С началом февральской революции в Орехово-Зуеве состоялись выборы Совета рабочих депутатов в которых, большевиков сначала не было, но их влияние быстро нарастало: из ссылок стали возвращаться местные социал-демократы и старые революционеры, участвовавшие еще в событиях 1905 года. Уже 19 марта по их инициативе совет был переизбран и стал пробольшевистским. В нем имели своих представителей рабочие поселки Ликино, Дулево, Дрезна, Куровское, Костерево, Собинка, Ундол. В июне советом была создана Красная Гвардия, в это же время Орехово-Зуево официально был признан городом и присоединился к Московской Губернии (до этого относился к Владимирской). Осенью политическая обстановка обострилась, что тормозило промышленное производство. В сентябре фабрикант С.А. Смирнов закрыл свою фабрику в Ликино и сбежал. Фабрика перешла под прямое управление Совета местных рабочих, которые устроили демонстрацию и митинг. Считается, что Ликинская фабрика была первым в России национализированным предприятием. Однако, официально этот факт был признан Совнаркомом только 30 ноября. Узнав о событиях в Петрограде, вечером 7 ноября Орехово-Зуевский Совет немедленно объявил себя властью. 30 ноября местный отряд красногвардейцев был направлен в Москву на помощь товарищам по партии.
Все же, в отличие от Орехова-Зуева, на большинстве гуслицких фабрик рабочие были довольно пассивны и не проявляли такой революционной сознательности, как их соседи в Патриаршине. Это было связано с тем, что на многочисленных мелких фабриках, раскиданных по гуслицким селам, не было такой разительной классовой разницы между хозяевами и работниками предприятий. Часто это было семейное дело, работники были связаны не только одной сельской общиной, но и кровным родством. К тому же у сельских фабричных рабочих всегда была альтернатива ввиде сельского хозяйства, отходничества или иного промысла. Часто в периоды кризисов, рабочие кардинально меняли свою деятельность, что было гораздо проще, чем безнадежно бастовать неопределённое время. Близость земли и общины сдерживала революционные порывы, присущие скорее безземельным городским рабочим, альтернативы у которых как раз не было. В этом и состоял парадокс революции – которая делалась небольшой группой политиков с помощью незначительной части активных пролетариев и солдат (так называемым авангардом). Огромное большинство крестьянского населения России в этих событиях не участвовало и столкнулось с новой действительностью значительно позже, уже по факту.
Первый удар был нанесен по местным купцам и фабрикантам, которые либо сразу куда-то сбежали, либо при активном сопротивлении были арестованы и увезены в неизвестном направлении. Вот как была установлена советская власть в крупном, и потому важном, селе Хотеичи. Несколько солдат с понятыми явились в дом к старосте. Далее цитирую воспоминания жителей: «Троих солдат убили, а четвёртый скрылся через реку. Народ взбаламутила жена старосты Староверова. Говорят, солдаты с понятыми зашли к ней, а зачем - никто не знает. Она отворила окно, когда мимо её дома шел крестный ход, и крикнула: «Православные, меня грабят!» Народ кинулся её защищать. Потом собрали сходку, богачи кричали: «Пусть революцию делают в городах, а в село не пустим! Мы поедем в Егорьевск и привезём пушки». На самом деле местные купцы собрали свои вещи и выехали из села, т.к. понимали, что скоро нагрянет карательный отряд.
Ночью, действительно подтянулись красноармейцы. Первым делом комиссар тайно проник к местному леснику, который придерживался революционных взглядов. Лесник объяснил, что никакой засады в селе нет, а все местные богачи, обещавшие поднять восстание, сбежали. «57 повозок с пулемётами без единого выстрела окружили село. Надо было разобраться, за что убиты три красноармейца. Пробыли три дня, кое-кого арестовали при проверке документов».
