Глава 76
Я возвращаюсь домой около двух часов ночи. Мне очень неудобно перед няней, но встречает она с улыбкой: сидит на кухне и смотрит телевизор. Какой-то сериал про советскую жизнь. На мой вопрос, всё ли хорошо, кивает. Говорит, что бессонница замучила. Вроде уложила Олюшку, сама прикорнула рядом. Не прошло и часа, как пробудилась, а теперь сон как рукой сняло. Предлагаю Розе Гавриловне никуда не ехать посреди ночи и остаться в гостиной, сама же лягу в детской.
Няня отнекивается, говорит, что неудобно. Я же ей отвечаю, что за эти месяцы она стала членом нашей маленькой семьи, потому имеет право. В итоге остаётся, а я сама потом не могу долго заснуть. Всё вспоминаю, как прошла наша «дружеская поездка», как не уставал называть её Артур. Видимо, робел признаться, что это самое настоящее свидание. Моё первое за многие недели. С тех самых пор, как Борис… А, ну его к чёрту! Даже вспоминать не хочу.
Мы славно провели время. Друзья Куприянова оказались тремя парами. Молодые интеллигентные, очень приятные в обхождении люди. Я ожидала, что они, как и мы, окажутся из медицинской среды. Но нет, двое мужчин инженеры на предприятиях, третий программист. Девушки работают тоже в разных отраслях: дизайнер, экономист и фотограф. Мне очень понравилось с ними общаться. Никакой пошлости, глупых шуток и прочего. Много болтали об искусстве, ребята рассказывали интересные случаи из своей практики, а я им немного о живой легенде – Народной артистке СССР Копельсон-Дворжецкой.
На прощание Артур отвёз меня домой, стоя у двери подъезда не полез целоваться, а снова очень галантно взял ладонь и поцеловал. Ну, может, чуть дольше положенного. И вот я теперь лежу, ощущая слабый аромат цветов. В детскую их ставить не решилась, вдруг у Олюшки аллергия начнётся? Но букет стоит на кухне, в вазе, и благоухает.
Всё-таки так приятно ощущать себя снова интересной молодой девушкой! Даже без всякого повода. Только потому, что ты кому-то очень нравишься. Я весь вечер замечала, какие взгляды бросает на меня Артур. В них не было похоти или какой-то наглой откровенности, что порой встречается у мужчин. Мне даже неловко стало. Куприянов наблюдал за мной робко, но так, словно я Жар-птица.
– Элли, – сказал Артур, когда мы стояли у борта катера и смотрели на огоньки, сверкающие на поверхности Финского залива, оставшись вдвоём. – Я не знаю, что будет дальше. Но я знаю, что чувствую. А я чувствую, как… нашёл что-то очень хорошее. И хочу быть… рядом с тобой. Хочу узнать тебя получше. Я ничего не боюсь и не хочу опоздать на следующий корабль.
Наверное, после этих слов, – довольно туманных, но в то же время с толикой определённости, – Артур хотел меня поцеловать. Может, я даже позволила бы ему. Но увы, нас отвлекли, и к той теме мы больше не возвращались.
***
Пока еду на работу, буквально в паре кварталов едва не попадаю в ДТП. Не по своей вине: какому-то наглому типу лет двадцати захотелось внезапно перебежать дорогу в неположенном месте. Когда я резко затормозила в сантиметре от его бедра, остановился, обматерил меня, хлопнув ладонью по капоту и побежал дальше.
«Вот же козёл какой», – думаю недовольно. Сзади начинают сигналить неторопливые. Осторожно трогаюсь с места, стараясь унять сердцебиение. Вскоре благополучно добираюсь до территории клиники.
– …У неё началось улучшение, стала шевелить пальцами ног. Значит, есть надежда, что поправится, – слышу фрагмент разговора, когда иду по парковке ко входу. Замечаю неподалёку Заславского с Горчаковой. Подходу, здороваюсь и спрашиваю, о ком это они. Стало интересно, поскольку интуиция подсказала: пациент мне знаком. Так и есть. Валерьян Эдуардович говорит, что они обсуждали реабилитацию той девушки, Нелли Догилевой, попавшей в страдную автокатастрофу.
