Глава 77
– Я подыхаю здесь! Вам что, наплевать?! Мне броситься под грузовик, чтобы меня заметили?! – снова слышу вопли того здоровяка. Он уже не просто ходит по вестибюлю из стороны в сторону, а буквально мечется от стены к стене, будто запертый в клетку лев. Правда, дверь на улицу открыта, и он мог бы уйти. Но, видимо, всё-таки хочет доказать свой характер.
Но мне опять некогда. Спешу в палату, где лежит мама той девочки, Маши Крыловой. Женщине стало хуже.
– Готовьте электроды, – обращается Туманова к медсестре. Другую просит делать непрямой массаж.
– Девять экстрасистол, – сообщают ей.
– Заряжайте на двести, – распоряжается Лидия. – Включайте аппарат искусственного кровообращения.
Мы все внимательно смотрим на кардиомонитор. Показатели сердца с каждой секундой всё стабильнее.
– Она улучшается, – говорит Туманова.
– Давление 120 на 80.
Что ж, наверное, я здесь не нужна. Иду к выходу. В этот самый момент противный громкий повторяющийся звук оглашает всё отделение. От него все морщатся – такой мёртвого разбудит.
– Готовьте больную к эвакуации! – требую я, убегая к регистратуре. Этот рёв означает, что где-то сработала пожарная сигнализация.
– Где горит?! – спрашивают меня коллеги, когда несусь по коридору. – Не знаю. Начинайте перевозить больных в вестибюль!
– Будем эвакуировать? – спрашивает меня кто-то.
– Да, готовьтесь! – кричу в ответ.
– Доктор Печерская! Он ухудшился! – слышу из палаты, в которой мы пытаемся стабилизировать «Попугая». Тут становится не до пожара. Лечу спасать пациента.
– Фибрилляция! – сообщает медсестра, стараясь перекричать звуки сирены.
– Заряжай на 200! – отдаю распоряжение.
– Полтора литра крови по дренажу! – сообщает Данила и ещё успевает бросить на меня недовольный взгляд. Ну, как же! Ведь это я своим решением оставила больного здесь.
– Разряд!
Удар током ситуацию не исправляет.
– Набор для торакотомии, быстро! – требует Береговой. – Скальпель! – он делает надрез.
– Вкачивай кровь! – говорю медсестре.
– Вызвать Заславского?
– Некогда. Рёберный расширитель, – продолжает Данила спасать жизнь экзальтированного типа.
– Боже, тут литра четыре крови, – заглядываю в полость.
– Быстрее! Быстрее! Отсос! – командует Береговой.
Между тем, снаружи продолжается эвакуация.
– Внимание, не надо бегать! Перевозим больных в вестибюль, – слышу зычный голос Артура. На душе становится чуточку спокойнее. Правда, он сейчас выполняет мою работу, но ведь разве мы тут не общее дело делаем? И мне приятно, что нашёлся ответственный человек, который не ждёт, пока ему прикажут, но ещё и других организовал. На удивление, медперсонал его слушается.
– Четыре дозы одногруппной, – в палату быстрым шагом входит медсестра.
– Переливай, – коротко бросаю ей.
– Элли, продолжай прямой массаж. Губку! – Данила, когда доходит до спасения пациентов, становится неукротим. «Вот бы он также в отношении Маши действовал», – думаю мимоходом. Наверное, со стороны это кажется неправильным и даже странным: я думаю о личной жизни своих друзей, пока в ладони у меня человеческое сердце.
– Электроды готовы. А как же пожар? – спрашивают медсёстры.
– Сначала спасём ему жизнь, – говорит Береговой о «Попугае».
– Вот, смотри. Кровит отсюда, – показываю.
– Викрил номер два и пинцет, – требует Данила.
– Плазма нужна?
– Да, две дозы.
– Фибрилляция не уходит. Но пульс на бедренной есть, – слышится рядом.
– Грудная артерия перевязана, – докладывает коллега.
– Давай электроды. Заряжай на 200. Внимание! Разряд!
Проходит ещё пара минут, прежде чем медсестра говорит, что ритм восстановился. Давление 80, кислородный баллон почти пустой. Его быстро меняют, а затем везём пациента в операционную. Потом спускаюсь вниз и сразу оказываюсь в центре другой истории. Рядом с кнопкой, включающей пожарную тревогу, сидит тот самый здоровяк, который прежде слишком громко жаловался на свою мигрень.
