Радостно видеть, как сын растёт и становится всё больше похож на отца, не на своего, на моего. Весь в деда, и это хорошо. Такой же сильный, добрый, безотказный, что не попрошу, сделает без лишних слов.
Его отца вспоминаю с содроганием. Недобрый след оставил он в моей памяти. Где сейчас – кто знает? По каким дорогам носит его судьба? Или уже осел, остепенился? Жив ли? Умереть в окружении близких – привилегия, которую нужно заслужить.
Раннее утро. Не обнаружив сына в комнате, выхожу его искать. Или рыбачит, или загулял. Совсем взрослый стал. На реке его нет. Иду к сараю в дальнем конце двора. Зову. В проёме двери появляется сначала белобрысая голова, потом вылезает весь целиком. Загораживает вход, значит, не один.
– Сань, ты почему дома не ночуешь? – спрашиваю я. – Чем тебе этот сарай приглянулся?
– Дома жарко, – отвечает он. – А ты зачем встала ни свет, ни заря?
– Не спалось, решила пройтись, – внимательно смотрю на сына, он смущается и опускает голову. – Я ромашек нарвала. Хочешь погадаю?
– Любит – не любит? – криво усмехается Санька. – Ну, погадай!
Обрываю лепестки, шепчу губами и вдруг вспоминаю его отца, который бросил нас пять лет назад. Вышло: любит.
– Любит, – говорю я, стряхиваю наваждение и, повысив голос, добавляю: – Приходите на блины, я тесто поставила!
Поворачиваюсь и иду в дом. Если приведёт подружку, значит, у них серьёзно. Если нет – не к добру это. Придётся провести воспитательную беседу. Всё должно быть по-честному.
***
Санька приходит один. Делает вид, что ничего особенного не произошло, но в глаза не смотрит. Знает, что нашкодил. Раз совесть слышит, всё поправимо.
– Скажи, кто там был? – спрашиваю я его. – Маринка?
Не отвечает.
– Говори! – требую я.
– Никого там не было! С чего ты взяла?
– Меня твой отец всегда упрекал, что не девкой взял. Ты и для неё такой судьбы хочешь? Любишь – женись!
– Мам, чего ты пристала?! Я сам разберусь.
– Когда сам – это хорошо. Да только сейчас ты не сам решаешь, а тот, что ниже пояса, – я начинаю сердиться.
Как ему объяснить? Да ведь и не послушает. Дети думают, что умнее родителей.
– Я её звал, – ворчит он. – Не пошла.
Пеку блины. Санька сидит рядом, берёт каждый новый блин и тут же съедает, с детства любит только горячие. Лицо довольное, как у кота, которому дали сливки. Он ещё совсем ребёнок! Куда ему жениться?!
Вдруг выражение его глаз меняется, становится напряжённым. Смотрит на входную дверь. Поворачиваю голову. В проёме – фигура мужчины. Узнаю не сразу. Муж-отец, которого мы не видели много лет.
Замираю, Санька тоже не шелохнётся, взгляд растерянный.
– Ну, здравствуйте! Пройти-то можно?! – говорит вошедший.
– Здравствуй! – отвечаю я и замечаю, как мои руки начинают дрожать. – Проходи!
Отворачиваюсь и наливаю на сковороду новую порцию теста. Муж проходит и садится напротив сына. Я слежу за ними краем глаза.
– Привет, Санька! – говорит отец.
Сын кивает и глухо отвечает:
– Привет!
– Что у вас тут, блины? – нарочито оживлённо спрашивает прибывший.
Санька молча кивает. Я наливаю нежданному мужу чай, дожариваю блин, кладу на тарелку и пододвигаю к нему.
– Ешь! – говорю я. – Не завтракал, наверное.
– Не беспокойся, пеки! – отвечает он. – Ты же знаешь, я не люблю горячие.
Возвращаюсь к плите. Руки делают, а голова в смятении. Надолго ли он вернулся? Трезвый, вид опрятный, вроде даже помолодел. На пороге чемодан дорогой, с колёсиками.
– Ты надолго? – мой голос выдаёт волнение.
– Навсегда, – отвечает муж. – Ты не против?
– Дом твой, живи!
– А ты что скажешь? – спрашивает отец сына.
– Дело ваше, – говорит Санька и встаёт. – Мам, я пойду.
– Сядь! – резко останавливаю я.
Не готова оказаться наедине с тем, с кем давно простилась. Сын снова садится на своё место.
Снаружи слышатся шаги. На пороге – Марина. Мы все трое смотрим на неё. Она удивлена и смущена.
– Меня Саня на блины звал, – запинаясь говорит девушка.
– Соседка, ты что ли? – спрашивает муж. – Выросла-то! Не помню, как зовут?
– Это Марина, Санина невеста, – говорю я, и девушка краснеет, видно, что ей приятно. – Проходи, садись!
Она опускается на лавку рядом с названным женихом и робко смотрит на него. Тот кивает на её немой вопрос. Пододвигает к ней тарелку отца и говорит:
– Ешь, мы подождём!
Девушка робко берёт блин, скручивает его трубочкой и макает в мёд. Я подаю ей чай. Отец задумчиво смотрит на будущую невестку и спрашивает:
– А пасека-то цела?
– Цела, – отвечает Саня. – Я ещё десяток ульев поставил. Только пчёл заменил, те злющие были, Марину кусали, я карпаток купил.
– А как они зиму пережили, не подохли? Они же тепло любят, – интересуется отец.
– Нормально, все семьи живы.
– Хорошо! – одобрительно кивает отец и, вновь посмотрев на Марину, спрашивает: – А свадьба когда?
– Осенью, – вступаю я, дети переглядываются и молчат.
– Вот и ладно! – говорит муж. – До зимы дом им поставим.
Я удивлённо смотрю на него и не выдерживаю:
– На какие шиши? – голос дрожит, в нём и обида, и вызов, и признание того, как непросто нам сводить концы с концами.
– Я деньги привёз, – спокойно отвечает муж и кивает на чемодан.
Не могу поверить, это на него не похоже. Он видит, что я не верю.
– Я больше не пью, – говорит он. – На севере работал. Заработал, много.
– А не писал почему? – спрашиваю я.
– Знал, что словам не поверишь.
Пеку блины, теста маловато. Сейчас нужно в два раза больше. Вынимаю из холодильника колбасу, сыр, варёные яйца.
– Марина, сделай пока бутерброды! А то блинов мало.
Она радостно кивает и принимается за работу.
Странное утро. Проснулась в одиночестве, а сейчас у меня целая семья. Вспомнила ромашку и последний лепесток – "любит".
Раз вернулся, значит, любит... Верю – не верю.
Источником вдохновения для рассказа послужила картина художника Андрея Подшивалова:
Навигация по каналу здесь. Читайте: Первый встречный / Возвращение блудного мужа, а также: Спящая