Все фабрики массово национализировали. Снова обратимся к воспоминаниям Ивана Шилова: «7 и 8 ноября работали, как и всегда. Возили тюки с товаром на станцию. Там в вагоны грузились казаки: уезжают. Мы повеселели. Прошло еще три дня. Пошли разговоры: в Хорлове конфисковали фабрику Демина. Хозяин бежал. Пришли и к нам на фабрику, все описали. Но денег не нашли: на фабрике уже ни хозяев, ни прислуги, ни добра ихнего не было. На станции создали ревком, и на фабрике были члены ревкома. Управляющий продолжал руководить фабрикой под их контролем. Все сырье доработали, отправили государству. Потом фабрика встала: наступила разруха. Мои деньги в банке пропали, рухнули мечты о новом доме. Выбрали у нас комитет бедноты. Комбед закрыл и опечатал фабрику. Ее охраняли три милиционера. Они поселились здесь со своими семьями». Фабрика не работала еще долго. Более того, ее имущество стали разбирать. Продолжим цитировать: «Фабрика в Лопатине продолжала стоять. Котел разобрали и увезли в Хорлово, чтобы пустить там фабрику. Везли котел на больших санях, зимой, всем народом - хорловскими, шильковскими. У каждого была веревка с лямкой на плече, тянули под «Дубинушку». Везли нашей улицей. На перекрестке собрались лопатинцы с кольями, с дубинками. Стали кричать: «Не дадим наш котел! Он наш! Пускайте нашу фабрику!» Все остановились. Стало тихо. Заголосили наши вдовы - как по покойнику. Выехали вперед два всадника, сняли шапки с голов, один стал говорить: «Сначала пустим фабрику в Хорлове, потом - вашу. В Хорлово и Егорьевск возьмем работать вдов и солдаток ваших». Организовали митинг, после чего наши расступились и котел повезли. Нашу фабрику пустили в середине двадцатых годов». В общем лопатинцам пришлось ждать довольно долго – лет 7-8.
История типичная как для Гуслиц, так и для всей России – в годы военного коммунизма промышленность рухнула, наступила общая сумятица, война против всех, голод и разруха. Гражданская война продолжала высасывать из деревни людей и ресурсы. Вспыхнула эпидемия тифа и оспы, от которой пострадали и местные жители. Все это вызывало справедливое недовольство новой властью, которой, однако, гусляки сопротивлялись пассивно. Время активных выступлений прошло – надо было заботиться о пропитании своих больших семей, не до бунтов и митингов. «Начали ходить какие-то (в темном) старушки, крестились: «Молитесь, скоро свету конец! Антихрист даже появился, имя ему - Ленин… Кайтесь и молитесь, сказано в Библии, из пятнадцати спичек складывается имя «Ленин». Гиена огненная прилетит, всех нечестивцев опалит…». С голодухи-то и так невесело, а тут разговоры эти: жутко делалось. Женщины зажигали все лампады у икон, ставили детей на колени и молились Богу до полуночи». Но одними молитвами делу не поможешь, торговля встала, ярмарки пустовали, все купцы разбежались, своего огорода на бедных болотных и лесных почвах было недостаточно и пришлось гуслякам добывать себе хлеб самостоятельно. Люди стали ездить за хлебом «в степь» - в Пензенскую и Рязанскую губернии, на Поволжье и другие хлебородные регионы страны, благо железная дорога была под боком. Многие переезжали в такие места на постоянное жительство, часть из них вернулась после окончания гражданской войны, а часть навсегда покинула родные места. «Всем сёлам было трудно, многие жили бедно, многие умирали, а те, что состоятельней - уезжали в места, где был хлеб. Просто запирали свои дома и уезжали, кто мог. Уезжая, наказывали родным и близким смотреть за домом, но не пройдёт и недели - как и оставшиеся жители уезжают куда-нибудь». В 20 веке это была первая крупная миграция в Гуслицах.
