Дом быстро потушили, обгорела только кухня. Оказалось, замкнула электропроводка. И Василий посоветовал Григорию поменять все провода в доме. Дед у Григория Сенина был фронтовиком, имел машину «Запорожец», но редко ездил на нём, здоровье на войне осталось. Когда узнал Фёдор Иванович Сенин, кто вынес его внуков из пожара, по-фронтовому решил: подарить Василию свою машину.
Говорил старый Сенин Василию таковые слова:
– Ты, Василий, не трепыхайся. Чего отказываешься? У Григория сроду тяги к технике не было, а мне спокойнее будет. Ну, пойми, я в городе живу, там скорая помощь есть. А внуки мои если серьёзно заболеют, то беги к председателю, машину проси. А тут –под боком, раз и привезли в больницу. Чего моим перевезти всегда поможешь, не зря будет машина стоять. Мне жизни на две затяжки махорки осталось, бери, Вася.
Василий сопротивлялся. Тогда и Глаша с Григорием подключились. Глаша, говорила, волнуясь:
– Не дай Бог, чего случится. Ведь прав дед, он войну прошёл, жизнь понимает. Гриша не знает с какой стороны к машине подходить. И нам легче всем будет, когда в город надо. Бери, Василий.
Неделю Валентина молчала, а тут Глаша ей такое сообщает про машину! Как подменили Валентину. И стол праздничный накрыла, и слова ласковые нашла:
– Васенька! Бери, раз дают машину, чего отказываться. Меня в конторе обсмеют, если откажешься. Поешь котлетки, ты же любишь, выпей водочки. А завтра езжай в город, пусть дед переписывает машину на тебя, так правильно будет.
Вы читаете продолжение. Начало здесь
Василий был взволнован и серьёзен. Случись что другое, за такой праздничный стол он бы Валечку свою на руках носил, а тут сидел молча. Ел без желания, выпивая, молчал. Но всё же с немалым переживанием сказал:
– Валентина! У Глаши и Григория дети растут. Вырастут, выучатся управлять машиной, это их деда машина. Причём тут я, не понимаю. Что вы все с ума посходили. Должен же быть предел какой-то, надо же, в конце концов, совесть иметь. Никаких правов я не имею на эту машину. А то, что детишек вытащил, так мне это, может, самому для души больше, чем им, надо было. Пойми, бывает у людей на душе плохо. Жар в котле сбить требуется, чтоб поутих уголёк, температура в мозгах зашкаливает. Спас детей, слава Богу, не зря жил.
Валентина хотела было накричать на Василия, но услышав такие речи и взглянув на него внимательней, стала осторожничать:
– Чё это, жил-жил, помирать что ли собрался?! И чего это у тебя на душе плохо, душа, видите ли, у него. Вась! Ну прав же дед, если дети заболеют серьёзно, надо в город везти, пока ещё у председателя добьёшься машины. Надо детей спасать.
Василий нехотя отвечал:
– Председатель наш Егор Павлович, кому, когда отказывал? Нет. Чего тогда напраслину городить.
Валентина стала нервничать:
– Не хочешь детей спасать, ополоумел. У кого ещё такая возможность будет?
Но в этот раз всё же не решилась Валентина отправить Василия спать в гараж.
***
Вскоре Василию вручили медаль за спасение людей на пожаре. Торжественно в клубе вручали. И когда Василий с Валентиной шли домой, то Валентина совершенно отчётливо услышала такие слова из толпы:
– Вон, интеллигентка с героем идут, бывает же такое счастье людям.
Валентина от таких слов плыла и сияла от радости…
Дед Фёдор Иванович Сенин приехал снова в деревню на машине, и в этот раз оставил её Василию со словами:
– Я скоро помру. Я чую. Это моё последнее решение. Не обижай фронтовика. Прошу. Я ведь за Родину, конечно, воевал, но и за то, чтобы ежели чего, внуков до больницы было на чём довезти. Иначе, скажи тогда, зачем мне машину выделили?
Заплакал, и такими глазами посмотрел на Василия, что Василий обнял деда, не мог не обнять, так душу зацепил его взгляд.
– Пойми, – говорил Василий, – ты меня в неловкое положение поставил. Люди на селе в каждом доме новость обсуждают, мол, повезло, машину за так дают, медаль получил, такие у нас люди, языками чесать. На себя не примеривают, а надо бы. Ладно, дед. Исполню, о чём просишь.
Фёдор Иванович оживился:
– Вот, ещё чего, Вася. Я знаю, рукастый ты, гроб мне сделай. Надобно, чтобы такой мастер, как ты, сделал, удобнее полёживать будет. А помирать буду, ишшо ногой дрыгну, ну навроде станцевать желаю. Жизнь, Вася, такая, что порою враз мозги закипают, жар, кажись, и не уймётся вовсе, так и помрёшь. Тут, главное, чуять семью свою, молиться, если верующий. Я вот не верил никогда в Бога, а бабушка моя всё за меня молилась. Теперь нет-нет, а думаю: может, и оттого жив остался на войне. Войну по правде, Вася, ишшо не один режиссёр не снял. Страшная она, вот почему фронтовики про войну не любят вспоминать и фильмы современные глядеть, война – это ад на земле. Сердешно прошу, сделай гроб мне. Я две «Столичной» возьму, выпьем. Не понимаю тех, кто одну бутылку берёт, всё одно потом вторую искать надо, а магазины уж закрыты. Ну так уж так.