К нему подходит, удивлённая до крайности, Катя Скворцова, недавно назначенная мной на должность старшей медсестры. Заслуженно, считаю, учитывая огромный – больше 20 лет – опыт работы. Она встаёт напротив, здоровяк смотрит на неё сверху вниз, – он на голову выше, – и на его лице ядовитая ухмылка.
– Это что, ты устроил? – грозно интересуется Скворцова, уперев руки в бока.
– Что, не нравится? Хоть так привлеку внимание! – дерзко отвечает мужчина.
Дальше, в мгновение ока, случается неожиданное. Катя вскидывает руку и коротко и резко, как профессиональный боксёр, бьёт нарушителя спокойствия по лицу. Её кулак влетает ему прямо в левую скулу, и эта 120-килограммовая громадина под два метром ростом валится на пол, удивлённо схватившись за физиономию.
– Спокойно, Катя! – кричу ей. – Вы что?!
– Он включил сигнализацию! – возмущается она.
– Сообщи всем, что тревога ложная, и скажи администратору, пусть отключит и сообщит в МЧС, что у нас всё в порядке, – отправляю её от греха подальше.
Скворцова уходит, я обращаюсь к мужчине:
– Вы! Лежите! Иначе я верну её!
– Внимание! – слышу зычный голос Скворцовой, перекрывающий сирену. – Тревога ложная, эвакуация отменяется! Никакого пожара нет!
Когда становится более-менее тихо, приходят другие медсёстры, мы помогаем больному добраться до палаты. Там даю назначение: ввести ему лекарство от мигрени.
– А потом вызовите полицию и сдайте его за диверсию, – предлагает Данила.
Возможно, гражданину придётся заплатить штраф за мелкое хулиганство. Хорошо, что сбой в работе отделения был недолгим и никто не пострадал. Иначе дебоширу пришлось бы отвечать, к примеру, за чью-то гибель.
Пока стою возле регистратуры, разбираясь с наплывом больных, через вестибюль проходит мужчина. На руках он держит маленькую девочку. Почему его охрана пропустила? Ответ на мой вопрос находится довольно скоро.
– Здравствуйте, – говорит высокий симпатичный незнакомец. Он строен, примерно 185 см ростом, одет в классический костюм, на плече сумка, через которую переброшен пиджак. Улыбается, серые глаза, густые каштановые волосы немного вьются и зачёсаны на правый пробор. Ловлю себя на мысли, что смотреть на него приятно, есть в его внешности что-то очень располагающее.
– Здравствуйте, – отвечаю и жду, что скажет.
Он несколько секунд изучает мне взглядом, потом спохватывается.
– Ой, простите, – достаёт из сумки паспорт, протягивает. Я беру документ, раскрываю. Там написано: «Трофим Владимирович Кузнецов». Дата и место рождения – Старая Ладога. Становится интересно: так мы с ним из одного района Ленинградской области! От его села до Волхова рукой подать, всего-то с десяток километров. Возвращаю паспорт, поскольку не понимаю, зачем мне его предъявили.
Мужчина видит моё сомнение и улыбается.
– Я ваш новый врач, вас разве не предупредили?
И я, и все коллеги, – в регистратуре человек пять ещё, – с интересом смотрят на него.
– Простите, нет. А кто эта девочка у вас на руках? – спрашиваю, заметив, что у ребёнка ссадины на локтях и коленях. – Вы где её нашли?
– Она сидела в «Скорой помощи» перед входом. Сказала, её Маша Крылова зовут, и сюда увезли её маму. Так куда её отнести?
– В первую смотровую. Ей займётся наш педиатр, – сообщаю ему.
– Да я бы и сам мог… – предлагает Кузнецов.
– Вы ещё не приступили к своим обязанностями.
– Девочка хочет увидеться с мамой.
– Мама загружена и на аппаратах, – говорит Лидия Туманова, которая только что пришла.
– Я готов приступить немедленно, – сообщает Трофим Владимирович.
