Сыр бывает мягкий или твердый, жирный или легкий. Жена доктора любила легкий. Обычно его рекомендуют всем, кто на диете, фитнес или по здоровью. Узнав, что я бываю в Москве, попросила привезти нежирного. Сработал привычный стереотип, что в белокаменной есть все. Мне не трудно, к тому же сама люблю такой. Привезла на пробу два вида: нежирный мягкий и средней жирности твердый, пармезан. Мягкий пришелся по вкусу, а пармезан растянули надолго, крошив на терку в макароны.
Я не была в Луганске два месяца, и, собираясь домой, хотела порадовать всех, кто дорог. Семья доктора, он и его жена, не то, чтобы дороги, даже не близкие, но он педиатр, со стажем и опытом, а, значит, выращивание моих детей не обошлось без его советов, а иногда и помощи. Мы часто останавливались во дворе поболтать, и не только про медицину. В нем чувствовалась знание жизни и интерес к ней. К тому же мне всегда нравилось то, как он выглядит. Несмотря на почтенный возраст было очевидно, что в молодости доктор был еще тот франт.
Оставив покупку продуктов на последний перед выездом день, я была наказана за непредусмотрительность – нужного сыра не оказалось. Но мысль о том, что я должна привезти им сыра упорно не отпускала меня. И тут я вспомнила, как жена доктора с удовольствием рассказывала, как трут они мой пармезан на мелкую терку и посыпают им так приевшиеся в Луганске макароны. Купила диковинку – уже потертый сыр, к тому же нежирный, как ей надо.
Доктора я увидела в окно кухни, готовилась к приходу гостей. Он куда-то торопился, с то ли хозяйственной, то ли женской сумкой. Бросилась в глаза потерянность его вида и отсутствие привычной щеголеватости. Я побежала на балкон и окликнула его. Раз, другой, на третий он остановился, ища глазами источник крика. И снова что-то кольнуло – он выглядит не так, как всегда.
- Я привезла Вашей жене сыра, правда, не совсем такого, но… - я затараторила придуманные раньше фразы и тут услышала: Валя умирает. И он заплакал. Умный, интеллигентный, пожилой мужчина плакал, не стесняясь своей слабости. Поборов шок, я снова затараторила, что всегда говорят в таких случаях: мол, держитесь, может, все еще обойдется.
- А мне ничего и не остается, - услышала я в ответ, - она и не ест уже ничего. И он тут же добавил: а нет того сыра, который ей понравился?
В его голосе звучала надежда, меня же словно полоснуло чем-то острым.
- Посыпьте ей в кашку этот, его уже и тереть не надо, - ответила я, понимая, что отнимаю у него последнюю возможность порадовать любимого человека.
- Не возвращайтесь в этот город, - сказал он, пряча пачку с сыром в сумку с больничной передачкой. И мы попрощались. Он побежал в больницу, я – накрывать на стол и ждать друзей.
Через два дня мы уехали, а через три ее не стало. Доктор остался один, и я не знаю, есть ли еще что-то на этой земле, что сможет теперь его порадовать, как совсем недавно радовал гостинец из Москвы.
