Die letzten Tage von Insterburg, Dr. Gert Wander
Автор - Герт Вандер (Gert Wander)
Перевод, комментарии и иллюстрации: Евгений А. Стюарт (Eugene A. Stewart)
Рассказывает оберлейтенант полиции Оттенберг: “Поезд за поездом городские предприятия вывозили свое оборудование и материалы вглубь провинции. Остались только те компании, которые были необходимы для поддержания жизнедеятельности населения, да и то только до тех пор когда церковные колокола не объявят о полной эвакуации. До тех пор, однако, многое еще предстояло спланировать и подготовить, принимая во внимание защиту населения от ожидаемых авиаударов и заботу о том, чтобы оставшиеся смогли своевременно покинуть город. Какие испытания при этом выпали на долю городского совета и другие компетентные органы может оценить лишь тот, кто принимал в этом участие. На город продолжали совершаться авианалеты, хотя по сравнению с июльским их можно было расценивать как незначительные.
Днем и ночью бургомистр приглашал своих ближайших коллег для консультаций. Я помню в его окружении медицинского советника доктора Фэрбера (Dr. Gerhard Faerber), ветеринарного советника доктора Якобсена (Dr. Jacobsen), главу Гражданской Обороны господина Зигера (Zieger), главу Благотворительного Фонда господина Бекера (Becker), господ Аппеля (Appel), Риеля (Hermann Riehl), Дренгвица (Drengwitz), доктора Хейнтца (Dr. Walter Heintz), капитана полиции Салевски (Otto Salewski), капитана пожарной полиции Киндта (Kindt), служащих Гражданской Обороны товарищей Матзикейта (Matzigkeit) и Бауманна (Baumann), начальников полицейских участков Шабловски (Franz Schablowski) и Верфассера (Verfasser), и многих других, чьи имена я хотел бы назвать, но память уже не позволяет".
В отличие от предыдущих лет, декабрь принес в Инстербург облачную и промозглую погоду, местами с моросящим дождем и мокрым снегом. Небо главным образом было пасмурным, и мы радовались этому, поскольку справедливо считали, что враг начнет свое наступление в ясную и морозную погоду.
За исключением нескольких упавших накануне бомб и раненых мы провели Рождество относительно спокойно, но в душе царила тоска, потому что мы догадывались о том, что это последний наш праздник в Инстербурге. Те же горожане, что служили в фольксштурме, отметили Рождество в окопах в Эйхвальдском лесу (Eichwalder Forst), между Фелдеком (Дальняя Вязовка — Е.С.) и Луизенбергом (Зеленый Бор — Е.С.).
В те дни я впервые понял, насколько хорошо организована вражеская разведка. Однажды, где-то между Рождеством и Новым годом, военный комендант, генерал Дормаген (Karl Hans Dormagen, 17.01.1890, Mülheim, Ruhr – 14.01.1969, Offenburg — Е.С.), проинформировал меня о сложившейся ситуации. Выглядел он очень подавленным. На мой вопрос, что стряслось, и не поступали ли дурные вести в ходе его ежедневных запросов в штабы 3-й и 4-й армий, он ответил, что все обстоит печально. Около восьми дней тому назад, на участке между двумя дивизиями, русские прокричали в громкоговоритель: “До свидания! Всего вам доброго, вскоре вы встретитесь с нашими товарищами в Венгрии, так как вас отправляют туда”. Получив сообщение об этом инциденте штабы 3-й и 4-й армий оказались очень удивлены, так как ничего об этом не знали. Генерал Дормаген сказал мне, что сегодня утром упомянутые дивизии действительно отправились в Венгрию. Насколько хорошо работала русская разведка, настолько же плохо работало наше собственное командование.
В этом контексте интересен следующий доклад районного лесничего, Пауля Нагеля (Paul Nagel) из Эйхенберга (Лесное):
“В августе 1944 года военное руководство решило, что Эйхвальдский лес (Eichwalder Forst) может послужить хорошим местом для постройки линии обороны. Для ее строительства был вызван и я в качестве лесничего. Вскоре был прислан строительный батальон, работавший там в течение месяца. Позже прибыло множество гражданских лиц, занявшихся рытьем противотанковых рвов.
