Автор: Александр Мовчан
Цэ два аш пять о аш — химическая формула этанола, чей водный раствор безмерно почитается нашим народом. В 1865 году Д.И.Менделеев защитил докторскую диссертацию по теме «Соединения спирта с водой», отмечая идеальную для употребления крепость водки в 38 градусов; впоследствии для удобства расчётов — в том числе, прибыли — округлили до сорока.
В процессе ликбеза по химии Николай Андреевич отмерял пропорции смешиваемых жидкостей градуированным стеклянным цилиндром:
— Хотя я предпочитаю соотношение трёх частей воды к двум частям этилового спирта. Удобно — как раз на пол-литра.
Колб, реторт, пробирок и ректификата у начальника цеха водилось в изобилии.
— Кто знает, почему надо вливать спирт в воду, а не наоборот?
Провинциальное окание и нравоучительный тон сидели в печёнках. А что делать? Если б не Николай Андреевич, нашу фирму, учреждённую комсомольским молодёжным центром и двумя физлицами, можно было бы закрывать.
— Нагреется, — оживился Саня, ещё недавно мой непосредственный начальник, завотделом райкома ЛКСМУ.
— Помутнеет, — нехотя сказал я (у меня мама химик). — Как не разбавляй, всё равно нагреется — экзотермическая реакция.
Николай Андреевич кивнул, будто довольный учитель на уроке. После развала СССР, когда повсеместно останавливалось производство, он фасовал силами родного цеха медпрепараты, правда, не с неизменным заводским логотипом, а преимущественно с товарными знаками заказчиков, в названиях которых главенствовали новые буквосочетания: СП, ООО, ЧФ. Попутно почти полностью списал немецкую упаковочную «линию» и вывез основные узлы в гараж, где стояла его новенькая «девятка». В общем, чувствовал себя неплохо.
А в молодёжном центре безоблачные времена закончились: посредничество, с уже недействующими налоговыми льготами, накрылось тазом, и швейники со студией звукозаписи быстренько отпочковались; вдобавок ко всему, совершенно неожиданно не пошла книжная торговля. Вот тут-то и объявились те самые два физлица.
Земляки директора — одноклассник с товарищем — работали в частной фирме, размещавшей заказы на фармацевтическом заводе. Часто бывая в разъездах, они всегда имели с собой консервы или бутерброды, чем радовали словоохотливого, щедро наливающего Николая Андреевича. Однажды, раздобрев сверх нормы, он рассказал славным парням, что решил продать их хозяину разобранную «линию», — не под силу одному раскрутить новый цех, и что немаловажно, для выкупа у завода агрегатов, бесхозно пылящихся на складе, требовались исключительно безналичные деньги. Одноклассник моментально вспоминает о друге детства с комсомольским кооперативом.
Директор за предложение по организации фармацевтической фирмы, разумеется, ухватился, и мне клятвенно, чуть ли не как на приёме в пионеры, подтвердил, что проценты, причитающиеся молодёжному центру (соответственно и мой интерес), сохраняются согласно учредительному договору.
Николаю Андреевичу была обещана (после пуска восстановленной «линии») должность, какую пожелает, плюс хорошая зарплата и даже доля прибыли. Разве может сравниться перспективное дело с разовой сделкой?
Короче. Размечтавшийся частник остался без импортного оборудования и предприимчивых сотрудников, а молодёжный центр преобразовался в ООО — общество с ограниченной ответственностью…
— Закусь принесли? — спросил Николай Андреевич, разливая по мензуркам «дозы».
Саня развернул газетку с нарезанным толстыми ломтями салом, регулярно поставляемым из деревни, а я вытащил полкирпичика белого и уставился в окно; вторую половинку оставил домой.
На монтаж и наладку конвейера ушло около года — с учётом того, что большую часть времени мы с Саней искали подходящее место для будущего цеха и натирали до блеска нержавейку немецкой техники в арендуемом подвале. Спирт служил растворителем для снятия особо трудных пятен и катализатором фантазии. Николай Андреевич красноречиво описывал применение спиртосодержащих препаратов, подчёркивая высокий уровень рентабельности фармацевтической отрасли, этанол окутывал сознание дурманящим туманом, и мы внимали, как Ипполит Матвеевич в бриллиантовом дыму дворницкой. Ну а в животе было по-прежнему пусто.
После декрета жена вернулась на работу, и мы выживали на скромную зарплату инженера коммунального хозяйства, так как деньги у молодёжного центра закончились быстрей, чем их съела инфляция. Жена настаивала, не дожидаясь сверхприбылей, устроиться мастером в ЖЭК, где сразу предоставляют служебную квартиру, а через десять лет переводят в ордерную. Я же верил, что трудности скоро преодолеем, и в мечтах видел, как едем всей семьёй в Крым на белом «мерседесе». Да и о каком ЖЭКе может идти речь, если в трудовой книжке и на визитках значилось, что я заместитель директора по снабжению и сбыту?! Мастером после института отпахал, хватит. И зря, что ли, работал в комсомоле? Пусть начинал рядовым инструктором, зато, очутившись в бизнесе, стал на равных с заворгом Саней — только он теперь заведовал не отделом комсомольских организаций, а производством.
