Историко-фантастический детектив
Алексей Богачев
Уважаемые читатели!
В 2006 году вышла художественная книга археолога, доктора исторических наук Алексея Богачева. В данной книге фантастика переплетена с реальными историческими фактами. События книги разворачиваются сразу в трех эпохах - в нашем времени, в годы Второй мировой войны и в Х веке нашей эры.
На канале мы будем размещать по одной главе в день. Приятного чтения и хорошего дня!
Предыдущие главы:
ГЛАВА 4. МУЗЕЙ
Антон бодрой походкой продвигался к центру города. Он шел в музей. Было раннее утро. Однако надвигавшаяся дневная жара уже давала о себе знать. Удивительно, но в старой части города она почему-то переносилась легче – то ли столетние тополя-гиганты вбирали в себя часть солнечных лучей, то ли старинные деревянные дореволюционной постройки дома каким-то непонятным образом смягчали ее, а может, этот необычный эффект давала непосредственная близость реки.
Впрочем, сейчас молодой сыщик об этом не думал. Нацеленный на очередное дело, Антон был огорчен и озадачен тем, что, несмотря на уже достаточно долгий и многотрудный анализ фактов, он так и не смог приблизиться к его разгадке. Да что там разгадка! Он пока и на полшага не продвинулся.
Однако его шеф не был бы самим собой, если бы не верил в жесткую, как у бультерьера, хватку своего ученика, который еще ни разу не подвел своего наставника.
Решительность походки Антона в данный момент объяснялась просто. Накануне он понял, что разработку «дела библиофила» пока нужно отложить – пусть «отлежится». «Попробуем-ка подойти к проблеме с иной стороны, – подумал он, засыпая. – Со стороны музея изящных искусств». Утро, которое, как правило, мудренее вечера, окончательно утвердило его в этом решении.
«Дело № 18. О краже в городском музее изящных искусств» он изучил еще три дня назад. На первый взгляд оно представлялось достаточно банальным. Если сказать еще короче, то две недели назад с витрины краеведческого музея пропала одна археологическая находка.
С точки зрения обывателя, похищенная пластина не обладала какой-то сверхъестественной ценностью, поскольку была сделана из обыкновенной красной меди. На витрине были вещи и поценнее – витой золотой браслет, серебряная, украшенная изумрудами гривна, перстень из белого золота… Но украли именно медную пластину.
Антон любил музеи. В разного рода служебных командировках он, несмотря на крайнюю загруженность, всегда выкраивал часок-другой на посещение Эрмитажа, Оружейной палаты, Лувра…
Но городской музей изящных искусств он любил по-особенному. Много лет назад Антона сюда за руку привел дедушка. А потом он не раз бывал здесь с отцом. И когда археолог Комов работал в фондах с коллекциями, с мальчиком охотно общались сотрудники музея, многие из которых были бывшими студентами его отца.
Короче говоря, Комов-младший знал – куда он идет и к кому. В музей он зашел через малоприметную узкую дверь служебного входа.
– Здравствуйте, тетя Паша! – широко улыбнувшись, он поприветствовал сидящую на вахте бабушку-охранника.
– Никак Антошенька пришел! – всплеснула она руками и принялась обходить свой громоздкий стол. – Ну, здравствуй, милый, здравствуй, дорогой! Давно, давно не заходил к нам.
Несмотря на почтенный возраст, у тети Паши было отменное зрение, цепкая память, а самое главное – решительный характер, который давал возможность авторитетно заявить: «Сюда нельзя! Это служебное помещение!». Тетя Паша искренне любила свой родной музей и прослужила в нем большую половину своей жизни. А на пенсии она вновь попросилась на работу, и ее взяли.
– По службе, небось, пришел? – хитро улыбнулась она после долгих объятий и поцелуев.
– Тебя, теть Паш, не проведешь! – рассмеялся Антон. – Идем ко мне в отдел работать – мне люди с таким вот наметанным глазом, как у тебя, во как нужны.