В октябре и ноябре там был размещен фольксштурм из Мемеля, который в начале декабря 1944 года сменил фольксштурм из Инстербурга. В начале января он был усилен фольксштурмом из Гольдапа, занявшим позиции в Эйхвальдском лесу.”
Начало января было отмечено улучшением погоды. Начались морозы и выпал снег, а 13 января, около 7 часов утра, мы услышали рокот, который приняли за движущиеся через Инстербург танки. Но вскоре стало известно, что русские предприняли крупное наступление и открыли двухчасовой ураганный огонь по немецким позициям. В первые дни наступления, одновременно начавшегося по всему восточному фронту, советским войскам удалось прорвать оборону лишь в нескольких местах, особенно к западу от Траппёненского леса и Шлоссберга. К 17 января, однако, им удался ещё и глубокий танковый прорыв, а 18 января в Жиллене (Жилино — Е.С.) и Грюнхайде (Калужское — Е.С.) они перерезали железнодорожную линию Инстербург-Тильзит и подошли вплотную к Эйхвальдскому лесу.
19 января, приблизительно в 4.30, по телефону, я получил приказ Комиссара Обороны Рейха приступить к эвакуации города Инстербург, переданный мне через крайсляйтера. Спешить не рекомендовалось, поскольку есть еще 5 дней в запасе. Коммунальное хозяйство не должно быть парализовано, а промышленные предприятия, такие как пивоваренный завод, фабрика Дренгвица, и другие, включая фермы, вывозить еще рано, и нужно ждать специального на то приказа. Вполне возможно, что ситуация еще улучшится. Но команда эвакуировать городские предприятия так никогда и не поступила. Приказ об общей эвакуации стал последним, который я получил от высшего руководства.
Крайсляйтер, в чьи обязанности вменялось руководство действиями, согласно моим сведениям находился в те кризисные дни в районе, где занимался эвакуацией сельского населения. Немедленно после получения приказа об эвакуации жители были подняты по тревоге, но не звоном колоколов и выстрелами на уличных перекрестках, как это было изначально оговорено в случае внезапного нападения врага, а устно через громкоговоритель, что было организовано учителем Е. Шульцем (Erwin Schulz) и учителем средней школы Нётцелем (Kurt Noetzel).
Так как по мнению Кёнигсберга непосредственной опасности не существовало, то у нас не было оснований излишне беспокоить население. Как было предусмотрено планом эвакуации у меня сразу же, перед рассветом, собрались директора предприятий, руководители органов власти, начальники отделов городского хозяйства, полиции, пожарной полиции, различных организаций и другие. Стало происходить то, на что я и не смел надеяться. Теоретически план эвакуации оправдал себя вплоть до мельчайших деталей. Образцово исполняя свой долг, каждый делал то, что ему было поручено.
Эвакуация населения началась утром обычными и специальными поездами, грузовыми и легковыми машинами и, невзирая на внутреннее напряжение и близость врага, все проходило спокойно и без особой спешки.
Когда в первой половине этого дня, несмотря на неоднократные звонки из Кёнигсберга, я так и не получил команды на эвакуацию предприятий, то сам отдал такое распоряжение. Поэтому большая их часть начала вывозиться в пятницу (19 января). Должностные лица и служащие администрации, еще остававшиеся в Инстербурге, частью на поездах, а частью на автобусах, были отправлены в Морунген. Только женщинам-служащим я позволил сразу уехать в приемный пункт в Саксонии или другие районы Рейха, после чего они должны были доложить о прибытии. Несмотря на то, что данное распоряжение шло вразрез с указаниями из Кёнигсберга, оно казалось вполне уместным.
Наряду с эвакуацией городского населения необходимо было вывезти все самое ценное оборудование и материалы, которые не должны были попасть в руки врага. Особенно это касалось авторемонтных мастерских и шерстопрядильной фабрики Туссента, которые еще не были вывезены, поскольку работали на Вермахт. В первую очередь нужно было снять важные части с тех машин и оборудования, которое невозможно было эвакуировать, дабы враг не смог ими воспользоваться.
