Я ничего не имею против пенсионерок, которые живут так, как им хочется. Серьёзно. Пусть ходят на йогу, к косметологу, на танцы с подругами. Пусть даже женихов находят, если им это нужно. Но знаете, чего я не понимаю? Как можно забыть свою семью? Людей, с которыми ты была близка долгие годы. Сына. Внуков.
Потому что моя свекровь решила отдать всё своё имущество... молодому «другу». Нет, это не корысть! Я просто удивлена. Даже обеспокоена. Потому что этот мужчина, её «друг жизни», появился из ниоткуда, в лакированных туфлях и с улыбкой, от которой режет глаза.
Надо сказать, что мои свекровь и свёкор — люди не бедные. Она всю жизнь проработала главбухом большой коммерческой компании, он — главным инженером на крупном заводе. Так что кое-что они скопили за жизнь. Всё это досталось свекрови после смерти свёкра. И дом в пригороде, и квартира в центре, и сбережения в банке.
И теперь какой-то проходимец получил доступ к её деньгам, к документам на дом, ко всему. Мой муж делает вид, что ничего не происходит. Он всё ещё надеется, что это временно, что она одумается.
***
— Они смеются, как влюблённая парочка, — пробормотала я, выглядывая через кухонное окно во двор, где моя свекровь организовала шашлыки на свой день рождения. Анне Алексеевне исполнилось 63. Приглашённых было мало — только семья, двое соседей и он. Этот Артур. На двадцать лет моложе. Нам, кстати, было запрещено упоминать цифру «63» — ни на поздравительных открытках, ни на шариках, ни на торте её не должно было быть.
Мы с Игорем зашли в дом набрать на поднос напитков, и я посмотрела на компанию через окно. Артур стоял рядом с именинницей, шепча что-то ей на ухо, и она так смеялась, что даже наши дети перестали играть, чтобы посмотреть, что происходит.
— Может быть, они просто хорошо ладят? — сказал Игорь.
— Ну да, ну да, — кивнула я. — Ладят... Твоя мать ведёт себя, как подросток.
— Ты преувеличиваешь. Он просто её знакомый. Они любят поболтать...
Я медленно повернулась к нему.
— Просто знакомый, которому она выдала доверенность на управление счётом? И у которого есть собственные ключи от её квартиры.
— С чего ты взяла? В квартире арендаторы...
— Уже нет! Она сказала, что арендные деньги для неё не так важны, а Артур работает поблизости, и ему иногда удобно там отдохнуть... Вот так вот!
Игорь немного помолчал.
— Ну... В конце концов, это её дело... Она не обязана спрашивать у нас разрешения, — наконец пробормотал он.
— Или, может быть, она не хочет, чтобы мы знали про её планы, — резко ответила я.
Я не собиралась притворяться, что меня это не волнует. И смотреть с улыбкой, как моя свекровь финансирует красивую жизнь для своего нового «друга», спуская деньги, которые должны быть предназначены для внуков, на будущее, в конце концов, на чёрный день. Ведь она не молодеет, старость не за горами — с болячками и прочими проблемами.
— Больше всего меня задевает, — сказала я уже тише, — что она даже не поговорила с нами об этом. Как будто семья вдруг перестала существовать для неё.
Игорь не ответил.
— Может быть, это временно, — наконец сказал он. — Может быть, это пройдёт.
Я возмущённо фыркнула.
— Или, может быть, ты её ревнуешь? — спросил меня Игорь, когда мы садились в машину, собираясь домой с дня рождения свекрови.
Я посмотрела на него с недоверием.
— Я?! Не шути так.
— Ну, в самом деле... Всю свою жизнь она считала нас самыми близкими. А теперь появился какой-то... Артур, мать делает всё, что хочет, и даже не собирается с нами это обсуждать.
— Потому что знает, что нам это не понравится!
Игорь тяжело вздохнул и завёл двигатель.
— Знаешь что? — сказал он. — Этот Артур её ценит, носит её сумки, открывает перед ней двери и слушает её. Может быть, именно этого ей и не хватало. Она не хочет быть просто бабушкой и матерью. Может быть, она хочет быть... женщиной.
— Я понимаю! Просто обидно, что за то, чтобы «быть женщиной», она расплачивается имуществом, которое должно остаться тебе, участком земли, по которому должны бегать наши дети, квартирой, в которой могли бы жить её внуки, и деньгами, за которые этот Артур заправляет свою машину и покупает ей цветы.
