Экономические изменения
Итак, в 1990-е годы крестьянство испытывало следующие проблемы при ведении сельского хозяйства:
- Земельные. Бюрократические препятствия, необоснованные задержки по предоставлению земли и перевод их земельных долей в реальные участки, выделение малых и худших по качеству участков склоняло крестьян продать свою долю стороннему лицу.
- Юридические. Земельная реформа из-за политических событий не была завершена и в процессе своего проведения сильно изменилась. От постепенного перехода к рыночным отношениям перешли на радикализацию и форсированный переход земли в частную собственность. Но к середине 1990-х, когда надежда на эффективного собственника себя не оправдала, реальная приватизация крестьянами была фактически приостановлена. Сложившееся законодательство в сфере землепользования также имело много недоработок и неточностей, что приводило к несоблюдению договорных отношений и мошенничеству. Спекуляция землей, отдача ее в аренду различным несельскохозяйственным компаниям, формирование судебной практики по отмене ранее выданных земельных долей отражало действительную ничтожность прав крестьян в сложившемся правовом поле. Фермер, не обладающий собственной землей с полноценными правами, не был уверен, что завтра эту землю у него не отнимут. Это серьезно влияло на качество ведения сельского хозяйства. Фермеры были настроены на быстрое получение дохода без вложений, что вело к снижению плодородия и общей деградации сельхозземель.
- Материально-технические. Старые советские проблемы также никуда не делись. У фермеров было еще меньше возможностей покупать и обслуживать дорогостоящую сельскохозяйственную технику, чем у коллективных хозяйств.
- Экономические. Финансовый кризис и несовершенное законодательство не позволяло крестьянам пользоваться кредитами. Постоянное повышение кредитных ставок и налогов, несвоевременный расчет по уже реализованной продукции, проблемы рынка сбыта, низкая покупательная способность населения – все это делало занятие сельским хозяйством рискованным и маловыгодным делом. Поэтому значительное число фермеров предпочло направлять свободные оборотные средства не в сельское хозяйство, а на торгово-закупочную деятельность в городах. Это было особенно характерно для Нечерноземья, где из-за низкого плодородия почв и других проблем, перечисленных в предыдущей главе, аграрный сектор не мог принести быстрой прибыли и, следовательно, окупить затраченные средства. Процесс урбанизации здесь продолжился, обретя второе дыхание.
- Кадровые. Фермер должен был обладать множеством знаний, чтобы в одиночку эффективно справляться со своим хозяйством. Он был и зоотехник, и механизатор, и агроном, и экономист. Чем сложнее и технологичнее было хозяйство, тем сложнее было подобрать нужные кадры. Советский дефицит кадров также никуда не делся.
- Социальные. Фермер на селе постоянно испытывал враждебное отношение окружающих крестьян, которые в результате длительной жизни в рамках колхозно-совхозной системы, не понимали и боялись иных форм хозяйствования. Любой частник воспринимался ими как кулак из советской пропаганды, который угрожал захватить всю землю и закрепостить всех своих соседей. Нелепые представления о том, что такие новые кулаки имели скрытые богатства также имели свои пагубные последствия. Формировалась зависть, подозрительность и недоброжелательство, иногда переходящее в открытое противостояние с порчей имущества фермеров. Подобным образом к ним относились местные власти и органы правопорядка, старающиеся получить от фермеров взятки и всячески препятствуя их хозяйственной деятельности. С резко ухудшившейся криминогенной обстановкой появилась и еще одна серьезная проблема – рэкет со стороны организованных преступных группировок.
