточиться на предмете своих размышлений.

В этой жизни стареющего, но все еще сильного человека называли Хорнугл, Хорн, Филин. Согласно же документам, оставшимся в другом мире, этого человека звали Гюнтер Нойман. Однако штандартенфюрер СС вспоминал о своем истинном имени крайне редко, можно сказать, в исключительных случаях. Сегодня был как раз тот случай.

Собрав «Парабеллум» в очередной раз и засунув его за пазуху, Нойман встал, подошел к камину и подбросил в огонь еще несколько ровных поленьев.

Сколько лет прошло, но он помнил тот первый день до мелочей.