О состоянии пациентки ему рассказали коллеги из ортопедии. Оказывается, оно значительно улучшилось. Меня это радует. Всё-таки я тоже участвовала в её спасении. Правда, предстоит длительная психологическая реабилитация. Пьяная езда для компании молодых людей закончилась очень тяжёлыми последствиями. Нелли повредила позвоночник, и если даже снова сможет ходить, то лишь при помощи костылей или палочки, а сначала на ходунках для взрослых. Её брат Тёма скончался на следующий день от полученных ожогов. Василину Потворскую, которую от удара выбросило из машины, позже нашли в придорожной канаве и увезли в другую больницу. Девушка получила множественные переломы.
А вот Андрею Потапову, молодому человеку Нелли, досталось двойне. Мало того, что обгорел, так ещё на него завели уголовное дело за пьяное вождение, приведшее к гибели пассажира. Парню грозит немалый срок, но уж это, как говорится, что заслужил, то и получи. Не надо было пьяным садиться за руль. Может, звучит жестоко. Но как представлю, что когда-нибудь моя Олюшка окажется в одной машине с таким вот лихачом, аж до дрожи пробирает.
– Вы не идёте? – спрашивает Заславский, видя, что я замедлила шаг. – С вами всё хорошо?
– Да, всё в порядке. Вы идите, у меня тут одно дело.
Слишком разнервничалась отчего-то. Не надо о будущем Олюшки думать. Смотрю на часы. До начала моей смены ещё полчаса. Значит, успею дойти до ресторанчика, взять там кофе и вернуться. К счастью, владелец заведения умный человек. Он открывает в семь часов, зная о большой любви некоторых врачей клиники к вкусным напиткам, особенно поутру, чтобы окончательно проснуться. Да и не только нашей, конечно. В ресторанчике всегда много народа, поскольку здесь утром можно купить свежую, с пылу с жару, выпечку.
Захожу, встаю в небольшую очередь. Передо мной всего три человека, отлично.
– Двойной со льдом и шоколадом, – говорит возле кассы парень довольно неряшливого вида. То ли хиппи, то ли панк, а там кто его разберёт? Питерская дворовая богема, словом. Мятые штаны, потёртая кожанка строчащим из-под неё растянутым свитером, на голове разноцветные космы. «Попугай», – даю ему прозвище. Мне кажется, он обожает одну лишь вещь на свете – тусоваться.
«Где-то я его уже видела…» – рассуждаю про себя и неожиданно вспоминаю: точно! Это тот самый дорожный хам, который мне чуть под колёса не бросился, да ещё и обругал! Надо же, какая встреча. Стараюсь на него не смотреть. Неприятный тип.
Очередь быстро движется, прошу латте с собой.
– Гадость какая, – слышу позади себя. Оборачиваюсь. Там мальчишка лет двенадцати, скривил физиономию.
– Что? – спрашиваю его.
– Латте – гадость! – заявляет он.
– А ты что берёшь?
– Экспрессо с ванильным мороженым, – слышу в ответ.
– А ты знаешь, что кофе задерживает рост?
– Выдумки это всё!
– Тебе родители разрешают его пить?
– Вы что, из кофейной полиции? – хмыкает мальчишка и протискивается мимо меня, отодвигая огромным рюкзаком.
«Надо же, самостоятельный какой», – думаю с улыбкой. Выхожу из ресторанчика. Слышу неподалёку громкий сигнал автомобильного гудка. «Опять кто-то слишком боится опоздать», – думаю и не оборачиваюсь. Звук настойчивый, водитель просто лупит по кнопке. Приближается шум ревущего двигателя.
– Осторожно, машина! – вдруг рядом заорал кто-то. Я делаю быстрый шаг вперёд, оборачиваюсь и вижу, как внедорожник пролетает через перекрёсток, чудом не задев ни одной машины, а потом, перемахнув тротуар, врезается в панорамное окно ресторанчика, откуда я только что вышла. Автомобиль подпрыгивает и влетает внутрь. Закрываю лицо руками, уронив свой латте, поскольку во все стороны летят осколки стекла. Раздаётся грохот, треск, потом чьи-то вопли, летит клубами пыль.