Доля государственных ассигнований сельского хозяйства в течении 1990-х постоянно снижалась (с 13% от общего бюджета в 1992 году до 2,5% в 2001 году) [1133]. При этом прямая дотация аграрного сектора вообще прекратилась, уступив место кредитованию. В федеральном бюджете был создан Фонд льготного кредитования, который обслуживал аграриев. Бюджетные деньги поступали в единственный выбранный для этого банк олигарха А.П. Смоленского «СБС-Агро». Он и раздавал кредиты агарным организациям, при этом такие кредиты не выдавались владельцам ЛПХ и кооператорам. Зная, что эти деньги государственные, чужие, заемщики разумно предполагали, что Смоленский не будет бороться за их возвращение. На этой почве расцвели различные спекуляции и массовый невозврат кредитов. [1134]
Все это привело к резкому спаду производства в сельском хозяйстве. За 10 лет, с 1991 по 1999 года поголовье крупного рогатого скота сократилось с 45,3 до 17,3 млн., поголовье свиней — с 27,1 до 9,5 млн., производство зерна – 113,5 до 47,8 млн. тонн, молока — с 41,4 до 15,8 млн. тонн [1135]. Всего с 1991 по 1998 года объем сельхозпродукции уменьшился на треть, а в коллективных хозяйствах в 2 раза [555]. Из-за гиперинфляции закупка сельхозпродукции осуществлялась по заниженным ценам, в среднем промышленные предприятия и различные посредники платили сельхозпроизводителям в 4 раза меньше, чем продавали потом на розничном рынке. Это было похоже на социалистические изъятия ресурсов из деревни времен коллективизации. Только теперь выкачиванием средств через занижение закупочных цен занималось не государство, а частные компании. [1135]
В 1996–1998 гг. в России из всех имеющихся коллективных хозяйств рентабельных насчитывалось только 20% [1136]. После дефолта 1998 года, когда государство снова обратило внимание на развитие реальных секторов экономики, еще 25% колхозов вышли из категории убыточных. Все эти хозяйства в основном были сконцентрированы на юге, в черноземной зоне или в пригородах крупных городов. Остальные окончательно разорились и перестали существовать. Зарплаты в коллективных хозяйствах также резко упали, если в 1990 году они достигли 95% среднероссийского уровня, то в середине 1990-х упали до 50%. [555]
На фоне масштабной дезорганизации АПК, разорением коллективных хозяйств и появлением новых форм хозяйства, основная доля нагрузки в сфере сельскохозяйственного производства в эти годы пришлась на ЛПХ. Так, по данным официальной статистики, в 1998 г. ЛПХ произвели 91% картофеля, 80% овощей, 86% плодов и ягод, 55% мяса, в том числе 70% свинины, 77% баранины, около 90% меда, практически все козье молоко и мясо кроликов. В 1999 году общая доля продукции ЛПХ и садово-огородных участков составляла 59,8% валовой продукции сельского хозяйства. [1137]. Не стоит при этом путать фермерские хозяйства (КФХ) и личные подсобные хозяйства (ЛПХ), т.к. они имели ряд существенных отличий. ЛПХ существовали всегда, даже в эпоху индустриализации, отличались малыми площадями (часто ограничивались крестьянским двором), но были распространены повсеместно, формы ведения хозяйства в них имели мелкотоварные, натуральные, фактически первобытные черты без применения достижений научно-технического прогресса. ЛПХ в сложившейся системе не противоречили коллективным хозяйствам. Если фермер просто физически не успевал заниматься иными формами хозяйствования, то крестьянин, держащий ЛПХ, часто работал в местном совхозе или на предприятие, не связанном с сельским хозяйством. Их количественное соотношение также несравнимо: к 2006 году в стране насчитывалось 250 тыс. КФХ и около 18 млн. ЛПХ. [1134]
Демографические и социокультурные изменения
Как уже говорилось выше, прямых корреляций между экономическим кризисом и депопуляций нет, однако падение уровня жизни несомненно повлияло на демографическую ситуацию в стране, особенно на сильно возросшую смертность. Рождаемость снизилась с 14,9 родившихся на 1000 человек в 1989 году, на 8,3 родившихся в 1999 году. Смертность за этот же период выросла с 10,7 до 14,7 умерших на 1000 человек. Естественная убыль к 1999 году составила 6,4 [рассчитано по 1138]. К концу 1990-х годов темпы ежегодной естественной убыли населения превысили 900 тыс. человек [1139]. Всего за 1992-2006 гг. естественная убыль населения составила 11,488 млн. Наибольшая убыль - 958 тыс. человек - имела место в 2000 г. [1138, 1140]. Однако из-за миграционного прироста из стран СНГ численность населения за этот срок почти не изменилась: 147,4 млн. человек в 1989 году против 147,5 млн. в 1999 году. Заметно снизилась средняя продолжительность жизни, особенно мужчин (с 63,7 лет в 1990 году до 57,4 в 1994 году). Устойчивый рост продолжительности жизни наметился только после 2006 года. [1141]
За годы реформ резко снизился уровень жизни населения. По оценкам ученых в среднем работник в России в конце 1998 г. мог купить продуктов питания (в минимальном наборе) почти вдвое меньше, чем в 1913 г. и в четыре раза меньше, чем в 1985 г. В 1995 г. по сравнению с 1991 г. потребление (включая импорт) мясопродуктов в целом упало на 28%, масла на 37%, молока и сахара на 25%. [1135]. Еще в 2005 году по заявлению директора Института экономики сельского хозяйства И. Ушачева «В среднем объемы потребления продовольствия на душу населения с 1990 года сократились на 22,6%, а по отдельным видам продуктов, таких, как мясо -в 1,4 раза, молока - в 1,7 раза, рыбопродуктов в 1,9 раза...» [цитата по 1142].