После расспросов о здоровье, родителях и невестах, тетя Паша, мысленно перекрестив, отпустила своего любимца с богом. По старинной витой лестнице он поднялся на второй этаж. Он шел к Ирине Валентиновне Щегловой – кандидату исторических наук, одной из лучших учениц его отца, ставшей с недавних пор директором музея.
Ирина и Антон были одногодками. Более того, целых пять лет они проучились на одном курсе исторического факультета университета. Вместе съездили в десятки экспедиций. Были дружны. Горячие головы их даже поженили, в глаза и за глаза называя Иру и Антона идеальной парой. Однако после окончания вуза Антон сразу же уехал в Москву получать второе (совсем не историческое) образование и надолго пропал. Ирина же, сделав быструю и весьма успешную карьеру в науке, осталась в городе. Ее изыскания в области этнографии язычников Поволжья были высоко оценены и в России и за рубежом. Замуж она не вышла. Хотя, опять же по слухам, предложений от сильного пола было более чем достаточно. Так или иначе, но сегодня бывшие сокурсники встретились как старые добрые друзья.
– Тебе сахара, как всегда, две ложки? – оглянулась суетившаяся у самовара Ирина.
– Не забыла? – улыбнулся Антон.
– И полдольки лимона, – в ответ улыбнулась она.
Кабинет директора, впрочем, как и весь музей, находился в состоянии реконструкции. Уже долгое время это уникальное, построенное более века назад в стиле эклектика здание медленно, но верно разрушалось. Городской казны едва хватало на легкий косметический ремонт фасада. Однако энергичный руководитель, представив в некий заграничный фонд веские аргументы, сумела-таки убедить заграничных меценатов в необходимости скорейшей реставрации уникального здания. «В противном случае, – говорилось в письме-обосновании, – Европа потеряет одну из трех ныне существующих уникальных построек знаменитого архитектора».
Всегда элегантная, Ирина даже в черном рабочем халате выглядела весьма эффектно.
– Что же привело в наш скромный музей в прошлом подающего большие надежды историка, а ныне подающего большие надежды сыщика? – сказала она, ставя на застеленный газетами стол две чашки.
– Китайский? – Антон, сладко зажмурившись, вдохнул тонкий аромат свежезаваренного напитка.
– А то! – Ира сняла с головы заляпанный краской платок, и на ее плечи упали тяжелые светлые волосы.
Ни у кого на их курсе, да и на всем факультете, не было таких замечательных волос. Антон невольно залюбовался.
– А я знаю, зачем ты пришел! – весело продолжала Ирина. – На тебя повесили дело о пропаже «печати визиря». Так?
– Угадала, – Антон пригубил чай.
– Да-а, разве просто так, по старой дружбе, без дела забредет известный сыщик в наши палестины?!
– Ира, да брось ты. Я давно хотел зайти, но дел невпроворот.
– Да ладно, шучу. Ты у нас на курсе всегда самым серьезным и занятым был, – Ирина подвинула блюдце с сушками поближе к Антону. – Ну, спрашивай, что там тебе неясно?
Неясно Антону было то, почему с витрины взяли именно «печать визиря» – ни золотой браслет, ни что-то еще, а простую медную пластину.
Нашли эту вещь год назад при раскопках фундамента «Дворца визиря» – самого многообещающего архитектурного объекта Сокольего города. Разрушенный войсками хана Батыя в 1236 году, город этот по сей день является одним из самых загадочных городов Волжской Болгарии. Археологические раскопки позволили установить истинные его размеры. В период своего расцвета он был значительно больше Рязани, Владимира и даже Киева. Судя по всему, так мощно подняться он смог благодаря удачному расположению на берегу Волги у подножия Орлиных гор. Именно здесь проходил один из участков Великого Шелкового Пути, а так же Волжский путь «из варяг в греки».
