Найти в Дзене
Стакан молока

Семья, а, стало быть, жизнь

Рассказ - 7-я публикация // Илл.: Художник Елена Саяпина
Рассказ - 7-я публикация // Илл.: Художник Елена Саяпина
Валя теперь ездила к нему в больницу, привозила супы, советовалась с врачами, покупала лекарства.

Уважаемые читатели, на канале "Стакан молока" мы публиковали рассказ "Семья, а, стало быть, жизнь" по частям, ниже порядок публикаций и финальная часть.

Братова свадьба - 1-я публикация - здесь

Валя обиделась - 2-я публикация - здесь

Счастье Василия - 3-я публикация - здесь

Материнское слово - 4-я публикация - здесь

Разрыв - 5-я публикация - здесь

Поздние слёзы - 6-я публикация - здесь

Далее читайте 7-ю, финальную часть рассказа:

Валя теперь ездила к нему в больницу, привозила супы, советовалась с врачами, покупала лекарства.

И вот пришла пора выписываться. Целых два месяца лежал Василий Игнатьевич в больнице, врач держал, потому как плох был Василий.

И вот, вышел он из больницы, глядит на людей, все ходят, спешат, просто разговаривают меж собою, и даже это почему-то удивляло – суетится народ, живёт Россия, продолжает жить… А его так прихватило на этот раз, что Игнатьевич думал – не выживет. И даже был уверен в этом, во как скрутило!.. Потому и удивлялся, глядючи на людей с немалым любопытством – живой он, живой! И, как будто в первый раз в жизни разглядывал людей: тому мужику надо бы галстук поправить, а мама девочки о чём думала?! На улице дождь, а она дочери сандалии с дырками надела, лужи, к тому же, промокли ноги у девочки и беленькие её крохотные носочки все мокренькие. Старуха, не обращая внимания на светофор, пошла через дорогу, хорошо, водители опытные, пропускают… Хотя и совершенно наглых водителей развелось много, и тут даже не в водителях дело, душою черствеет народ.

Но главная мысль в его поседевшей башке была такая: живой он остался, хотя санитарки шептали меж собою, мол, не жилец.

Во время лечения чаще матери к нему приходила дочь Даша. Аппетита у Василия не было, да и нельзя почти ничего было есть, раздавал еду своим соседям по палате. Те поначалу отказывались, а он убедил. Говорил: пропадёт вкусная еда, мужики.

Подумалось, что встретит Валя его из больницы… Даша на работе, у неё строго всё, не отпросишься, подставят, а потом – попробуй найди работу! А так бы встретила, конечно. Дочка к себе звала, плакала, глядя на ослабевшего отца, а Василий всё успокаивал дочь, но плохо получалось.

«Ладно, пойду на автобус, надо добираться до своей съёмной комнатушки». И вдруг увидел Валентину, она, запыхавшись бежала к нему, а Василий Игнатьевич жадно глядел на бегущую жену. Почему-то думалось, что она вот-вот пропадёт, исчезнет, может, и нет её вовсе – мираж какой?.. Да нет же, вот она, подбегает.

Неужто правда то, что он слышит от Валентины?!

– Пока из села в город доберёшься, припоздала. Всё, бросай свою комнатушку, поехали домой. Я тут подумала, жили сколько вместе, и будем жить. Ты, главное, потихоньку иди, надо и пожалеть себя хоть иногда, дойдём, доедем потихоньку, а дома, говорят, и стены помогают.

Василий глядел на жену, чего-то смущаясь. Валя же увидела во взгляде мужа перемену, ту, которую ждала. Добираясь до города, думала: вдруг скажет ей – «нет, разлюбил, и всё».

Он молчал.

«Ну хоть что-то скажи, Вася», – терзалась мыслями Валентина, и Василий сказал:

– Валя! Я ослаб сильно, работу на вахте потерял, там жёстко всё, только здоровые нужны. Когда одыбаю, не ведомо, слабость. Разве я тебе такой нужен?

Валентина чуть не заплакала – это с ней часто случалось теперь. Сказала просяще:

– Поедем домой. Ты и так всю жизнь пахал, устал, перенервничал из-за дури моей. Проживём, квартиры снимать не надо, свой дом. Поехали, Вася.

***

Медленно приходил в себя Василий Игнатьевич. Казалось не отудобеет вовсе. Уж с больницы как два месяца прошло, а толку?! Нет силы в организме, батарейки закончились, подзарядки тоже нет… Господь разве только, так у него, поди, таких как я пруд пруди, всем не поможешь. Василий даже однажды пожалел Господа: ну, как же не пожалеть, всем охота выздороветь, но в жизни так не бывает, не все идут на поправку. Потому, видно, лицо у Господа выстраданно жизнью. А нам надо хотя бы утром да вечером осенять себя летучим крестом, да хоть одну, самую коротенькую молитовку прочитать. Не верю тому, кто скажет, надо по правилам часами читать, на то монахи есть, а простому человеку и одной молитовки за глаза хватит, если от сердца послать её, думал Василий.

