Вы будете смеяться, но 110 лет назад русские либералы относились к блинам с опаской. Нет, не к самим круглым мучным поджаренным лепёшкам как таковым, а к блинопечению как воплощению самой сути Традиции. Потому что эта Традиция, помимо блинов, цепляла за собой некоторые другие, не столь безобидные вещи, которых граждане либералы откровенно побаивались. Иллюстрация чему — приводимый ниже сатирический рассказик Владимира Азова из либерального журнала «Сатирикон», №8 за 22 февраля 1913 года.
ЕРЕТИК
(Блинное видение)
«На площади, вокруг Лобного места, народу набралось до чёрта. Труба нетолчёная. Я работал локтями, работал — ближе, как на двести шагов никак не подойти. Ни черта не было видно. Я посулил три алтына сбитенщику — он пустил меня к себе на шею. Тут я увидел помост, плаху, и палача в красной рубахе, пробовавшего на ногте топор. Самого преступника ещё не было. Не привезли ещё, стало быть.
— Кого ж это казнить-то будут? — спросил я. — Татя или душегубца?
Хмурый купец, в тяжёлой, как корона, шапке, искоса посмотрел на меня и молвил:
— Еретика! Блины отрицал!
Толпа вдруг зашумела и заволновалась.
— Ведут, ведут! — закричали в передних рядах.
Мой сбитенщик поднялся на цыпочки, вытянул шею, я и свалился. Я ему пять алтынов сулил, чтобы пустил назад — и слушать не хотел.
— Мне, — говорит, — и самому любопытно.
А я — маленький, и ничего мне не было видно. Должно быть, палач показал его, т.е. преступника, народу. Потому что народ закричал:
— С раската его, мерзавца!
— Что об него топор поганить!
— Дяденька, — спросил я купца. — А как он их отрицал, блины-то?
— Так и отрицал, — ответил суровый купец. — Учил, что не надо их есть. От них, будто бы, пучит.
— Вишь, поганый, — вмешалась старуха, в тёплом платке поверх ватного капора. — Что выдумал! Против блинов пошёл!
«Человек, у которого в году 52 недели Масленицы». Либеральная карикатура 1910 года на русское чиновничество
Верно палач взял его за волосы и пригнул к плахе, потому что толпа заулюлюкала.
— Бей его!
Во мне шевельнулось сочувствие к еретику. Верно, оттого, что я не видел его гадкой рожи.
— Может, ему вредны были блины, — сказал я.
— Чего? — завопил купец, обернувшись в мою сторону. — Да ты, парень, не из его ли шайки будешь? Какое ты слово молвил?
— Я, дяденька... я, дяденька... — забормотал я, охваченный ужасом.
Слава Богу, в этот момент приказный стал читать приговор, и все превратились в слух.
Я ничего не мог разобрать, кроме отдельных слов:
— ...Блины... хула... дерзостное... а также и со снетками... палача...
А потом стало так страшно, так страшно, что и сказать нельзя. Верно, он отрубил ему голову и показал её народу.
В передних рядах завопили и двинулись к помосту. Сзади тоже поднапёрли. Я двинулся, увлекаемый толпою, как спичка, уносимая течением ручейка.
И тут я почувствовал прилив восторга.
— Бей, которые блины отрицают! — закричал я, и ударил кого-то.
Я видел труп еретика и омочил платок в его крови.
Погром бы им устроить, поганым».
Таков был либеральный взгляд на блины в феврале 1913 года. Но вот прошло 10 лет — и каких лет! — и что же? Сбылись либеральные страхи, воплощённые в приведённом выше рассказике? Нет. Всё вышло ровно наоборот. Победили не сторонники масленицы и блинов, а как раз те самые еретики, отрицатели блинов, казнь которых с ужасом представлял автор рассказа.
И вот в феврале 1923 года советский юмористический журнал «Красный ворон» помещал стихи Р. Волженина (1886—1942) «У корыта». Так сказать, марксистский взгляд на блины.
У КОРЫТА
«Бытие определяет сознание» (Маркс)
Я справедлив к блинам. Я не травлю блины.
Блин только снедь — не больше, чем сосиски.
Но есть разряд людей, что влюблены в блины,
Блином захвачены, блином ослеплены.
А почему — мы разберем «марксистски».
