Стакан молока

Звонит мне один знакомый, которого я дальше буду называть просто – «Чел». На самом деле, это не просто Чел, а прекрасный человек, бывший воин – он собирает гуманитарную помощь и отвозит ее на Донбасс. По зову сердца. И вот, звонит он и говорит: – А не нужен ли Вам котенок? – У меня настолько все есть, что котенок будет лишний, – отвечаю я. – А почему спрашиваете? – Да вот, думал, что раздавил котенка, проехал над ним, вернулся посмотреть, а он живой, только более плоский. Надо пристроить, а то ведь я уезжаю...

Наконец Нюра увидела в лесу смутный просвет и шагнула с насыпи. Где-то здесь надо свернуть и идти прямо, прямо. Она спустилась с откоса, вошла в лес, и мгла тотчас сомкнулась над ней. Лес встретил тревожно и угрюмо. Нюра подобралась и насторожилась. В низинах от земли поднимался горький теплый пар, но и сквозь него, из протеми сочно хрупающих под ногами трав, остро и холодно мерцали светляки, пахло теплой росой, остывающей смолкой, грибной прелью. Иногда с сосен мягко падали шишки, и она вздрагивала замирая, до звона в ушах слушала суровую тишину леса...

Этот последний километр тянулся безмерно долго, и Нюре уже казалось, что она не выберется из этой кромешной тьмы. Маленький осколок луны, этот маленький островок света, напрочь утонул в темных, клубящихся тучах, медленно и неукротимо надвигавшихся с севера. И все усталее и усталее шла Нюра в этом мире ночной тайги. И весь этот мир с дикими звуками, с запахами тумана, сухих сосен и горькой осины, с запахами остывшего мазута на шпалах, тлена листьев и трав в низинах, мир этот сжимался для Нюры при мысли о скорой встрече, но самая эта мысль не принесла ей сейчас облегчения...

Шурик утонул. И никак не найдут. До мельницы все проискали, где не так глубоко, неводом прошли. Нету! Видно, к мосту отнесло. Как он тонул, видели дети, которые купались рядом: Соня Лискунова да Андрейка Маслов. Увидели, что Шурика течением отнесло, в омут затягивает, и крикнуть не успели, как его уже скрыло. Так рассказывали испуганные и запыхавшиеся ребятишки, прибежав к матери Шурика. Та рванула на себе платье, заревела зверем и побежала по дороге, сама не зная куда... Только беги не беги, реви не реви, река назад не отдаст...

Разом повзрослели дети, По-мужски стал взгляд суров. В трудные минуты эти Так нужна твоя любовь. Только ты лежишь в могиле, Ты – красивый, молодой. Как же пусто. Нету силы Без улыбки озорной. Не вернуть тебя. Лихая Смерть. Белёшенек погост. Крепко спишь. Тоска такая… Мокрый снег идёт внахлёст. *** От горя никуда не деться – Не выреветь мне слёзы впрок. Боль учит быть добрее сердцем Лишь только выдержать урок. Пусть память кружится как ястреб И бьёт порою наповал. Я знаю – радость будет ярче Пока любовь во мне жива...

Андрею нравилось в армии. И служить ему было нетрудно. Подъем в шесть часов? А в колхозе-то он во сколько поднимался? На сенокос в четыре утра выезжали, чтобы до росы успеть. Рожденный в сибирской деревне перед самой войной, он впервые до отвала наелся хлеба, когда ему было лет восемь. А тут в обед и суп тебе, и второе, и компот, большой стакан сладковатого отвара со вкусом сухофруктов, а на дне – разбухшие полумесяцы яблок, ниточки и охлопья урюка, и даже изюм. Воинская часть, в которую Андрей попал, была маленькой...

15 апреля ушёл из жизни поэт Валентин Васильевич Сорокин (1936–2025) …Беречь Россию не устану, Она – прозрение моё, Когда умру, то рядом встану Я с теми, кто берёг её. Так жил и так чувствовал Валентин Сорокин. Без сомнения можно сказать, что он один из тех, кто создавал литературный процесс как в 1970–80-е, трудясь в журналах «Волга», «Молодая гвардия», в издательстве «Современник», так и в 90-е и нулевые годы, несколько десятков лет возглавляя Высшие литературные курсы в Литинституте. Много литераторов, учеников Валентина Васильевича и сегодня – в профессии...

Когда уж казалось, что и сил не осталось, а ноги не шли и скручивались от судорог, прозвучала команда, пронёсшаяся по цепи: «Ночлег!» Примостились там, где шли, но тем группам, которым выпало оказаться рядом с отдушинами, пришлось переместиться на 50-70 метров дальше по ходу, либо замедлиться, чтобы исключить любую возможность выдачи своего подземного присутствия случайным вскриком во сне, либо непроизвольным громким разговором, или кашлем, громом отдававшимся в трубе, если его не прятать всеми возможными способами...

Если бы не гибель Букреева, то настроение было бы окончательно весенним, а так оно смазалось, особенно, когда примерно через час блиндаж накрыл прилёт дрона, видимо, в отместку за недавнее геройство Медведева. Хорошо, что вход в блиндаж защищён мешками с землёй, а сверху к нему с двух сторон ведёт коридор из сеток. Так что от взрыва пострадала лишь часть сети да посекло несколько лопат недалеко от входа. В общем, эта атака лишний раз напомнила, что расслабляться рано. К тому же и Земляков свои три...

Пожалуй, не было для беспризорных собак дачного посёлка большей радости, чем появление Мирона. По дороге, ведущей к единственному магазину, он шагал медленно, покачиваясь, закутанный в старые грязные одежды и заросший немытыми, давно нестрижеными волосами. Мирон шёл, шаркая, как старик, и что-то тихо бормоча во всклокоченную бороду. Редкие прохожие зажимали носы и обходили его стороной, зато собаки, учуяв разносящееся от Мирона знакомое амбре, спешили к нему со всех сторон. Они выбирались из-под...

Дорога кружила меж скал, теряясь за поворотами. И когда Нюра входила в скалистые коридоры, ее охватывала медленно остывающая тьма. И еще больше она пугалась своих гулких шагов. Казалось, что со всего леса на этот шум сбегаются звери, крадутся обочь дороги и неотступно следят за ней, смотрят в спину. И тогда Нюра начинала бежать. Раскрыв рот, глотала холодный, встречный воздух. Тяжело колотился на спине рюкзак. В ушах гудело, и явственно слышался сверху не то зов, не то стон. Остановившись, Нюра замирала,...

Кто-то настырно зачиркал кресалом за горизонтом, выбивая быстро гаснущие искры. Наконец из стараний вышел толк, нехотя занялось чахлым огоньком промоченное насквозь охотоморское сентябрьское утро, зачадил на востоке за заоблачной далью сизовато-золотистым дымком слабый костерок. Бесконечное стадо серых волн, подгоняемое попутным ветром, было полно решимости добраться до приземисто-кособокой избушки. Но неказистое бревенчатое пристанище с просоленными до черноты венцами, через единственное окошко миролюбиво посматривая на море с береговой косы, терпеливо пережидало и этот зашторенный день...