Валя варила куриные супы, покупала только те продукты, которые рекомендовал врач. Но сбой организма был большим.

Через два месяца бледность на лице Василия стала проходить. Однажды, поднявшись утром, он пошёл колоть дрова. Расколол три чурки, передохнул, пот лился градом.

Валя, волнуясь, говорила с тревогою в голосе:

– Ладно, Вася! Поколол маленько, и хватит нам пока. Печка у нас тёплая, сложена тобою. Дрова экономно расходуются. Бабы, помню, очередь занимали, чтобы ты им печи переложил.

И вот, вроде бы, радоваться Валентине надо – мужик дрова колет. А как радоваться, как оно пойдёт дальше, поди, угадай?! Вон сколько в себя приходит, а прийти не может…

На выходные приезжала Даша с мужем, у неё уже скоро должны быть роды. Василий Игнатьевич глядел на дочь с любовью – какой милый душе животик у дочки; вот, и их род продолжится, чадушки младые будут жить, Бог в помощь... «Тут лошадей не надо гнать, на них ещё хлеб сеять. Словом, всё, как всегда, непросто, но это наша жизнь…»

Пришло время, дочь родила внука, назвали Степаном. Не в честь кого-то из предков, просто так захотели. Сын Алексей вернулся из армии. Обрадовался, что родители снова вместе живут. В армии он сильно переживал разлад в семье, даже думал, наглядевшись на скандалы, что сам никогда не женится. И вдруг мать переменилась так, что Алексей не верил собственным глазам: за отцом, как за маленьким ребёнком, смотрит! И – ни одного грубого слова.

Алексей, чуть отдохнув после службы, стал ездить по вахтам. Такая пошла жизнь: женщины живут в посёлках, городах, а мужья их – на заработках, в отъезде. Мечтают жены почаще видеть мужиков своих, да нет уже того, как раньше, при советской власти – и дом, и работа на месте, а теперь – капиталистическая власть, бесконечные вахты. А любви – хочется. Потому, когда возвращаются мужья с северных вахт к жёнам, у женского пола праздник, но и, конечно же, у мужского. Василий Игнатьевич услышал однажды от одной из женщин такие слова: «Молодость проходит, любви хочется. И муж есть, а чтобы выжить, вахты эти бесконечные».

Алексей уехал жить в город, жил с девушкой.

Деньги, что зарабатывал Василий Игнатьевич на вахте, давно закончились. Не держали теперь ни быка, ни свиней. На то силы надобны немалые, чтоб скотину держать. Оставили только кур, несколько штук, чтобы хоть яйца не покупать.

Василий всё думал, сильно переживал своё состояние. Стал он доходягой, так сам себя называл. Страшное, если подумать, слово «доходяга», это значит, доходит он, ну вроде как помрёт скоро. Но тут одна радость есть от Бога – никто не знает своего часа.

Силы от прежнего вернулись к нему меньше, чем наполовину, да и то, из той половины, что здоровой числится, можно смело ещё вычеркнуть процентов двадцать. Возила-возила Валентина его по врачам, а толку не было. Ослаб, говорили, надо долгое восстановление. И получалась, что человек работать не может – нет сил, а пенсия не положена, так им отвечали, когда они пробовали ходить по инстанциям.

Василий Игнатьевич сильно нервничал из-за этих походов. Хорошо, что встретил человека одного, оказалось, что мальчонкой в больницу его на «Запорожце» возил, тот юристу позвонил, врачу, а потом грустно сказал:

– Ты, дядь Вась, нервы не трать, не положено по нашим законам. Нужно возраста дождаться. Ты, главное, себя береги, дети у тебя хорошие, помогут.

Василий Игнатьевич тогда сказал ему:

– А вот ежели нет детей? Тогда как быть? Ложись и помирай.

***

Валентина работала после развала колхоза почтальоном, но и почту закрыли. Сильно болели ноги у Валентины, а в один из дней и вовсе наступать одной ногой стало невозможно.

Требовалась дорогая операция. Василий заводил «Запорожец», ездил по всей округе, искал, кому печь переложить. Зачастую было так: приедет, а люди уж знали, что он будет, собирала хозяйка или хозяин работников, те кирпичи таскали, месили раствор. Василий Игнатьевич показывал, как правильно складывать печь. Ему немного платили за «консультацию», те, кому он клал печи, шибко его хвалили, и было за что. Таким вот образом другие печники в округе появились – научились у Василия.