Однако следует признаться, что это так — на бумаге. Фактически я был экспедитором и не вылезал из командировок, а Саня таскал тяжеленные телеги с мешками, складировал тару и отгружал готовую продукцию. Ничем, по сути, не отличаясь от грузчика, он и за воротник закладывал прилично. Да оно и понятно — наши зарплаты оставались на уровне рабочих фармфабрики, один из этажей которой заняла фирма, благодаря умению директоров убеждать. Делами заправлял эдакий земляческий триумвират: технический директор, коммерческий директор и собственно директор. А Николай Андреевич, как был начальником цеха, так и остался — причём на родном заводе.
— Что на этот раз надо? — по традиции не закусывая после первой, прищурился он.
Мы с Саней регулярно наведывались за марлей, клеем, фильтровальной бумагой и прочей мелочёвкой.
— Посоветоваться, — начал издалека Саня.
Расшаркиваться я не собирался и поэтому спросил в лоб:
— Правда, что вам директора покупают квартиру?
— А куда им деваться? — Николай Андреевич разливал по новой. — Цанга бэушная стоит на упаковочной машине, регулировка нужна постоянно: там подтяни, здесь подмажь… — Он ловко опрокинул мензурку и шмыгнул раскрасневшимся носом. — Линию в Германии делали, а фирменное обслуживание, с вызовом наладчика, денег стоит. В валюте! Ремкомплект опять-таки нужен… А у меня ещё много чего в запасах имеется: приблизительно на четверть века эксплуатации оборудования. Вот мы и договорились насчёт квартиры. Ещё по пятьдесят?
— А как же проценты от прибыли? Это ж какую выгоду теряете! — изумился я.
— Какие, к чёрту, проценты?! Я в сказки не верю. И к тому же, доллар директорам голову окончательно вскружил: «Фольксвагенов» накупили, в куртки одинаковые кожаные нарядились, как комиссары. Правда, те для народа старались, а эти… — Николай Андреевич махнул рукой и дёрнул «пятьдесят». Выдохнув, осклабился. — Недвижимость есть недвижимость, а то форс-мажор какой-нибудь наступит или ещё что.
— Они в развитие вкладываются, и вроде НДС на медицину вводят. Подождать с дивидендами надо… — Я снова отвернулся к окну.
— А мне «стенку» обещали купить. Я ж не румынскую прошу, нашу — «Надiю».
— Только с ней и живём… с надеждой… — Николай Андреевич потрепал Саню по плечу. — Вы, хлопцы, не обижайтесь, но кроме оклада ничего вам не светит. Сами же говорите, что одними обещаниями кормят. А деньги, и немалые, не на развитие идут, их переводят в нал и — по карманам.
Внутри всё заныло. Ради чего я, голодный дурак, драил фрицевскую железяку?! Разве у нас не было большого общего дела? Ведь совсем недавно, на выездных семинарах, директор играл на гитаре, и мы дружно пели у ночного костра. А когда убили моего отчима и угнали «Таврию», тот же директор выделил деньги на покупку кузова и двигателя, чтобы по уцелевшим документам я мог собрать новую машину. В дни получения зарплаты в молодёжном центре мы полным составом отмечали шампанским достигнутые успехи и строили планы. Куда всё подевалось? Нас со школы учили, что человек человеку друг, товарищ и брат, и мы счастливо жили при социализме, а сейчас капитализм и человек человеку волк.
Ладно, покажу и я свои зубы! Обкусанные от злости и обиды губы обжигал разбавленный спирт. Мысли, как забрать своё, честно заработанное и главное — обещанное, роились мстительными пчёлами.
Решение вдруг пришло, как Остап Бендер в милицейской фуражке к гражданину Корейко. Даже улыбка натянулась соответствующая.
Мой разговор с директором уложился в несколько минут, канцелярскую папку с надписью «Дело№_» даже раскрывать не пришлось. Накануне я предупредил нашего бухгалтера, что буду уходить. По-хорошему, если получу набежавшие за два года проценты, или по-плохому, но тогда бумаги, лежащие в папке, попадут в соответствующие «органы». Естественно, триумвират всё просчитал и мне выдали полный расчёт.
Само собой, общаться дальше с кем-либо из фирмы я не горел желанием, но где-то в начале «нулевых» случайно встретил Николая Андреевича и пригласил, как когда-то он, к себе в гараж, где стояла моя машина. Пусть не «мерседес», но, как и хотел, белая, собранная по запчастям «Таврия». Николай Андреевич развёл спирт по новой рецептуре сладкой газировкой, в классическом соотношении три к двум, и мы хорошо посидели. Вспомнили и подвал, и его уроки химии, и мудрые наставления. Помянули Саню, которому незадолго до смерти (от запоев не выдержало сердце) таки купили мебель.
Николай Андреевич всё так же работает на фармзаводе начальником цеха, в купленной фирмой квартире он сделал евроремонт, а директора, рассорившись из-за крупного дележа, разбежались и где теперь находится восстановленная «линия» одному богу известно.
Нравится рассказ? Поблагодарите Александра Мовчан переводом с пометкой "Для Александра Мовчан".