Недостаточность питания влияла и на самые незащищенные категории граждан: стариков, детей, беременных женщин. Так, более половины детей до 2-х лет не получали питания, необходимого для этого возраста. По данным Госкомстата России, при медицинских осмотрах в 1993 г. выявлено 153,4 тыс. детей, у которых дефицит массы тела составлял 15% и более (0,57% от числа осмотренных). Из-за несбалансированного питания самой распространенной болезнью беременных женщин стала анемия. Доля нормальных родов в 1996 г. продолжала сокращаться и составила 33,9%. В период с 1992 г. по 1995 г. материнская смертность выросла с 50,8 до 53,3 на 100 тыс. живорожденных. В развитых странах показатели материнской смертности в эти годы были в 5-10 раз ниже. [209]
Росло число и инфекционных заболеваний. За 6 лет с 1991 г. по 1997 г. заболеваемость туберкулезом выросла в 2,2 раза — с 34 до 74 случаев на 100 тыс. населения. В стране насчитывалось 2,2 млн. больных всеми формами туберкулеза, в том числе 281 тыс. — с его активной формой. В 1990 г. от всех форм туберкулеза умерло 11,7 тыс. чел., а в 1997г. — 24,5 тыс. чел. Снова резко увеличилась заболеваемость дифтерией: с 1990 г. по 1994 г. она выросла в 33,6 раза (с 0,8 до 28,9 на 100 тыс. населения). Летальность при этом достигала 2,5%. [209]
Тотальное обнищание и безработица вводила население страны в глубокую депрессию. В начале 1990-х была отменена государственная алкогольная монополия. На прилавках магазинов появился дешевый и низкокачественный алкоголь. Несмотря на отмену сухого закона, продолжилось и производство нелегальной водки. Дешевизна и бесконтрольное производство сделала алкоголь гораздо доступней для населения, чем до Перестройки, его продажа осуществлялась круглосуточно и без возрастных ограничений. В следствие этого, в стране произошел резкий рост потребления алкоголя. До введения сухого закона в 1985 году потребление алкоголя составляло около 11 л на человека, во время сухого закона этот показатель снизился до 3,5 л., а в 1995 году вырос уже в 5 раз, достигнув 18 л. [1143, 1144]. И это только официально учтенного алкоголя, употребление самогона в эту статистику не входило. С 1994 по 2002 гг. в 1,3 раза упала доля потребителей водки, но одновременно почти в три раза выросло потребление самогона. За этот же период потребители алкоголя стали выпивать больше на 29 литров. Годовая норма алкоголя в 2000-2002 гг. одним потребителем достигла чрезвычайно высокой планки - более 20 литров чистого алкоголя, что эквивалентно 102 бутылкам водки по 0.5 литра. То есть среднестатистический потребитель выпивал бутылку водки каждые 3-4 дня. [1145]
На селе эти показатели были заметно выше городских. По данным старшего научного сотрудника Института экономики и организации промышленного производства Сибирского отделения РАН (Новосибирск) В.С. Тапилиной в моногородах в 2002 году потребление алкоголя достигало 20,6 л на человека, в поселках городского типа – 21,6 л, на селе – 28,8 л на человека. Видимо, поэтому средняя продолжительность жизни особенно мужчин в деревне была ниже, чем в городе, а разница между средней продолжительностью мужчин и женщин составляла 10 и более лет. [1145]