Стало совсем мало заказов, но Василий говорил Валентине:

– А мне как без помощников? Кирпичи таскать надо, вот они и подглядели секреты мои. Жаль, без калыма почти остался, но зато, когда помру, будут вспоминать меня. Как я деда Егора Матвеича вспоминаю, который обучил меня. Будешь, говорил, с хлебом за мастерство, нужное людям.

Валентина встревожилась:

– У меня ноги больные, а ты – помирать?! Нет, Вася. Мы ещё даже не пенсионеры по закону, просто жизнь так сложилась. Было бы здоровье, разве так бы мы жили?! Конечно, если бы Советский Союз не развалился, по-другому всё было бы, но теперь чего об этом. Хорошо, что Алексей с Дашей денег дают. Хорошие у нас, Вася, дети. Я через три года только пенсию буду получать, но, ничего, ты только не падай духом, Василий Игнатьевич, проживём, многое ли нам сейчас надо.

Был ещё один калым у Игнатича. Те соседи, которых он когда-то спас от пожара, давно уехали из этих мест. Ходил в поселок рейсовый автобус два раза в неделю, но часто ломался, порой вовсе его не было. Старухи обращались к Василию отвезти в район по делам, платили за бензин и немного сверх того. Потому как Василий не брал грабительскую плату, которую требовали таксисты. Да и таксисты не всегда соглашались ехать – невыгодно. Хоть и сделали к тому времени асфальтированную дорогу, но всё же была она не очень, не следили за ней.

Но вскоре сломался «Запорожец», машина хорошая, но у всего есть предел. Вёз Василий двух старух в село, на улице ливень холодный, сентябрь уж был. Нет, не застряли, двигатель отказал. Хоть и масло часто менял, старался, чтобы дольше продюжила машина советской эпохи, а пришел и ей конец.

Старухи Нюра с Татьяной встревожились. В сентябре уже быстро темнеет, а до села километров пятнадцать, ближе обратно дойти. Там, в посёлке, и родственники есть, но куда двинешься, когда ливень холодный?!

Просидели в машине час, другой, ливень прошёл. Василий достал из багажника сухих дров, развёл костёр, старухи обогрелись. Василий им в рыбацкой кастрюльке кипяток согрел, чай в запасе был всегда, достал старый, ещё маманин, комковой сахар, подивились старухи на сахарок, у них уже такого давно не было, попили чаю.

Собирались уже идти обратно, да пенсионер дядя Вася из их села на мотоцикле «Урал» ехал, забрал старух и Василия. В тесноте да не в обиде доехали.

Переживал Василий за технику – украдут, сдадут на металлолом, мало ли чего?! Рано утром нанял местного тракториста, забрали «Запорожец». Так и стоял теперь дорогой для него автомобиль, память о ветеране Великой Отечественной войны, как памятник. На ремонт двигателя требовались деньги. Так что и этот калым закончился.

***

Шло время. У Даши увеличивались расходы на семью, было уже трое детей – родила ещё двойню, стала редко приезжать к родителям. Алексей женился, уезжал на постоянные долгие вахты, жена родила ему сына. Деньги Алексей присылал, но меньше, чем прежде.

Валентина еле-еле добиралась до больницы, а пенсию по инвалидности ей не давали. Люди в очереди говорили про врача так: если ногу отнимут, только тогда даст пенсию эта врачиха, и то не сразу, а помучает.

Валентина перестала ездить в больницу, просто не на что было, покупала обезболивающие таблетки, пила их горстями, испортила желудок. Из-за этих страданий сильно похудела, и заметила, что скинув вес, стала легче переносить боль в ноге.

Сын присылал по десять тысяч. Покупали курицу, делили на пять супов. Картошка, морковь, свекла, лук – свои. Макароны, крупы покупали в магазине. Летом с огорода шли огурцы, помидоры. Так и жили, куда деваться, живой в могилу не ляжешь!.. Да и супы Валины Василий шибко любил, и Валентина была очень рада этому, глядя на мужа.

Бывало, вроде только борщ наварила, а у самой нет аппетита. Но глянет, как Василий намазывает на хлеб горчичку, тонким слоем сало кладёт на хлеб, и сама садилась за стол рядом с мужем. И ела – за компанию. Очень была благодарна Васе за аппетит, за настроение. А, стало быть, и от таблеток желудок меньше будет болеть. Известное дело, суп для желудка – исцеление жизни.

