КАК И ПОЧЕМУ ВО ФЛАНДРИИ ЛОВЯТ КРЕВЕТОК ЛОШАДЬМИ
Кони были мохноногие, спокойные, гладкие, мощные. Они стояли в своих стойлах мордами к стене — серого звали Джонни, белого — Двард, — и Доминик с Бернаром чистили их щетками. Вместо хвостов у тяжеловозов были пушистые обрубки, напоминающие банты. «Им отрезали под наркозом, они еще совсем маленькими были. Так проще управлять, а то, когда они хвостами машут, ничего не видно из повозки, — объяснил Доминик, совершенно деревенский на вид парень с черными кучерявыми волосами. — У тех, кто рождается сейчас, уже не обрубают. Министр запретил. Защита животных — чтобы, говорят, было чем от мух отмахиваться. Он же не знает, что мухи больше всего досаждают глазам, а до глаз хвостом не дотянуться».
Они набросили седла, надели хомуты и шоры, затянули нужные ремни, и лошади резво и тяжело вышли мимо меня из конюшни. Я почувствовал еще сильнее, насколько они большие. Очень большие. Но когда их запрягли в повозки, Двард с Джонни стали как будто приземистее. Я сел к Бернару, и мы не спеша тронули — сначала по проселочной дороге, потом выехали на шоссе, через пару километров свернули на тенистую аллею и вскоре въехали в Остдёйнкерке с его аккуратными домиками за живыми изгородями. Перед перекрестком остановились, чтобы пропустить школьников на велосипедах — целый класс, — и они притормозили тоже, чтобы посмотреть на лошадей. На центральной улице города мы собрали за собой небольшую пробку, но водители не проявляли признаков недовольства. Лошади вели себя смирно, заволновались только рядом со стройкой — слишком шумной и пахучей. «Давно вы ловите креветок?» — спросил я Бернара, когда мы проезжали мимо колокольни, к стене которой был прибит гвоздями длинный изможденный Христос. «Лет с тринадцати», — ответил он, приглядывая за дорогой через очки-хамелеоны.
«Я с Домиником дружу с детства, а у него отец давно этим занимается». — «Прибыльное занятие?» — «Нет-нет, это просто хобби. Я учитель французского в школе». — «А ученики ваши не ловят?» — «О нет, я в Антверпене работаю». — «В Антверпене? Это же далеко». — «Ну да. На неделе там, на выходных дома. Там суета, тут покой. Сейчас вот каникулы». — «А Доминик чем занимается?» — «Он кузнец».
Площадь перед остдёйнкерским пляжем была полна людьми, там же были и другие повозки. Дети облепляли невозмутимых тяжеловозов, взрослые фотографировали детей. Мы постояли немного, как будто ждали чего-то, — и вдруг все пришло в движение. Вся эта разноцветная лошадино-человеческая толпа бросилась с камней набережной, растягиваясь по пляжу, широкому и плотному от отлива: до моря было чуть не полкилометра. Почти у самой воды Бернар сказал: «Ну все, разувайтесь, слезайте. Сейчас начнем». И я спрыгнул на мокрый песок. Все вокруг давно уже были разуты — кроме рыбаков.
Они были в резиновых сапогах, а теперь надели желтые прорезиненные комбинезоны и такие же куртки. Распрягли лошадей. Растянули позади них на песке длинные узкие сети, края которых были прикреплены к почти квадратным дощечкам. Затем повесили на спины коней по паре больших корзин, сели верхом. Посмотрели друг на друга — и разошлись широким веером по мели коричнево-синего Северного моря, где лежали на теплых волнах чайки, а дальше, у неба, резвились красные, желтые, белые косые паруса. И это было, конечно, красиво: лошади, уходящие все дальше в воду, чайки, цветные пятна на горизонте, пестрое общество наблюдателей на песке, отражающем слегка облачное, но вообще чистое небо. За этой красотой — и за тем, что за ней следует, — приезжает, как мне сказали, до десяти тысяч человек.
Любите читать Дзен «Еды»? Расскажите свое мнение о материале в комментариях и ставьте свои лайки!