Этот, так называемый “паралич” наиболее важных предприятий, начавшийся в пятницу, был закончен в субботу, 20 января. Итак, все это происходило в пятницу, 19 января и, несмотря на страх перед происходившими событиями, все проходило абсолютно спокойно, хотя враг уже прошел большую часть Эйхвальдского леса (Eichwalder Forst) и сражался с нашим фольксштурмом из Инстербурга, несшим значительные потери. Там погиб и директор Кёлер (Köhler), глава нашей городской гимназии.
19 января и в ночь на 20 января город покинуло приблизительно от половины до двух третей населения Инстербурга. При этом особенно отличились господа Шульц и Нётцель. Очень превосходно проявила себя наша полиция под руководством капитана Салевски, глав участков Оттенберга и Шабловски, участкового лейтенанта Матзикейта и мастера Бауманна. Некоторые инстербуржцы, вероятно, обязаны им своими жизнями.
Для меня было особенно больно узнать впоследствии, что капитан Салевски и его супруга (Hildegard Salewski — Е.С.), находившиеся в Кёнигсберге на момент капитуляции этого города, погибли.
До утра 20 января враг не мешал ведению эвакуации. Более не поступало никаких распоряжений, хотя местная организация Гражданской обороны все еще имела телефонную и радиосвязь с Кёнигсбергом. Контакт я продолжал сохранять только с окружным президентом, перенесшим свою штаб-квартиру в Норкиттен (Междуречье — Е.С.).
Утром 20 января, около 9 или 10 часов – как раз должны были отъезжать последние автобусы с членами городского совета во главе с директором Аппелем – русские начали крупный трехчасовой авианалет на город. Я только-только закончил последнее собрание, когда первая волна русских бомбардировщиков начала свою атаку. Последний раз взвыли сирены в Инстербурге и на этот раз, как и в последние несколько месяцев, поскольку фронт находился очень близко к городу, уже после того, как упали первые бомбы. Волна за волной до полудня на город сыпались обычные и зажигательные бомбы, вызывая большие пожары и разрушения, особенно на Гинденбургштрассе (ул. Ленина — Е.С.) и Луизенштрассе (ул. Тельмана — Е.С.), Альтер-Маркт, Маркграфенплац, Вильгельмштрассе (ул. Пионерская — Е.С.), Зирштрассе (ул. Калининградская — Е.С.), на Каралиненском шоссе (ул. Ленинградская — Е.С.) и во многих других местах.
Пожарная полиция начала тушение пожаров еще во время налета, но ее работа весьма затруднялась сильным морозом и постоянным воздействием противника. Невзирая на это она исполнила свой долг превосходно и ликвидировала множество пожаров. Это было необходимо сделать, потому что оставалась еще слабая надежда, что ситуация в последнюю минуту стабилизируется.
Во время этого налета по городским улицам продолжали разъезжать машины с громкоговорителями, призывавшими жителей покинуть город. Они очень сильно пострадали от осколков бомб. Поскольку город практически опустел, то при этом нападении погибло всего около 30 человек. Отлично сработала санитарно-медицинская служба Гражданской обороны под руководством господина Нойманна (Neumann).
Когда около 13 часов дня улетели последние вражеские бомбардировщики, мы собрали последние автобусы и собрались перед командным пунктом Гражданской обороны, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Нас было очень мало, но чувство долга останавливало нас от того, чтобы сразу покинуть горящий город.
Я до сих пор помню разговор с городским суперинтендантом Фюгом (Füg), который не хотел уезжать, так как считал, что должен похоронить жертвы налета, да и из Кёнигсберга все еще не поступало указаний оставить город. Я имел право дать такое распоряжение, но суперинтендант покинул город только после того, как предал земле всех мертвецов.
Вскоре после полудня начались небольшие воздушные налеты. Когда мы около 15 часов собрались в моем командном пункте на Форхештрассе на оперативное совещание, мне сообщили, что враг развернул свою артиллерию в районе Фельдека (Загорское — Е.С.) и в ближайшее время нужно ожидать артобстрела города. В связи с этим всякая работа оказалась парализована.