Заболеваемость и смертность от алкоголя также серьезно выросла. За 25 лет с 1990 по 2014 гг. бремя смертности, обусловленное сердечно-сосудистыми заболеваниями, относимыми за счёт алкоголя среди взрослого населения в расчёте на миллион человек, увеличилось в России с 530,0 до 674,9 случаев. По этому показателю Россия занимала третье место в Европе, уступив только Белоруссии и Украине. Частота анализируемого вида смертности в РФ в 2014 г. была выше, по сравнению с Францией, в 39,2 раз, с Германией — в 49,6 раз, с Соединённым Королевством — в 66,8 раз. Доля алкогольной обусловленности смертности от сердечно-сосудистых заболеваний в 2004 году в Белоруссии достигала 29%, на Украине — 23,7%, в России — 18,8%. В то же время в странах Западной Европы она достигала наименьших уровней — от 1 до 3%. [1146]. Согласно оценкам специалистов, 10% всего бремени болезней в нашей стране приходилось на долю заболеваний, связанных с потреблением алкоголя. Смертность от алкогольных отравлений в 1990-х увеличилась в 1,8 раз и достигла 40 тысяч человек в год. Высокая смертность была обусловлена не только большой долей употребления алкоголя на душу населения, но и характером употребления с преобладанием крепких напитков и продолжительными запоями («северный тип»), который за 20 век так и не смогли изменить. Так, в 1990-е и нулевые годы в структуре потребления крепкие алкогольные напитки (водка, коньяк и др.) составляли для женщин (в среднем) - 55,5%, для мужчин -75,7%. [1144]
Также наблюдался резкий рост наркомании. За 20 лет, с 1990 года по 2009 количество наркоманов, состоящих на учете в медучреждениях, выросла в 10 раз, с 50 тысяч, до полумиллиона. На ряду с этим в стране закономерно росло число инвалидов, к концу 1990-х уже почти каждый 10 россиянин был инвалидом. Рост алкоголизма и наркомании имел прямую корреляцию с ростом преступности и транспортных аварий, особенно ДТП. [1147]
Вместе с импортными товарами в страну хлынули и капиталистические «ценности»: в начале 1990-х в России наступила запоздавшая на несколько десятков лет сексуальная революция. И без того дискредитированный в советское время институт семьи испытал новое потрясение. Росло не только число разводов, но и внебрачных отношений. Если в 1987 году на 1000 человек населения было заключено 9,9 браков, то в 1990 году уже 8,9, в 1992 году – 7,1, в 2000 – 6,2. Число внебрачных детей в 1990 году было 14,6% от всех родившихся, а в 2000 – уже 28%. [1135]
Правда контрацептивная культура населения стала повышаться, что повлияло на общее число совершаемых абортов. По сравнению с советским временем этот показатель заметно снизился и составлял 2-3 млн. прерываний в год. В 1996 г. число абортов на 100 родов составило 200,7 случая. В среднем на 1 женщину приходилось 2-2,5 аборта против 3,5-4 в 1970-80-х годах. Конечно, и такие цифры были огромными. Для сравнения, в Западной Европе этот показатель составлял 0,1-0,6. [209]
Однако, на ряду с этим наблюдался взрывной рост венерических заболеваний. В 1997 г., по сравнению с 1989 г., заболеваемость сифилисом выросла в 62 раза [209]. В 1990-е годы появилась и стала быстро распространяться и новая для страны болезнь – ВИЧ-инфекции. Основным путем передачи вируса был половой контакт и парентеральный контакт при употреблении наркотиков. Вспышка этой неизлечимой болезни впервые произошла в 1996 году и с тех пор число заражений ежегодно возрастало в 2 раза. За 20 лет с 1987 по 2008 года было зарегистрировано 466 тысяч ВИЧ-инфицированных российских граждан. По оценкам эпидемиологов реальное число было больше в 2 раза, т.к. выявить эту болезнь на ранних стадиях довольно сложно [1148]. Рост заболеваемости сохранился и в последующие годы. С 2001 по 2017 год число заболевших выросло в 6 раз. На 01 июля 2017 года число ВИЧ-инфицированных в России составляло уже 1 167 581 человек, из них умерли по разным причинам 259 156 человек. В 2011-2016 годах ежегодный прирост составлял в среднем 10%, при этом после 2000-х ВИЧ стал распространяться на самые уязвимые группы граждан. Снижение темпов прироста заболеваемости наметилось только после 2017 года. [1149]