.....................................
Осетрина. Лососина. Золотые балыки.
Белотелые, румяные, ажурные блины.
Изумрудами в графинах загорелись травники.
Чувства, взоры, разговоры на блины устремлены.
В масле — губы. В сёмге — зубы. Шевелятся кадыки.
Под салфеткою расстёгнут отягчающий жилет.
Рюмка-вилка, вилка-рюмка — не выходят из руки.
Блин. Зубровка. — Блин. Листовка. — Блин. Опорто. — Блин. Кларет.
Всё забыто у корыта в упоении жратвы.
Ест со смаком. Тусклым лаком покрываются глаза.
Слёзы «братьев»? Мозг свинячий этой жирной головы
Может тронуть только сыра аппетитная слеза.
Мысли (скисли!) тихо бродят над кусочком осетра,
Над икоркой и над коркой сладострастных кулебяк...
.....................................
Я не травлю блины. Преступно ль блин испечь?
Я подхожу к анализу марксистски:
Где БЫТИЕ одно: нажраться, выпить, лечь,
Где о жратве идёт с утра до ночи речь,
Там и сознание направлено по-свински.
Как историческое и логическое завершение этой трилогии, можно привести рассказ Михаила Зощенко 1925 года.
«ТЕПЕРЬ-ТО ЯСНО»
«Нынче, граждане, всё ясно и понятно.
Скажем, пришла Масленица — лопай блины. Хочешь со сметаной, хочешь — с маслом. Никто тебе и слова не скажет.
Ну, а в 1919 году иная была картина.
В 1919 году многие граждане как шальные ходили и не знали, какой это праздник — Масленица. И можно ли советскому гражданину лопать блины? Или это есть религиозный предрассудок?
И выбежал я во двор. И вижу: во дворе жильцы колбасятся. В страшной такой тоске по двору мечутся. И между собой про что-то шушукаются.
Говорю шепотом:
— Не насчёт ли Масленицы колбаситесь, братцы?
— Да, отвечают, смотрим, не печёт ли управдом. И ежели печёт, из кухни чад, то это вроде декрета — можно, значит.
Вызвался я добровольно заглянуть в кухню. Заглянул вроде как за ключом от проходного. Ни черта в кухне. И горшка даже нет. Прибегаю во двор.
— Нету, говорю, граждане, чисто. Никого и ничего, и опары не предвидится.
Ну, разгорелся классовый спор. А баба в споре завсегда визжит. И тут какая-то гражданка завизжала. А на визг управдом является.
— Что, говорит, за шум, а драки нету?
Тут я вроде делегатом от масс, выхожу вперед и объясняю недоразумение граждан и насчет опары. А управдом усмехнулся в душе и говорит:
— Можно, говорит, пеките. Только, говорит, дрова в кухне не колите. А что, говорит, касаемо меня, то у меня муки нету, оттого и не пеку.
Похлопали жильцы в ладоши и разошлись печь.
А многие граждане и посейчас в тоске колбасятся и не знают, можно ли советскому гражданину блины кушать или это есть религиозный предрассудок.
Не далее как вчера пришла ко мне в комнату хозяйка и говорит:
— Уж, говорит, и не знаю… Ванюшка-то, говорит, мой — ответственный пионер. Не обиделся бы на блины. Можно ли, говорит, ему их кушать? А?
Вспомнил я нашего управдома и отвечаю:
— Можно, говорю, гражданка. Кушайте. Только, говорю, дрова в кухне не колите и народные суммы на это не растрачивайте.
Так-то, граждане. Лопайте со сметаной».
После тезиса и антитезиса — синтез. Как будто бы история завершила течение своё, придя к здравому выводу — блины лопать можно, а казнить за их отрицание нельзя. Но... Если бы история умела останавливаться в точке благоразумного равновесия, цены бы ей не было. :) Но она качнулась дальше назад, в сторону 1913 года. И в наше время тот рассказик с казнью отвергнувшего блины еретика уже не выглядит такой уж невозможной дичью и чистой фантастикой. Скорее, это злая пародия на текущую реальность. Кто сомневается — прислушайтесь, например, к накалу не утихающих споров о борще, русском или украинском. Странно, что стороны ещё друг друга не линчуют. А чем блины хуже? И никто не знает, как всё будет завтра...