И дело вовсе не в ревности. Дело в том, что она нас игнорирует. Я даже боюсь спрашивать её, она просто даёт ему пользоваться благами, оставленными ей покойным мужем, или уже оформила всё по документам. Судя по тому, как они себя ведут, всё может быть. Она вполне может переписать имущество на человека, которого знает всего полгода, и при этом отвернуться от тех, кто был рядом всю жизнь!
— Я поговорю с ней, — наконец сказал Игорь.
— Только не так, как ты делаешь обычно, когда обнимаешь её и спрашиваешь, не нуждается ли она в чём-нибудь. Скажи ей, что то, что она делает, — это неправильно.
Игорь кивнул, но больше ничего не сказал. Я знала, что ему будет трудно откровенно говорить с матерью.
***
Естественно, ничего он ей не сказал. Ему, видите ли, неудобно. Я решила поговорить с ней сама — завела разговор за ужином, когда она приехала к нам проведать детей. Само собой, она начала нервничать, едва я спросила ее, кому достанется ее дом, когда придёт время.
— Почему тебя так интересует этот дом? Меня ещё не вынесли оттуда вперёд ногами, — проворчала она.
Это было весьма показательно.
— Кроме того, теперь всё улажено, — вдруг сказала Анна Алексеевна. — Я написала завещание. Чтобы потом не было никаких недоразумений.
И тут меня осенило.
— И кому вы оставили дом и квартиру? — решилась спросить я, раз уж разговор зашёл на столь щекотливую тему.
— А тебе какое дело? — мило улыбнулась она. —Я ещё не собираюсь помирать, не волнуйся.
— Когда-то вы говорили, что всё достанется вашему сыну и внукам...
— Времена меняются, — ответила она.
И хотя ничего конкретного она не сказала, у меня было чёткое предчувствие, что у Анны Алексеевны появился новый наследник. И я не ошиблась. Через неделю Игорь поехал навестить мать. Вернулся расстроенным.
— Она действительно это сделала. Она написала завещание на Артура, оставила всё этому проходимцу.
– Что значит «всё»?
— Дом. Квартиру, оставленную бабушкой. Участок земли у озера. Даже депозиты в банке. Она сказала, что Артур заботится о ней и не бросит в трудную минуту. И что мы взрослые, самостоятельные. И что наши дети — наша ответственность. И что она, наконец, хочет пожить для себя...
Я села. Сердце моё едва не выпрыгнуло.
— Но этот парень... Он же знаком с ней без году неделя...
В этот момент я почувствовала... Нет, я не корыстная! Но я почувствовала унижение и несправедливость! Я хочу бороться не за деньги, а за достоинство.
Я встала и сказала:
— Я поговорю с ней. Сама.
— Нет, не надо, не езди к ней, — Игорь схватил меня за руку.
— Но почему?
— Потому что ты устроишь скандал.
— Я просто поговорю. Я не могу радоваться, что моя свекровь хочет всё своё имущество отдать какому-то умнику с улицы.
— Она взрослый человек, она сама решает.
— А как же мы? А её внуки?
Игорь молчал. Он знал, что не остановит меня. Я села в машину и уехала. С каждой минутой я чувствовала, как мой гнев растёт. На её легкомыслие. На то, как легко она позволила себя сбить с толку . Как легко она забыла, что у неё есть семья — сын, внуки, невестка в конце концов!
Я позвонила, и Артур открыл мне дверь. Ну, естественно, кто же ещё!
— О, доброе утро, — его улыбкой можно было освещать тёмную улицу. — Анечка на кухне, я сейчас её позову…
— Не нужно. Я сама найду, — я прошла мимо него, не поздоровавшись.
Моя свекровь сидела за столом с чашкой чая и кроссвордом.
— Я пришла поговорить, — начала я.
— Что-то случилось? — она оторвалась от своего интересного занятия. — Наташа, ты такая взбудораженная. Сядь, выпей чаю. Я вот решаю кроссворды по утрам — врачи рекомендуют для ясного мышления...
— Это хорошо, — сказала я с саркастической улыбкой. — Ясное мышление вам сейчас необходимо как никогда. Скажите мне в глаза, что вы действительно написали завещание на вашего... гм.. друга, оставив ему всё. Что вы действительно ничего не оставили своему сыну. И своим внукам.
Она посмотрела на меня, и в её глазах не было ни раскаяния, ни смущения. Только холодная уверенность в своей правоте.
— Да, я так написала в завещании. И знаешь что? Я чувствую себя… легко.