Рост венерических заболеваний и ВИЧ-инфекции на фоне повышения контрацептивной культуры лишний раз подтвердил в каком несовершенном мире мы живем. Никакие достижения научно-технического прогресса не способны защитить человека от всех болезней и уж тем более обеспечить ему бессмертие. Мало кто знает, но барьерные контрацептивы не защищают от большинства инфекций, передающихся половым путем. Конечно, риск заболеть снижается, но не на 100%. Отметим, что дело здесь не в том, что поры в латексных контрацептивах гораздо больше, чем размеры болезнетворных вирусов – бесконтактность обеспечивается тем, что латексное изделие многослойно, толщиной достигает 50-120 микрон, совпадение каверн в таком случае минимально. Однако многие инфекции могут передаваться через слюну, кожные покровы, контакты кожи со слизистой и т.д. Эффективность контрацепции в таком случае снижается до 80-85%. Частой причиной заражения также является низкое качество изделия и его неправильное использование. [1150]. Массовая пропаганда использования контрацептивов для удовлетворения половых потребностей, якобы позволяющих защищать потребителя от всех «нежелательных последствий», увеличивает число беспорядочных половых связей, а с ними и число заражений венерическими болезнями. Простая арифметика: если в традиционном обществе незащищенном контрацептивами число сифилитиков было малым из-за малого числа внебрачных связей, то в современном развращенном обществе эффективность контрацепции в 85% с лихвой покрывается ростом числа беспорядочных половых связей.
Тема современной контрацепции западного образца имела и еще одну неприглядную сторону – резкий рост совершения женщинами микроабортов на раннем сроке беременности (до 6-7 недель). Методы убийства младенцев в современном обществе продолжают совершенствоваться. С 1990-х годов в России начали активно распространяться медикаментозные аборты, не требующие хирургического вмешательства, так сказать, с помощью одной таблетки. Причинами популярности стала простота применения, доступность и эффективность, ну и, конечно, активная западная пропаганда в лице ВОЗ, которая в лучших традициях советского здравоохранения провозглашала безопасность этого способа детоубийства [1151]. На просторах нашей родины в эти годы раскинулась целая сеть лечебных учреждений, активно проталкивающих образ малодетной семьи европейского образца с профилактикой такого способа избавления от нежелательной беременности (так называемые Центры планирования семьи). Так что, несмотря на снижение числа абортов с хирургическим вмешательством в России в 2 раза, нельзя гарантировать, что реальное число абортов действительно уменьшилось. Очевидно их значительное число ушло в тень – перешло в микроаборты, которые сложно учесть. Зачастую сама женщина не может точно сказать была ли она беременна, т.к. постоянно принимает противоабортивные таблетки для профилактики. Вот до какого безумия дошел человек – убивает собственных детей даже не заметив этого, как если бы случайно наступил на таракана. Между тем, пагубность этого противоестественного дела выражается в серьезном подрыве женского здоровья, а значит ставит под угрозу развитие всей нации. В 1999 году различными гинекологическими заболеваниями страдали 10-12% девочек и девушек подростков, 40-60% женщин детородного возраста (15-49 лет) и 50% женщин старше 50 лет [209].
Продолжение следует.
С предыдущими разделами книги можно ознакомиться в подборке.