Вы помните, как жилось простым людям в конце девяностых? Я про финансовую составляющую.
А я в это время жила еще и в Узбекистане, где кроме того, что с деньгами было плохо, но и с товарами повседневного спроса, в том числе и с продуктами питания было просто никак.
Кое-что все-таки привозили из Турции, но ассортимент был очень невелик.
С каким вожделением мы смотрели рекламу товаров повседневного спроса по телевизору, на которую я сейчас не обращаю внимание и очень часто переключаю телевизор на рекламной паузе.
Мы не голодали, спасало обилие овощей и фруктов, это же Узбекистан, но многих продуктов в это время мы просто даже вкус забыли. Ну, например, мы с мамой очень любим селедочку и наш папа ударился в поиски селедки.
Привезли ему ее из комиссионного магазина в Ташкенте и заплатил он за банку селедки в пряном посоле целую мамину пенсию. В банке было четыре или пять рыбин. Мама каждой подруге дала по кусочку, остальное мы съели сами. Даже пряный рассол пошел в дело: в него мама макала хлеб и ела.
У меня сын родился летом 1996 года, Из одежды ребенку вообще мало, что можно было купить, поэтому распашонки и чепчики сшила мамина подчиненная Оля, здоровья ей и счастья, это были просто произведения швейного искусства. Пеленки и рубашечки шила мама из старых запасов ситца, батиста и фланели. Спасали мое умение вязать и старые запасы ниток, из которых я навязала шапочек, пинеток и кофточек. А вот погремушки у моего ребенка так и не было, потому что их просто не было в продаже.
Ребенок был одет и даже многие завидовали, нашим возможностям приспособиться.
Но рассказ не об этом.
Вскоре заболел папа, у него был инфаркт, долго не работал, больничные не выплачивали, тогда зарплаты то задерживали, что говорить про больничные. Приходилось им не сладко.
В 1997 году папа скоропостижно умер, в пустой квартире. Родители собирались переезжать в Россию, уже был отправлен контейнер и это была последняя ночь в квартире. Горе страшное, но рассказ опять не об этом.
На похороны приехали братья, приехали, похоронили. И уже после похорон поразились масштабам дефицита у нас. А до этого они не были в Узбекистане лет 5 или 6. То ли мы в телефонных разговорах не очень распространялись об этом, то ли они не очень слушали, но наша жизнь была для них неприятным сюрпризом. И очень они сокрушались, что не захватили с собой никаких гостинцев.
Но кое что все-таки привезли, разбираясь в пустой квартире на подоконнике в гостиной я обнаружила контейнер с шикарным бутербродом: на белом воздушном батоне лежал разрезанный длинными пластинами свежий огурец, а на нем огромный пласт свиной буженины, такой серо-розовый, который переливался радугой.
Было одно «но»: бутерброд был не свежий и дня два уже пролежал на подоконнике в квартире.
Я достала его из контейнера и позвала маму, мы его разглядывали и сокрушались: «как они могли такой кусок мяса проквасить».
Так было жалко этого куска мяса, то я, то мама причитали: "Это же свинина!, это же мясо!", "Ах какое мясо!!!".
Мой сын оказался невольным свидетелем наших разочарований. На тот момент ему было ровно полтора года. Разговаривал он, для своих лет, очень хорошо и был довольно смышленым.
Поохали мы с мамой и я небрежно положила этот несчастный бутерброд на одинокую табуретку. И мой ушлый сыночка тут же схватил его и с возгласами "Мясо!" побежал по пустой квартире.
Я представила, что будет с ребенком если он просто попробует несвежее мясо! И был у нас кросс по пустой квартире: впереди сыночка с куском несвежей буженины и с возгласами "Мясо! Мясо!", а за ним я и мама с надеждой что в рот он его все-таки не возьмет. Победил опыт, поймали и отняли.
Сын любит, когда я рассказываю про этот случай. Он и предложил об этом написать.