— Легко? Вы собираетесь отдать чужому по сути человеку всё, что дорого Игорю. Дом, в котором он вырос. Участок земли, который мы годами посещали, куда наши дети ездили к бабушке. Сбережения, на которые могли бы учиться ваши внуки. Чем он заслужил такую щедрость? Тем, что открывает перед вами дверь и дарит цветы? Это так дорого стоит?
— Наташа... — начала она мягко, но я перебила её.
— Что вы в нём нашли? Что в нём есть такого, что он стал вам дороже сына?
— Ты не понимаешь... — сказала она, и в её голосе послышались слёзы. — Я устала быть одна. А он заботится обо мне. Он не критикует меня, не упрекает. Он спрашивает, как я себя чувствую. Он заваривает мне чай, прежде чем я успеваю попросить об этом. А вы? Вы приходите раз в неделю, чтобы проверить, не готова ли я ещё покинуть этот мир!
Я онемела. Возможно, она была в чём-то права, может быть, ей действительно было одиноко, а мы недостаточно уделяли ей внимания... Что неудивительно, ведь у нас дети, работа... Да и она ещё далеко не немощная старушка. Но это не оправдывает её поступка.
— Он вас использует, неужели вы не понимаете?
— Он меня понимает. А вы давно перестали меня слышать.
Я не знала, что ещё ей сказать.
— Я пришла сюда не просить, — наконец сказала я. — Я пришла сказать вам, что понимаю вас, но не согласна. Потому что, даже если вы больше не хотите быть матерью и бабушкой, то хотя бы будьте честной. Скажите Игорю прямо, что вы вычеркнули его из своей жизни.
Я повернулась и ушла прежде, чем она успела ответить.
***
Когда я пришла домой, Игорь сидел в гостиной.
— Ну и как, поговорила? — тихо спросил он.
— Да, — кивнула я.
— И что она сказала?
— Что она одинока. А Артур заваривает ей чай, прежде чем она попросит. И он её понимает.
Игорь встал и медленно подошёл ко мне, словно прорываясь сквозь невидимую стену.
— Может быть… может быть, мама права? — вдруг сказал он.
Я моргнула. Один раз, другой.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну... Она действительно одна. Папа умер десять лет назад, и у нас своя жизнь. Мы заглядываем раз в неделю. Может, ей действительно нужен кто-то близкий. А этот Артур... ну, по крайней мере, делает вид, что слушает её.
Я закрыла глаза. Сосчитай до десяти, Наташа. Дыши глубже.
— Игорь, дорогой… Ты считаешь нормальным тот факт, что твоя мать вычеркнула тебя из своей жизни? Ты оправдываешь её?
— Я не... я не оправдываю. Я просто... пытаюсь понять.
— А тебе не приходило в голову, что она могла бы быть ближе к нам, к своим внукам, если бы захотела. Но её не устраивает быть просто бабушкой, ей нужен кто-то, кто сделал бы ее центром вселенной?
Игорь снова сел. У него не было сил спорить.
— Знаешь, что меня возмущает больше всего? — спросила я тише.
— Что?
— Что ты всё ещё тот маленький мальчик, который считает свою маму всегда правой. А она... просто предала тебя.
В этот момент в дверях появился наш сын Дениска. Он держал в руках рисунок, который нарисовал для бабушки: дом, сад и два сердца.
— Мама, когда мы поедем к бабушке?
Мы с Игорем переглянулись. Я не знала, что ему сказать. И мне было жаль его.
Потому что мы к ней не поехали. Ни в ближайший выходной, ни в последующие недели. Дети спрашивали ещё пару раз, а потом перестали. У детей своя мудрая интуиция — они чувствуют, когда что-то заканчивается. Даже если никто им об этом не говорит.
Свекровь позвонила нам один раз. Коротко. Поздравить Игоря с именинами. Она сказала, что «не хочет спорить» и «каждый имеет право принимать собственные решения». Думаю, она говорила это скорее себе, чем сыну. Игорь поблагодарил её, положил трубку и целый час смотрел в стену.
Мы не ссорились. И, возможно, именно это было печальнее всего — то, что мы решили, что это того не стоит. Что всё кончено. Граница перейдена. Артур, конечно же, всё ещё был рядом с ней. Я видела их однажды в торговом центре — он катил тележку, полную покупок, а она радостно смеялась над чем-то, что он говорил. Они прошли мимо. Она меня не заметила. Или, может быть, сделала вид, что не заметила.
Мне было больно. И дело было не в доме. Или в деньгах. Просто в том, что когда-то мы были её миром. А потом хватило лишь чашки чая и милой улыбки незнакомца, чтобы всё это исчезло. Вот и всё.