– Давайте сначала мы с вами поговорим, а там видно будет, – отвечаю ему уклончиво. Вот так запросто допустить незнакомого доктора к больным с моей стороны было бы как минимум неразумно, а как максимум – опасно. Показал он мне паспорт, и что с того? Кузнецов уходит, всё так же с Машей на руках. Ищет палату, однако обнаруживает другую. Вернее, это делает девочка.
– Мамочка! – показывает она рукой.
Они заходят, я спешу следом, поскольку помнит ведь этот Кузнецов, что ему сказала Лидия. Так нет, упрямый. Мне кажется, сработаться с ним будет трудно, если он с первой минуты показывает свой упрямый характер.
– Вот через эту трубочку маме вводят лекарства, которые ей помогают, – начинает рассказывать Кузнецов, когда они оказываются в палате интенсивной терапии.
– А это что? – интересуется девочка.
– Аппарат, который помогает ей глубоко дышать. Знаешь, перед тем, как нырнуть, тоже надо сделать глубокий вдох.
– Мне не разрешают нырять, – говорит Маша. – Я купаюсь с крылышками.
– С крылышками? – удивляется новенький.
– Это вроде спасательного жилета для детей, – подсказываю, вмешиваясь в их разговор.
– Ах, вот оно что, – улыбается Кузнецов.
– Моей маме дали лекарство, чтобы она заснула, – смотрит на меня Маша.
– Верно. Но скоро она проснётся и будет очень рада тебя увидеть.
– А теперь мы найдём врача, который полечит тебя, ладно? – спрашивает Трофим Владимирович девочку и уносит.
Глядя ему вслед, думаю о том, что первое впечатление всё-таки обмануло меня. Не такой уж он плохой, этот Кузнецов. Сразу же нашёл подход к ребёнку. Не испугал её, приведя в палату. Показал, объяснил. «Но пообщаться с ним всё-таки следует», – решаю, поддавшись голосу разума.
Наш диалог происходит довольно скоро в моём кабинете. Кузнецов кратко рассказывает свою биографию. Я узнаю, что ему 32 года, после окончания университета он работал в двух клиниках, муниципальной и частной.
– И вы ушли из частной организации в государственную? – спрашиваю удивлённо. Что-то не слышала прежде о таком решении.
– Да, – с лёгкой улыбкой отвечает Кузнецов. – Мне всегда хотелось помогать не только тем, кто может себе позволить дорогое лечение. Когда я работал в поликлинике в Волхове, там… было непросто. Я туда пришёл сразу после ординатуры, но… не сошлись характером с главврачом.
«Надо же, как интересно?» – думаю, слушая новенького.
– В чём же причина, позвольте узнать? – спрашиваю, добавив в голос чуточку иронии. Жду, что сейчас начнёт рассказывать про «сатрапа, который заставлял пахать без отдыха». Но услышанное меня удивило. Смущаясь, словно невинный юноша, Трофим Владимирович рассказал:
– Главврач, женщина 48 лет, воспылала ко мне страстью.
– Вот оно как? – я поднимаю брови. Неожиданно.
– Да… Но я не давал ей ни малейшего повода! – вдруг чуть нервно добавил Кузнецов, будто я его обвинила в чём-то.
Мне становится смешно.
– То есть, вы хотите сказать…
– Да, я ей отказал. Она ведь замужем, трое детей и даже внук, – пробормотал новенький.
Потом он рассказал о работе в частной клинике, откуда решил перевестись, поскольку там его знания и опыт оказались почти не востребованы. «Цены на услуги там космические, потому и пациентов очень мало», – пояснил Кузнецов.
– Скажите, а кто вас прислал ко мне? – задала я главный вопрос. Пока слушала, всё гадала: или Вежновец, или Гранин.
– Так Изабелла Арнольдовна Копельсон-Дворжецкая, – слышу в ответ. При этом сам Трофим Владимирович начинает широко улыбаться. – Она одно время посещала учреждение, в котором я работал. Но потом перестала приходить. Я позвонил поинтересоваться, всё ли в порядке. Она сказала, что теперь лечится только здесь, в этой клинике. И рассказывала, какая вы… – ну вот, опять он смущается, как красна девица, – замечательный специалист.
Я тоже не могу сдержать эмоции. Сижу и улыбаюсь в ответ, поскольку рекомендация такого человека – это просто замечательно!