В отправленный по маршруту Альтер-Маркт, Гинденбургштрассе, Беловштрассе (ул. Спортивная — Е.С.), водонапорная башня, автомобиль с громкоговорителем попала бомба, полностью выведя его из строя. В последний раз зазвонили колокола Лютеркирхи, дабы еще раз призвать покинуть город тех, кто еще оставался, несмотря на все предупреждения.
Эвакуация города завершилась во второй половине дня, 20 января.
Оберлейтенант Оттенберг писал:
“Вскоре после этого зазвонили церковные колокола и оставшиеся инстербуржцы поняли, что настало время покинуть город. Лишь командный пункт в городской администрации с центром Гражданской обороны, под руководством бургомистра, пожарные и полицейские обоих участков по-прежнему оставались на своих местах до поступления соответствующего распоряжения. Также оставался минимальный «костяк» имперской почты и железной дороги. Движение поездов на Кёнигсберг все еще не было прервано. Едва отгремели церковные колокола, как оставшееся население пришло в движение. Жители покидали город главным образом на автомобилях и запряженных лошадьми повозках в направлении Гердауэна (Железнодорожный — Е. С.) по Иммельманштрассе. Пешие торопились на вокзал. Муниципалитет договорился с железной дорогой, чтобы оставшемуся населению была предоставлена возможность уехать. Сам город в это время находился под постоянным обстрелом.”
Большая неудача постигла во время отъезда мясника Густава Беринга (Gustav Behring). Когда он проезжал на своей груженой повозке, запряженной двумя лошадьми, мимо кафе “Мельница” (ныне перекресток ул.Калининградская и ул. Садовая — Е. С.), то обе его лошади были убиты осколками разорвавшегося снаряда. Сам Беринг, его работник Хаген (Hagen) и продавщица, сидевшие в повозке, не пострадали. Беспомощно взирал Густав Беринг на то, как мимо него проплывал поток машин и повозок, спеша покинуть город. Никто не помогал ему, но при каждом удобном случае он старался оказаться полезным другим и протягивал им руку помощи. Я оказался свидетелем этого несчастья, поскольку случайно оказался в том районе, и был до крайности возмущен людской черствостью. Я упоминаю этот случай в своем докладе, хотя это очень неприятно. Надеюсь, что те, кто находился тогда там, прочитают эти строки и снова об этом вспомнят. Однако нужно было помочь Густаву Берингу и я в принудительном порядке остановил проезжавшую мимо телегу с лошадьми и прицепил к ней его повозку. Мертвые лошади были перевезены на патрульной полицейской машине на Шприценштрассе. Позже я повстречал Беринга в мясной лавке в Прейсиш-Эйлау (Багратионовск — Е.С.), где он подрабатывал простым продавцом. В благодарность за мою помощь в Инстербурге он продал мне кусок бекона.
Про обстановку на вокзале пишет служащий железной дороги Август Картариус (August Cartarius):
“До последнего дня, 20 января 1945 года, товарная станция была забита кроватями, кушетками, диванами, креслами, и пр., ожидавшими отправки. Однако к погрузке допускались лишь те предметы мебели, которые служили местом для сна. В 18.00 приемка вещей завершилась. В 19.00 закончилась погрузка в товарные вагоны. Но хотя грузовые составы и отправлялись из Инстербурга, они не могли покинуть пределы Восточной Пруссии. В то же время кассы были осаждаемы желающими уехать рабочими, служащими, и чиновниками, особенно после того как случился большой авианалет. Не было никого, кто закончив в пятницу свою работу отправился бы на выходные, получив приказ со станции явиться в субботу с вещами на службу. Я полагаю, что все, кто оказался достаточно разумен, пришли утром на работу с тем скарбом, который можно было унести в руках. Во второй половине дня пассажирский состав наконец-то вывез в сторону Кёнигсберга всех ставших бесполезными здесь людей. Многим было дозволено отправиться прямо на запад и там встать на учет в приемном пункте.