Спустя несколько секунд я уже внутри. Начинаю помогать выжившим. В заведении к этому времени было человек десять примерно, и внедорожник заполнил собой почти всё пространство небольшого зала, работающего по утрам. То, что там творится, словами не описать. Но в такие моменты у меня отключаются эмоции. Я становлюсь собранной, логично мыслящей. Потому успеваю помочь двоим, прежде чем прибывает первая «Скорая». На ней же еду в свою клинику.
– Элли, что с тобой?! – кричит Маша, увидев, как я выбираюсь из неотложки. Вид у меня, конечно, аховый. Вся в пыли и крови, пятнах кофе.
– Со мной ничего, – отвечаю ей, помогая вытаскивать каталку. – Здесь ссадины, возможно вывих плеча, – показываю на раненую девушку.
Иду в отделение, быстро переодеваюсь и спешу в первую смотровую. Туда привезли, как оказалось, того самого «тусовщика». Над ним колдует Данила Береговой.
– Все анализы по травме, совместить четыре дозы крови. Готовить плевральную! – командует он.
– Что здесь? – спрашиваю его.
– Повреждение мягких тканей, – слышу ответ.
– Давление 100 на 60, пульс 120.
– Вы мне поможете или нет?! – вдруг срывается «Попугай» на истеричный вопль.
– Как вас зовут? – невозмутимо спрашивает Данила.
– Какая, на… разница?! Мне больно, вашу… Позовите начальника! – продолжает истерить тусовщик.
– Кислород 92 на четырёх литрах.
– Вы принимаете лекарства? У вас есть аллергия? – интересуется Береговой.
– Хватит болтать, козлы, дайте мне обезболивающее! – не слушает и орёт «Попугай». – Быстрее! – и снова добавляет пару непечатных выражений. «Из Москвы, что ли, приехал?» – думаю о нём.
Данила распоряжается, чтобы пациенту ввели обезболивающее.
– Я вас где-то видел! – смотрит на меня тусовщик. – В кафе?!
– Точно. А раньше на улице, неподалёку отсюда. Вы выскочили на проезжую часть и обругали нецензурными словами.
– Кстати, она тут главная, – язвительно замечает ему Данила.
– Вот же чёрт… о-о-о! – стонет «Попугай», зажмуриваясь. Решил, видимо, что я теперь со всем оснащением клиники буду ему страшно мстить, и он отсюда живым не выползет. Ну, или отрежу ему что-нибудь. Вот же глупец!
– К плевральной всё готово.
– Подсоединяй.
– Гематокрит 35.
– Давление 70, пульс 130, – докладывает медсестра.
– Сто кубиков крови по дренажу!
– Кровь через инфузор, восполнить потерю. Плюс ещё четыре дозы, – назначает Данила.
Ну, здесь мне пока делать больше нечего. Береговой сам отлично справляется. Иду в регистратуру.
– Эллина Родионовна, – подбегает Дина Хворова, – взяли ещё одного тяжёлого. В вестибюле толпа лёгких травм.
– Травмы больше не принимаем, – отвечаю ей. – Ожидающим скажи, чтобы ждали.
Иду по коридору, вижу на каталке тело, полностью накрытое простыней, пропитанной бурыми пятнами. Откидываю, в нос бьёт сильный сивушный запах.
– Кто это? – сращиваю администратора.
– Водитель внедорожника, который врезался в кафе.
– Вызови санитаров и в морг его, – говорю безо всякой жалости.
– Эй! Эй! Вы врач? – кричит мне из вестибюля крупный, под два метра ростом, хорошо сложенный мужчина лет сорока.
– Примем чуть позже, – отвечаю на ходу. – Займёмся вами, как только сможем.
– У меня мигрень! Я выпил лекарство от головокружения и тошноты. Но не помогает ни черта! – нервничает он.
– К вам подойдут через минуту.
– Я уже слышал это полчаса назад!
– К вам подойдут! – чуть повышаю голос.
Мужчина уходит, сжимая и разжимая внушительных размеров кулаки.
Беру карточки и иду в палату с «Попугаем». Он стабилизирован. Отправляется в хирургию. Спешу в соседнюю палату.
– Пожалуйста, найдите мою дочь! – умоляет лежащая в жёстком фиксирующем воротнике девушка примерно моего возраста. – Я не знаю, что с ней и где она!
– Как её зовут?
– Машенька Крылова, – отвечает пострадавшая.