Каждый год археологических работ на Сокольем городе приносил что-то интересное. Вот и прошлый полевой сезон оказался удачным – новый раскоп, разбитый у самого подножия гор, позволил выявить угол какой-то очень большой каменной постройки, которая с легкой руки одного студента-практиканта стала называться «Дворцом визиря». Соответственно все найденные там вещи стали называть: «браслет визиря», «горшок визиря», «кинжал визиря», «печать визиря»…
«Печать визиря» – небольшая медная пластина округлой формы с отчеканенными на ней руническими знаками-письменами.
– Слушай, Ира, а руны на пластине пока так и не расшифровали? – Антон вспомнил, что прорисовки и фотографии «печати визиря» какое-то время назад были отправлены в Москву на анализ одному из ведущих специалистов по тюркской рунической письменности.
– Ты знаешь, после этой кражи я созванивалась с профессором Крыласовым. Известие о пропаже пластины его очень огорчило. Игорь Иванович сказал мне, что он уже близок к расшифровке знаков и что уже совсем скоро сможет нас порадовать. Так что, ждем-с. А что у тебя, есть подвижки?
– Подвижки, говоришь? – Антон грустно улыбнулся. – Как там, у Сократа: «чем больше я знаю, тем больше не знаю»?
– У Сократа проще: «я знаю, что ничего не знаю».
– Вот-вот. Это про меня. В самую точку.
Все что рассказывала Ирина, один в один совпадало с материалами «Дела № 21», которое до Антона вел молодой, но подающий надежды следователь городской прокуратуры Алексей Степанцов. Сыщик он дотошный. Прибыв с группой криминалистов в музей, он сделал все как учили. Однако осмотр места преступления каких-то особых результатов не дал. Впрочем, на кусочке стекла от разбитой витрины были найдены «пальчики». Уже потом дактилоскопия показала, что обнаруженный отпечаток указательного пальца левой руки принадлежал взрослому мужчине лет сорока – сорока пяти. Рисунок папиллярных линий с определенной долей вероятности позволял предполагать, что их обладатель относится к азиатской расе.
Что еще? Пожалуй то, что витрина была разбита твердым металлическим предметом – предположительно золотым. Во всяком случае, на месте от удара были обнаружены микрочастицы золота.
И, наконец, последнее. Сразу после преступления смотритель Болгарского зала музея (именно там была совершена кража) Заречный был найден лежащим без сознания на полу. Его сразу же увезли в больницу, откуда он вышел только позавчера. И сейчас Антон очень рассчитывал на разговор с ним.
Бывший школьный учитель математики, а ныне пенсионер, Виктор Петрович Заречный в музее работал на полставки. Помимо добавки к пенсии, Виктор Петрович получал здесь общение. Когда кто-то из экскурсоводов бывал занят, он частенько брал на себя его миссию и рассказывал посетителям «своего зала» все, что он знал о волжских болгарах и Сокольем городе.
– Слушай, Ира, а Виктор Петрович на работу вышел? – спросил Антон.
– Да, сегодня первый день. Хочешь с ним поговорить?
– Хотелось бы. Как он себя чувствует?
– Я в больницу сегодня позвонила. Врач сказал, что ничего опасного нет, у него был просто глубокий обморок. В его годы это бывает. Тебя проводить в Болгарский зал?
– Спасибо, Ира. Не заблужусь. Я и так тебя на двадцать семь минут отвлек от дел. – Антон допил чай и встал.
– Какая трогательная щепетильность со стороны работников органов правопорядка, – развела руками директор.
– Ну, спасибо, – Антон чмокнул сокурсницу в щеку. – Пока.
– Зашел бы как-нибудь просто так! – бросила она вдогонку.
– Зайду, – подмигнул он, аккуратно прикрывая за собой дверь.