Василий, ничего не сказав, снова обнял деда.
***
Стоит во дворе у Василия машина «Запорожец», сам Василий делает гроб для старика. Соструганы рубанком доски так качественно, что кажется, и не человек это сделал, а машина какая.
И вот гроб готов, глядят земляки на гроб, и уже несколько старух себе заказали сделать. Валентина, глядя на это, снова нервничает: ни с кого ведь из этих старух мой олух денег не возьмёт, бутылку и ту будет стесняться брать за работу. А старухи-то какие наглые: всем гроб подавай! Но то, что у них теперь есть машина, перевешивает Валентинину злобу. Вспомнилось, как вчера катал её Василий вдоль реки, как целовались прямо в машине, и она, улыбаясь, зовёт мужа на ужин.
Фёдор Иванович Сенин приехал за гробом, поглядел работу, и обнял свой гроб. Василий с Валентиной заворожённо смотрели на фронтовика. Фёдор Иванович минут с пяток молчал. Потом сказал:
– Василий! Верил в тебя. Не подвёл, какой надобно сделал. Добротная работа.
Дед подошёл к своей сумке, вытащил две бутылки:
– Ну, Валентина, найдёшь капусты квашеной да огурец солёный?
Валентина молчала, впечатлившись картиной, только что виденной, как дед обнимал гроб. Ей показалось, что он с ним даже разговаривал, только вот о чём – слышно не было.
Василий сказал жене:
– Валь! Не гоже молчать, человек обращается к тебе с просьбой.
Валентина, опомнившись, вымолвила:
– Да какие огурцы солёны, какая вам квашена капуста! С ума посходили. Я картошки с мясом натушила, заходите в дом. Война давно прошла, а Фёдор Иванович думает, мы как в войну питаемся. Кто сейчас будет такое есть – капуста, огурец, ныне всем мяса подавай.
Выпили одну бутылку под хорошую закуску, и снова фронтовик прав оказался, ибо за второй бутылкой бежать не надо было. Но от второй бутылки Фёдор Иванович только выпил один разъединственный хлебок, больше не стал, сказав:
– Я, Вася, на водку сроду не жадный был. Почему так толкую? Видел жадных, прямо удавятся за пол-литру. А о жизни не думают.
Был у нас председатель один, сразу после войны. Эх, хороший мужик. Мы с ним колхоз за семь лет подняли, а потом взялся из города вино привозить. Работал он с утра до ночи. А ночью пил. Какой организм такое выдержит?!
Хоть он и пил, но никто не осуждал его, потому как он всем помогал. Я бы сейчас, что хошь отдал за такого золотого человека, чтобы вернуть его. А нет таких средств. Я тебе только один пример приведу, а ты – думай. Везли мы мальчишку лет семи на бортовой машине в город, болезнь какая-то серьёзная, а машина поломалась. Так он в одной гимнастёрке штопанной-перештопанной на руках нёс мальчика того, а на улице дождь – осенний, холодный. Он шинелью своей мальчонку укрыл и нёс. Мы с ним по очереди менялись, я рядом был. Дошли, спасли мальчика, и не заболели, главное дело. Было у нас выпить, может из-за этого спаслись. Сергеем Сергеевичем Козловым звали его. Вот он радовался, что мальчика спасли!
Днями, целую неделю ездил он потом по полям. Вечером приехал, выпили мы по полстакана вина, он и повалился – сердце отказало. Фронтовики они и на фронте, и в тылу погибали. Вот и решил я после этого случая сильно не пить, даже по праздникам. А сегодня почему с тобою бутылку огоревал, потому как домовину ты мне знатную справил, это раз.
Дед задумался:
– Ой! Вась! Я чё-то заболтался. Ладно, переночую у своих.
Василий пошёл провожать деда до соседнего дома. Обнялись. До крыльца дома оставалось метров пять, но за это короткое время Василий успел рассмотреть сутулую спину Фёдора Ивановича. Подумал в это мгновение, сколько досталось этому поколению, мы и живы благодаря им, сердешным.
«Нет, старик, я теперь твою спину до гробовой доски не забуду». Вернулся Василий в дом, выпил ещё рюмку водки и лёг спать. Рядом лежала Валентина, он глядел на неё спящую, и думал, что он самый счастливый человек на свете. Ну вот за что столько счастья человеку дадено?!
Продолжение здесь Начало рассказа здесь
Project: Moloko Author: Казаков Анатолий
Другие истории этого автора этого автора здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь и здесь
Книга Анатолия Казакова здесь