– Вашу дочь мы найдём. А вы скажите, что у вас болит.
– Вся грудь. И дышать трудно.
– А здесь? – прибывшая на подмогу Лидия Туманова пальпирует живот пациентки.
– Нет, здесь не больно.
– Кислород 88, – сообщает медсестра.
– Дыхательный объём снижен, будем интубировать, – принимаю решение. Смотрю на пациентку. – Мы введём вам лекарство, и вы заснёте. Когда проснётесь, в горле будет трубка. Она поможет дышать. Рентген сюда и ультразвук.
Женщина кивает. Глаза огромные, напуганные. Оставляю её на попечение коллег. Иду поискать девочку.
– Как должно болеть, что вы соизволили помочь человеку?! – снова кричит тот здоровяк с мигренью, когда иду мимо вестибюля.
– Простите, у нас много тяжёлых больных.
– А молоток у меня в башке не тяжёлый?! – орёт он своим зычным голосом. – Что тут за богадельня!
Я очень хочу ему помочь. Но из-за аварии, случившейся на моих глазах, отделение забито ранеными.
– Девочка, пяти лет, не поступала? Её зовут Маша Крылова, – спрашиваю, оказавшись в регистратуре.
– Нам сообщили, что через десять минут привезут ещё двоих тяжёлых, – сообщает Хворова.
– Как привезут? – поражаюсь. – Я же сказала, что мы закрыты!
– Я помню, – с виноватым лицом отвечает Дина. – Но главврач Вежновец велел принимать дальше.
– Свяжись со станцией «Скорой помощи» и скажи, пусть направят машины в другую больницу. У нас мест уже нет! И соедини меня через двадцать минут с Вежновцом. Что он о себе думает? Мы едва справляемся!
Снова иду в палату к маме Маши Крыловой.
– Давление 75.
– Ещё две дозы первой отрицательной, – говорит Туманова. – Брюшного кровотечения нет.
– На снимке двусторонний шум лёгких, – показываю ей. – Кровопотери вроде нет.
– Кислород упал до 80, – сообщает медсестра.
– Возможно, напряжённый пневмоторакс, – предполагает Лидия. – Иглу 14 с открытым шприцем.
– Гематокрит 42, – докладывает вторая медсестра.
– Перикард без жидкости, – сообщаю коллегам.
– Напряжённого пневмоторакса нет, – заключает Туманова.
– Фракция выброса резко снижена, – говорю, проводя УЗИ-исследование грудной клетки.
– Наверное, ушиб сердца.
– Всё сердце и лёгкие в гематомах. Добавим давление на выдохе.
– Операционную заказать? – спрашивает медсестра.
– К сожалению, тут нечего оперировать, – отвечаю ей.
– Что же будем делать?
– Держать давление и продолжать ИВЛ.
– Давай попробуем кое-что ещё. Привезите аппарат искусственного кровообращения, – просит Лидия медсестру.
– Смело, – замечаю ей.
– Стоит рискнуть, – говорит Туманова.
Что ж, теперь настала очередь «Попугая». Оказывается, операционная его уже ждёт. Кислород 99. У парня, – смотрю в карточку, – проникающее ранение грудной клетки, кровопотеря литр, и вот его увозят.
– Какое у него давление? – спрашиваю.
– Систолическое, 95 и было 70.
– Стоп, погодите! – внезапно мне приходит в голову одна мысль. – ну-ка, измерьте давление ещё раз.
– Ему нужна операция, – удивляется Береговой. – Литр крови из плевральной полости – прямое показание.
– Не прямое, а пограничное, – аргументирую. – Сколько перелили?
– Две дозы первой отрицательной и литр собственной.
– По дренажу?
– Сто кубиков.
– Давление?
– 150 на 74.
– Так. Давайте, доктор береговой, проанализируем. Давление нормальное. Кровотечение почти прекратилось. Я считаю, что формируется тромб. Ты не согласен?
– Возможно.
– Ну вот. Мы вскроем парню грудную клетку, подвергнем риску наркоза, потом он будет полгода приходить в себя. Здесь не должно быть никаких «возможно». Ясно? Спасибо.
Данила явно недоволен моим решением. Но на то я тут и заведующая отделением, чтобы их принимать.