***
А потом случилось то, что должно было случиться.
Свекровь внезапно заболела. Она позвонила нам, сказала что её кладут в больницу, что врачи считают, дело серьёзное, ей нужна операция: сердце, плюс давление, возраст. Мы с Игорем, конечно же, примчались. Хотя, признаюсь, велик был соблазн оставить её с её проблемами на её молодого «друга». Но я подумала, что всё же она мать Игоря, бабушка моих детей... Нет, не по-людски было от неё отмахнуться.
Когда пришло время оплатить операцию, её счёт оказался почти пуст. Что было ожидаемо, в общем. Мы с мужем оплатили сами. А ещё бегали по больнице, носили сумки, привозили бульоны и чистые полотенца. Дети рисовали для бабушки открытки.
И только Артур появился один раз. На полчаса. Принёс цветы из ближайшего киоска, сделал пару селфи у её кровати, похлопал по плечу медсестру и исчез.
— Ты видел его глаза? — спросила я Игоря, когда он вышел из палаты. — Может, я преувеличиваю, но он не выглядит даже удручённым...
Игорь лишь пожал плечами:
— Ну... Не все умеют болеть вместе с близкими людьми.
Через несколько дней после операции, когда Анне Алексеевне стало немного лучше, она попросила принести из дома её любимый халат и очки. Я поехала. Дверь мне открыла девица лет двадцати пяти в короткой юбке и с телефоном в руке.
— А вы кто? — спросила я, удивлённо глядя на неё.
Она лениво потянулась, облокотившись о дверной косяк:
— Подруга Артура. Он сказал, что можно подождать его тут.
Я не стала устраивать сцену. Просто прошла в спальню, забрала вещи свекрови и молча вышла. Девица снова вернулась к телефону, будто меня вовсе не существовало.
Когда свекровь узнала об этом, в её глазах мелькнуло что-то новое — тревога, смятение.
— Наверное, это… случайность, — пробормотала она. — Может, просто какая-то знакомая. Я спрошу у него...
Но больше Артур в больнице так и не появился.
После выписки свекровь вернулась домой, но вскоре стало ясно: сама справиться не сможет. Никто больше не приплясывал вокруг неё, не делал ей чай, прежде чем она попросит. Не готовил обед, не подсовывал таблетки и не измерял давление. Артур заезжал редко, он больше пропадал в городской квартире, ключи от которой оставались по-прежнему у него.
И мы забрали её к себе. Сначала на пару недель. Потом ещё. А потом уже не обсуждали сроки — так вышло, что она осталась.
Однажды, сидя за столом на кухне, наблюдая, как Игорь режет хлеб детям, а я разливаю суп, она тихо сказала:
— Знаете… я думала, что у меня есть выбор. Что я могу быть молодой и нужной. А вышло… глупо. Простите меня.
Игорь поднял голову. В его глазах не было злости. Только усталость и нежность.
— Мам, в жизни всякое бывает, ты всё равно наша. И никакой Артур этого не изменит.
Она опустила глаза. И впервые за долгое время я увидела её такой, какой не видела никогда: не кокетливой, не упрямой, а просто… матерью, бабушкой, женщиной, которая ошиблась.
***
Однажды вечером свекровь сидела на диване в нашей гостиной. Дети бегали вокруг с карандашами и показывали ей свои рисунки: дом, сад и огромное красное сердце.
— Бабушка, это мы все вместе! — гордо сказал Дениска.
Свекровь смотрела на лист бумаги, и её глаза вдруг наполнились слезами. Она осторожно взяла рисунок в руки, прижала его к груди и тихо сказала:
— Знаете, дети… Я глупая. Думала, что счастье — это новые туфли, комплименты и внимание. А оно вот. Здесь. Рядом с вами.
Игорь сел рядом, обнял её за плечи. Она не отстранилась, посмотрела на меня.
— Простите меня. Я так боялась быть старой и ненужной, что сама себя обманула. А ведь самые близкие у меня всегда были вы — мой сын, моя невестка, мои внуки.
Дети навалились на бабушку, обняли её со всех сторон. Она смахнула непрошенную слезу и сказала:
— А знаете что? Здесь у вас тесновато немного, из-за меня, конечно... Давайте все вместе переедем в наш дом? В наш старый дом, где вырос ваш папа?
— Да! — закричали дети.
И в тот момент я поняла: мы её не потеряли. Она вернулась.
Читайте ещё истории из жизни: