История про куриную ногу
Не знаю, с чего мне вдруг захотелось рассказать историю про куриную ногу, съеденную почти два года назад.
Я не очень люблю курицу. Куриное белое мясо еще кое-как. Если бы оно было нарисовано на картинке "Съедобное-несъедобное" среди дивана, шляпы и воздушного шарика, я бы вряд ли ошиблась. Но вот куриные ноги в их масляной коже вызывают во мне исключительно возвышенные чуства и мысли про тщету мирской жизни. Назвать эти чувства аппетитом было бы для них даже обидным, как назвать священника футбольным хулиганом.
Дело было два года тому назад. Без двух месяцев два года. Вы скажете, чего тут приплетать такие мелкие уточнения, какие-то 2 месяца туда-сюда. Но вся интрига истории про куриную ногу завязана на этих 2 месяцах, в течении которых:
а) на свет появился Антуан
б) он проорал беспрестанно эти два месяца
в) моя мама уехала домой, а мой муж отправился работать в другой регион
г) нас занесло снегом, коляска преодолевала путь до первого сугроба (а сугроб начинался прямо у двери) и дальше не шла. А магазина рядом с первым сугробом у моей двери не построили.
В совокупности эти пункты привели к тому, что я, пылая от счастья материнства (без иронии) и потея, видимо, от него же, одевала под дикий ор Антуана, и, потная и счастливая, в наперекосяк в один рукав надетой куртке, вытаскивала коляску к тому самому знакомому сугробу и исступленно качала ее в течении двух часов. Двух часов моего отдыха.
Иногда, понадеявшись, что особо напористые порывы ветра покачают коляску и притупят бдительность дремлющего тирана, я проникала назад в дом, и, оставляя холодные лужи на полу, бежала на кухню, кидала себе в миску хлеб, сыр, помидор, хватала книжку и выскакивала назад, на первой ноте крика. Тут минутка молитвы всем богам! Уф, приснул. Снова исступленное качание коляски, снова ноги в сугробе, помидор течет по подбородку, в книге страницы листает ветер, и фраза, которую я читаю, выглядит примерно как "вчера. По-рыцарски Капустой с подливой Всепре И он сказал Тихий бриз, шепчущий Капустой с подливой". В общем, отдыхаю по полной, расслабляюсь, кайфую.
Вечером подруга напишет в скайп: "У меня запара на работе, номер сдаю". А я ей: "А я погуляла сегодня, книжечку почитала, у нас снег выпал". А сама при том думаю, что да, недоговариваю. Но я же не хочу писать ей всю правду: как я безмерно счастлива, какое это блаженство быть мамой, как поет сердце, какие уютные ночи мы проводим одни, неспящие, в обнимку посреди заснеженного спящего мира. Ведь у неё пока нет малыша! Поэтому да, недоговариваю, думала я! (Нет, в самом деле, материнство это что, тоталитарная секта?)
Вот идут дни. И снег идет. И сугроб всё ближе к двери. А магазин всё необозримее дальше. Помидор уже подтух. На хлебе тоже зелененькое сбоку. Я отрезала, а хлеб съела. Потом переживала, а вдруг в молоко лептоспироз передастся (ну или что там разносит плесень). Посуды не осталось - часть в сугробе, часть в грязном. Зато книг перечитала, ночами же делать нечего, качай себе, корми да читай.
И в один из таких дней в моем идеально белом дворике появились человеческие следы! А там у меня только цепочка лапок знакомого дрозда-скворца по снегу и борозда (почти до огневой сердцевины Земли), по которой я качала коляску.
А тут все зашевелилось. Дрозда спугнули. Машина дверцами захлопала. Свекровь в гости приехала! И мимоходом так, набирая уже в легкие воздуха, чтобы начать восторгаться наикрасивейшим и наиумнейшим двухмесячным Антуаном, сует мне лоток пластиковый: "Это курочка тут, я тебе пожарила, чтоб тебе не заморачиваться, а не захочешь, выкини просто".
Я приоткрыла лоток, и из него музыка, сияние золотое и была ошеломлена прекрасным видением, которое предстало предо мной: в лотке лежала холодная куриная нога, в застывшем жире.
Я закрыла лоток, открыла холодильник. Свекровь взяла на руки Антуана. В бессонном мозгу у меня промелькнула мысль, что я могу разогреть эту удивительную ногу и съесть ее, пока свекровь позанимается с Антуаном. Но.. что это, опасный момент, пас и.. по вороооотам! Ну не шмогла я, не шмогла. Я закрыла холодильник и пошла виться коршуном над сыном.
О курице я не забыла. Когда свекровь ушла, я бросила все ресурсы на то, чтобы усыпить сына и предаться поеданию куриной ноги! Так, чтобы сполна испытать всё блаженство. И мне удалось невозможное! Нет, сын не заснул (не надо уж так преувеличивать!) но он согласился покачаться в качельках и не орать.
Я бросилась в кухню, вырвала курицу из недр холодильника и метнула её в чрево микроволновки. Я чуть не отломала свою собственную ногу, пока мчалась по лестнице с дымящейся тарелкой. И я помню, живо помню сейчас, два года спустя, как я руками схватила горячую, жирную куриную ногу и вгрызлась в нее, с замиранием сердца ожидая ора. Сын к тому времени качался уже пять минут спокойно, что близилось к мировому рекорду. И.... конечно, он заорал.
Я сначала хотела доесть все равно. Давилась, обжигалась и капала жиром. Но мой сын орал так, что не Ван Гог, а сам Эствиль бы отрезал себе ухо. Поэтому я перешла к непродуманному плану Б, и растопырив масляные пальцы стала пытаться достать сына из качелей локтями. На этом воспоминание о куриной ноге обрываются. Была ли она доедена в тот день холодной, или была ли впоследствии предпринята вторая, третья попытки разогрева её, сопливящей третьегодняшним жиром, не помню.
Сколько тонких блюд, угощений на праздник, сервированных в гостях или ресторане я напрочь забыла, безвозвратно и навсегда. Зато у меня осталась Моя куриная нога! И если мне доведется попасть в Антарктиду, то память сразу окрасит необозримые снежные просторы запахом жареной куриной ноги.