Заречного Антон примерно так себе и представлял: невысокий, седой, аккуратно подстриженный «под канадку», гладко выбритый и опрятно одетый пожилой человек. Движения смотрителя, возможно после перенесенного стресса, были какими-то замедленными, а речь – размеренно-плавной.
– Это произошло уже под вечер, – повествовал он Комову. – Вечером, в особенности летом, посетителей становится меньше. Я прохаживался по залу. В отличие от бабушек-смотрительниц, в своем кресле я сижу редко. Не люблю, знаете ли, сидеть. Я когда в школе учителем математики работал, тоже сидеть не мог. Бывало…
– Виктор Петрович, значит, в зале под вечер никого не было? – Антон деликатно попытался вернуть собеседника к своему вопросу.
– Да-да, простите, отвлекся, – сконфузился бывший педагог.
– Ничего-ничего, извините, что перебил. Значит, никого.
– Да, прошла пара мальчишек пионерского возраста. Или пионеров-то сейчас нет? А вот потом…
– И что же потом? – насторожился сыщик.
– А потом в зал неспешной походкой вошел очень солидный, крупный, я бы даже сказал, дородный мужчина на вид лет шестидесяти. Я его сразу заприметил. Голова крупная, гладко выбритая, бородка маленькая, но ухоженная. Костюм – черный, рубаха – белая.
– Галстук?
– Что? А, галстук. Нет, в том-то и дело, что галстука не было. Костюм дорогой, отутюженный, туфли начищены, а галстука нет. Просто застегнутая на все пуговицы рубаха.
– Хорошо. И что же дальше? – Антон понял, что этот эпизод в деле является ключевым. – Он был русским?
– Я, по правде сказать, плохой физиономист, а ближе к старости все становятся одинаково седыми, лысыми… Но нос у него был прямой. И подбородок, знаете, такой крупный, волевой, что ли… Но вот второй человек…
– А что, был еще и второй? – Комов еще больше напрягся. – Они были вдвоем?
– Вот этого я точно сказать не могу. Но мне почему-то показалось, что вдвоем, – Виктор Петрович задумался, словно что-то вспоминая.
– Продолжайте, продолжайте.
– Да, мне тогда именно так и показалось. Вот тот второй, хоть и находился шагах в десяти от первого, но как-то неотрывно наблюдал за ним, при этом осторожно, с каким-то недоверием озираясь вокруг. Я по телевизору видел, что именно так смотрят охранники президентов.
– Так что этот второй?
– А вот на втором была тюбетейка!
Выходя из музея, Антон с трудом сдерживал волнение. Он точно знал, что вот сейчас (только сейчас!) он ухватил самый кончик веревочки того самого запутанного клубка. «Не упустить бы эту ниточку. Не упустить бы, – стучало у него в голове. – Ай да дядя Сережа! Вот это интуиция!»
Когда смотритель начал говорить о человеке в тюбетейке, словно пелена начала спадать с глаз Комова. Человек в тюбетейке – вот зацепка! Именно человека в тюбетейке видела в день убийства библиофила одна из его соседок – Клавдия Ивановна, а днем раньше – солидного человека с гладко выбритым крупным черепом и небольшой бородкой. По ее словам, он вышел из дорогой машины и вошел в дом Мушера. Ай да соседка! Ай да Клавдия Ивановна!
И вот еще деталь. Перед тем как потерять сознание, смотрителю показалось, что он увидел змею. «Змею?» – переспросил тогда Антон. «Да, нет, наверное, показалось. Встретившись взглядом с человеком в тюбетейке (лицо его я не запомнил – только глаза – бездонные черные), я вдруг почувствовал какую-то слабость и тошноту. А пришел в себя я уже в больнице. Не знаю, может, эта змея просто пригрезилась мне во сне?»
«Да нет, Виктор Петрович, не пригрезилась, – продолжал размышлять офицер. – Теперь нужно выяснить, как с этими двумя делами связано третье. Дело № 42. О пропаже врача-офтальмолога Р. С. Мансурова».