Знакомый ирландец сказал однажды, что в любой праздник нужно рассказывать истории о выпивке и алкоголе. В День Святого Патрика этот ритуал обязательный. Если же такой истории нет, то нечему радоваться в жизни и праздники тебе ни к чему. У него был целый дневник под названием “Notes from drunkness”. Там была и проза, и белые стихи, и лимерики, и эссе, и рецепты, и марки, и списки пабов необходимых к посещению любым культурным человеком. Тот случай, когда такой основательности и серьёзности завидуешь.
Самая колоритная моя история о выпивке может носить имя “Вино - это инициация”. Она о том первом разе, когда виноградная жидкость приобретает вкус, а не сворачивает язык в узел. Это было в Черногории, августовским вечером в компании родителей и одной хорошей подруги семьи. Мне было лет тринадцать-четырнадцать и сидение среди “престарелых сорокалетних” угнетало. Мы зашли в тихий ресторанчик, далёкий от кишащей людьми дороге, что вела прямиком к старому городу. Он был скрыт плотной стеной зелени с одной стороны и крутыми горами с другой. Занят был наш столик и ещё два, где ужинали “пенсионеры лет пятидесяти”. Обслуживал посетителей старый-престарый официант во фраке и белых перчатках. Он был похож на героя фильмов: двигался медленно и всем кланялся. Голоса не помню. Разговаривал, кажется, он только кивками.
Взрослые заказали мясо, а к мясу красное вино. Меня, конечно, не обделили “святым напитком”, так как нельзя создавать для человека табу. Официант обходил стол и подливал каждому в бокал весь ужин. Но если у других жидкость задерживалась на ватерлинии бокала, то моя чарка одну секунду была пуста, а в другую переливалась. Как по-волшебству мой бокал вечно был полон и каждый раз я хватала его с мыслью в голове: “О, вино! Как вовремя!” - и почти залпом опустошала. Так глоток за глотком жизнь становилась лучше. Было ни тепло, ни холодно, но хорошо. Было ни дурно, ни скучно, но в самый раз. Старички помолодели. Вино было сытным. В груди всё цвело. Небо опустилось на уровень глаз и сверкало звёздными крупицами.
Взрослые о чём-то спорили, что-то другу другу доказывали. Я же думала: “Чего они вообще парятся? Зачем? Можно же просто вот так сидеть, молчать и быть счастливым. Слова же пустота, сплошная пустота. А вино мякоть для тела”. Так наматывая гениальные теории на извилины мозга, я смачивала лёгкие и желудок.
Потом принесли счёт с тремя бутылками вина в списке. Взрослые посчитали свои бокалы (четыре на троих) и уставились на меня. Кажется было сказано “придурковато-блаженный вид какой-то у неё”, “это румянец или холера?” и “как туда вместилось?”. Официант развёл руками и кивнул.
-Ну и Слава Богу, - в итоге сказала подруга семьи.
Потом ещё пять километров мы шли домой вдоль побережья с перепадами давления и солоноватым, почти горьким, воздухом, толпами навстречу и в спину, мигающими огнями и запахом подгоревшего масла. Но мне всё это казалось одним большим парком аттракционов с сахарной ватой и американскими горками, на которые меня, наконец, впустили, несмотря на рост.
Похмелья не было до момента, как на следующий день нырнула в морскую воду, плотную, словно новый матрас. Показалось странным, что я не всплыла, а уткнулась якорем в песчаное дно. Видимо вино за ночь превратилось в свинец. Кое-как выбравшись из воды, плюхнулась на полотенце с мыслью: “Вновь образовался вакуум. Где этот официант, когда он так нужен?”.