Валентина однажды сказала Василию:

– Вот, Вася, когда в достатке жили, не понимала я, как ты себя надрывал. Всё о себе думала. Детей хорошо одевала, чуть поношенное – сразу выкидывала. А разве так добрые люди поступают? Надо бы многодетным отдать, да где там!.. Пойду, да гордо выброшу, чтобы знали, какая я крутая. Ду//ра. Теперь уже не исправишь ничего, уже не отдашь ту добротную одежду тем, кто нуждается. Вот какая тебе, Василий Игнатьевич, жена досталась. А теперь я не могу без тебя жить. Ты уйдёшь куда, а я вся в беспокойстве. Вот жизнь! Ну, скажи, Вася, не повезло тебе с женою?

Василий откашлялся, не торопился отвечать. Но, видя испуганное выражение глаз жены, сказал:

– Чего ты, Валентина? Я ж сам тебя выбирал. Ты для меня самой красивой казалась. Мечтою моей ты была. В старых фильмах слишком наиграно любовь играют, а она, любовь, не игра. Она самая серьёзная жизнь.

Валентина вздохнула:

– Я теперь некрасивая. Я сама это вижу, знаю.

Василий покачал головой:

– Может, для кого-то ты и некрасивая, а для меня всегда будешь красивой. Ты, Валя, не унывай. Я на вахтах всяких мужиков повидал… Было, что и жёны вахтовиков изменяли мужьям, пока те работают. И вот человек думает, что никто не узнает. Это самое большое заблуждение на свете. Люди видят всё, и про измену не забудут доложить, даже если сам чего не заметишь.

Валентина улыбнулась:

– А я тебе никогда не изменяла, Вася. Ругала тебя, бесилась прям, но – не изменяла. В мыслях было только, кажется. Да и мужики меня боялись.

Василий Игнатьевич замолчал, закурил, продолжил:

– По утру был я в посёлке, смотрю, сидят на лавке пятеро, примерно моего возраста, мужиков возле рынка. С похмелья, всех знаю. С семьями давно не живут, кого старые родители кормят, кого как. Не работают нигде, а власть плохая для них, всех осудят. Власти наши всю дорогу строги были к народу, только надо ведь самому башкой чё-то думать тоже.

Валентина сказала:

– Ты чё, Вась, в политику полез?

У Василия переменилось лицо:

– Знаешь, Валя, о чём я подумал. Глядя на этих спившихся мужиков, я бы не стал так опускаться. Если бы у нас с тобою не сложилось, трудно бы было, конечно, но вот, не стал бы. Эти мужики вроде как напоминание всем нам, что будет с тобою, если опустишься, несёт вонью от них за версту. Но я их понимаю, малодушие, наверно, это. Хотя много причин, сроду не сосчитаешь. Получается, и они не зря живут, предостерегают людей от последствий.

Валентина тоже стала серьёзной:

– Вася ты, мой Вася! Как хорошо, что одумалась я! Веришь, каждый день об этом думаю. Я, правда, счастливая только сейчас стала.

***

На селе жил Евгений Козлов. Был уже пенсионером, старый трактор, на котором сам работал в колхозе, когда всё рушилось, забрал себе. Поначалу людям под картошку пахал, а потом трактор сломался, долго стоял без движения.

Лето пришло жаркое, кое-где в районе стал гореть лес, пошли пожары, которых раньше сроду не было, стало страшно за село. Уговорил Василий Игнатьевич Евгения Ивановича посмотреть ещё раз трактор. Разобрали, нашли причину поломки. Василий съездил в город, узнал, сколько стоят запчасти.

Приехал, собрал село, и сказал:

– Земляки! Видите, кругом всё горит, мы никому не нужны, надо опахивать вокруг села, чтобы не сгореть нам. Дело общее, надо скидываться на запчасти, иначе сгорим.

Возражений не было. Трактор восстановили, опахали село, три раза прошли кругом – для надёжности.

Земляки похвалили Василия, а тот заявил:

– Мы с Евгением это сделали! Трактор теперь на ходу, на другой год нам снова опахивать надо, да и под картошку теперь пахать будем. Нельзя нам без картошки!

Валентина стояла рядом и думала: «Вот, всегда он у меня такой – за других горой. Но это мой, и только мой Вася».

Пришло время, стали получать пенсии Василий с Валентиной. Наладился их быт, пошли дни своим чередом, друг за дружкой, в сельских заботах. Но по-прежнему трудно, подчас и невозможно объяснить человеку – как прожить жизнь? Страшит, что одна она, жизнь-то!.. Не повторишь её. А люди эти, Василий с Валентиной, о которых шел рассказ, доживали свой век уже дружно…

Project:  Moloko Author:  Казаков Анатолий

Другие истории этого автора этого автора здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь

Книга Анатолия Казакова здесь

Серия "Любимые" здесь и здесь