Снова обратимся к воспоминаниям гусляков, теперь уже из села Хотеичи: «Хлеб за деньги не продавали, был обмен на мануфактуру. Мануфактуры в сёлах было много. Кто-то сам ткал ситец, сарпинку, тик. (…) Пришёл товарный, остановился, что-то грузили на него. И сколько было людей на станции, все уехали на этом поезде. Ехали до тех пор, пока поезд не остановился, и все, словно по команде, слезли и пошли по деревням. Это было в Пензенской области. Марфа со своими товарками наменяли хлеба. Привезли муки и пшена. Рассказывала, как их довезли до станции ночью, свалили мешки. Возница уехал, а они таскали мешки до платформы на спинах, помогая друг другу. Рассказывала, как сельчане их хорошо принимали, рады были привезённой мануфактуре. «Вот ведь у нас много хлеба, а везти далеко боязно, а как вы доедете?» - спрашивали в сёлах. «Мешочники» рассказывали, как они грузят на платформы товарных поездов мешки и везут. Сельчане ужасались. Не могли тогда послать телеграмму, дескать, встречайте с грузом, поезд такой-то. Но люди, ехавшие в товарных поездах, проезжали станцию, видели стоящих с мешками сельчан и передавали с ними: соболевские, хотеические, анциферовские, алексеевские. Все словно сроднились, узнавали друг друга. Если останавливался товарный поезд, на котором ехали «мешочники», то люди на перроне помогали грузить, чтоб уехать вместе».
Воспоминания жителя деревни Старово: «Люди кинулись в степные районы за хлебом, откуда его со дня образования базаров в селе Ильинский погост священнослужителями, и где он был главным товаром, привозили тульские и рязанские хлеборобы. И сколько местных жителей не вернулось на родину из этих поездок!»
Процитируем и Ивана Шилова из деревни Лопатино: «У кого не было лошадей, потянулись на жительство в степь всей семьей. Уехали соседи наши - Тарелкины, нанялись там в пастухи. За хлебом уехало в степь много подростков, часть их не вернулась. Стали наезжать «мешочники» с зерном и хлебом. Прибегали со станции, просили подвезти их до какой-нибудь деревни. Я возил за плату - хлебом или зерном. Зимой 1919 года вновь возил «мешочников». На станции поставили заградотряд: отбирали у них хлеб. Тогда мы, семь мужиков, поехали за хлебом в степь поездом - в Рузаевку, в Сызрань. Ездили на буферах, крышах вагонов. Привез я три пуда зерна. Мололи на самодельных ручных мельницах».
Гусляки, как и другие жители бывшей империи испытали на себе все прелести правления новой власти. В 1918 году были упразднены почти все старообрядческие монастыри и домовые старообрядческие храмы. В 1922 году был закрыт и Гуслицкий монастырь под Куровским, вся библиотека и иконы были вывезены в архивы, в кельях разместилась колония для малолетних преступников, а в главном храме склад и столовая. Очевидно, что революционные репрессии и кровопролитная гражданская война негативно сказались на экономическом и культурном состоянии Гуслиц, однако до наступления коллективизации в крае еще сохранялось многое от дореволюционной жизни. С разрешения властей достраивались и действовали большинство старообрядческих и православных храмов. Поначалу большевики поддерживали любые религиозные течения, противящиеся РПЦ, в т.ч. и староверов, находя в них помощников в борьбе с главным идеологическим врагом и конкурентом новой власти. Поэтому Белокринницкому согласию, с разрешения властей, удалось провести несколько соборов с 1925 по 1927 гг., возобновить издания и просветительскую деятельность.
Продолжение следует.
С первой частью статьи можно ознакомиться здесь.
Со второй частью статьи можно ознакомиться здесь.
С третьей частью статьи можно ознакомиться здесь.
С четвертой частью статьи можно ознакомиться здесь.
С пятой частью статьи можно ознакомиться здесь.
С шестой частью статьи можно ознакомиться здесь.
С седьмой частью статьи можно ознакомиться здесь.
С восьмой частью статьи можно ознакомиться здесь.
С девятой частью статьи можно ознакомиться здесь.
С десятой частью статьи можно ознакомиться здесь.
С одиннадцатой частью статьи можно ознакомиться здесь.
С двенадцатой частью статьи можно ознакомиться здесь.
С тринадцатой частью статьи можно ознакомиться здесь.
Все части смотрите в подборке.