– Полагаю, мы с вами сработаемся, – говорю Кузнецову. – Сейчас идите в отдел кадров. Найдите там Ольгу Васильевну Тихонькую, скажите, что от меня. Она вам поможет побыстрее всё оформить. Да, совсем забыла… а главврач в курсе?
– Конечно, – продолжает сиять новенький. – Изабелла Арнольдовна сначала позвонила в Смольный и сказала, чтобы меня взяли. Ну… в целом. То есть я не знал, конечно, согласитесь ли вы.
– То есть во мне Народная артистка не была уверен?
– Нет, ну что вы. Просто она сказала: окончательное решение только за вами.
Снова на душе тепло. Уважает меня Изабелла Арнольдовна, потому и не стала «нагибать», как сделал бы кто другой на её месте. Мы расстаёмся с Кузнецовым на время, сразу после него заглядывает Артур.
– У тебя всё хорошо? – спрашивает.
– Да, а что такое?
– Просто спросил, – и улыбается загадочно. – Ты сегодня чудесно выглядишь, – и тут же уходит, застеснявшись.
– Эллина Родионовна! Там полиция… – вдруг появляется Дина Хворова.
У меня внутри всё привычно холодеет от этого слова. Неужели за мной явились? Даже знаю повод: поддельные рецепты. Настраиваюсь на нужный лад и выхожу. Медсестра в коридоре показывают на палату. Странно. Захожу, а там капитан Илья Рубанов в весьма необычном виде: с крошечной девочкой на руках. Ей на вид меньше годика.
– Соседи два дня слушали детский плач и вызвали полицию, – сообщает он.
Забираю малышку. Укладываю на койку.
– Нам пришлось выломать дверь.
– Родственники есть? – спрашиваю его, готовясь к осмотру.
– Соседи сказали, что нет. У мальчика была только мама, – говорит Рубанов.
– Температура 39. Малыш обезвожен. Симметричные хрипы в нижних отделах. Справа, кажется, ослабление, – это мне докладывает Маша, пришедшая чуть раньше. – Общий анализ крови, малую биохимию, снимок грудной клетки, – назначает она.
– Пневмония? – спрашиваю её.
– Судя по всему.
Дальше иду в соседнюю палату, куда привезли и маму ребёнка. Выглядит она, мягко говоря, не очень. Неряшливая, всклокоченные грязные волосы. Но не похожа на бомжиху, а скорее… вероятно, алкоголичка. Посмотрим, что покажет анализ крови. Хотя, с другой стороны, от неё не пахнет. Может, просто одинокая мамочка, оказавшаяся в тяжёлой жизненной ситуации. Когда ни работы, ни денег, и помочь некому.
– У неё тахикардия, пульс нитевидный. Тяжёлая гипоксия, – сообщает медсестра.
Назначаю лечение.
– Кислород десять литров в минуту, она плохо дышит.
– Общий анализ крови и электролиты?
– Да, и договоритесь насчёт койки в реанимации, – отвечаю медсестре.
Что ж, замечательно, сегодня общение с полицией не привело к неожиданным (вернее, смутно ожидаемым) последствиям. А ещё трудоустройство новенького порадовало. Не само по себе, а то, что он по рекомендации Изабеллы Арнольдовны здесь оказался. Думаю обо всём этом вечером, когда еду домой. Ставлю машину на парковку, выхожу.
– Элли, здравствуй, – звучит знакомый голос.
У меня всё цепенеет внутри.
Прямо передо мной, перегородив путь до двери в подъезд, стоит Борис. Ничего не говоря, пытаюсь обойти, он встаёт напротив.
– Дай пройти, или вызову полицию, – говорю ему жёстким голосом.
– Ну хватит тебе, – и он хватает меня за запястье.
Пытаюсь вырвать руку, но крепко держит.
– Что тебе нужно? – спрашиваю.
– Поговорить, – улыбается. При этом в глубине глаз вижу насторожённость. Ещё бы! Знает, что я о нём думаю после нашего последнего разговора и того, что случилось с его сестрой. Хотя как она там сказала? «Мой мужчина».
– Отпусти руку, тогда поговорим, – заявляю требовательно.
Борис подчиняется. Но дальше всё равно не пускает. Ситуация накаляется.