В 16.00 (20 января) снова начался убийственный налет. Пассажирский поезд был битком набит людьми и едва покинул 2 перрон. Он находился на мосту (над туннелем), когда две бомбы угодили в 1 перрон, разнеся кассу для обилечивания. Был убит один железнодорожник, а второй тяжело ранен. Перегруженный состав успел избежать беды. Мы, продолжавшие нести свою службу, не знали как долго все это продлится.
Русские уже были недалеко от Инстербурга. Можно было слышать как работает их артиллерия. Пассажирский вокзал и товарная станция днем обстреливались с низколетящих самолетов. Работа периодически приостанавливалась. Люди, к счастью при этом не пострадали. К вечеру русские перенесли огонь своей артиллерии. С этого времени и до поздней ночи они били по западному выезду из города. 20 января, около 24 часов, на небольшой полустанок подошел товарный поезд. Мы уехали примерно в полпервого-ночи 21 января 1945 года.”
Как сообщил мне военный комендант, генерал Дормаген, враг уже достиг окрестностей Шприндта, а также приближался к городу с севера. Когда начался обстрел, то мы заметили, что снаряды в основном ложились в районе вокзала и Зирштрассе.
Вечером, во время обхода города, я уже не встречал тех, кто не должен был оставаться в Инстербурге. И это было хорошо, поскольку военная обстановка значительно ухудшилась. Враг подошел к Марктхаузену (Высокое — Е.С.), а отдельные танки противника сделали небезопасной дорогу Инстербург-Кёнигсберг. Вечером, 20 числа, в Инстербурге, за исключением нескольких военнослужащих Вермахта, главным образом относившихся к тыловым службам, оставался инстербургский фольксштурм, находившийся в Альтхофе и не имевший тяжелого вооружения, а также полиция, пожарные, санитарно-медицинская служба, части Технической Скорой Помощи, и эвакуационная команда, насчитывавшая около 25 человек, и располагавшая одним грузовиком и несколькими легковыми автомашинами.
В состав эвакуационной команды входили господа Нигиш, Отто Хаген, Дюбойс (Dubois), Хольц (Holz, полицейский), Рихард Нойманн, Рабашюс (Rabaschus), кондитер Гертнер (Gertner), коммерсант Хейнахер (Heinacher) и другие. В рядах фольксштурма числились господа Падеффке (Padeffke), и ректор Радке (Radtke). Во второй половине дня мне, от имени окружного президента позвонил глава департамента районной полиции, оберлейтенант Шрёдер, и спросил, почему мы еще не оставили Инстербург, так как военная обстановка складывалась таким образом, что прихода врага можно ожидать в течение этой ночи. Но поскольку комендант убедил меня в том, что положение еще не настолько серьезно, я посчитал правильным остаться в городе.
Пришедшая в наш родной город ночь для всех, кто еще оставался в нем, пожалуй стала незабываемой, потому как все мы знали, что скоро придет враг. Стоял сильный мороз, электростанция была частично разрушена, а ее оборудование парализовано, так что не было ни света, ни воды, так как работа водоканала была прекращена. Едва потушенные пожары постепенно разгорелись вновь, а обстрел усилился.
Ф. Ландманн, ушедший вечером из города с командой Гражданской Обороны, писал:
“Вечером 20 января горящий город представлял жуткое зрелище. Он был укрыт густым облаком дыма. Небо было кроваво-красным. Небольшие одномоторные самолеты сбрасывали фугасные и осколочные бомбы.”
Несмотря на наше угрюмое настроение и неуверенность в том, чего нам ждать в ближайшие несколько часов, мы были рады тому, что удалось вывести население из Инстербурга. Как я узнал позже, в субботу в Инстербург из Кёнигсберга приезжали члены СД (внутрипартийная служба безопасности НСДАП), чтобы ознакомиться с положением и проконтролировать деятельность различных служб. Тогда мы об этом не знали.
В субботу и в ночь на воскресенье мы дважды оказывались в весьма неприятной ситуации.
Когда, во второй половине дня, я вернулся от военного коменданта на командный пункт, расположенный на Форхештрассе, то узнал, что пожарные уехали из города. Мне сообщили, что в мое отсутствие некий высокий чин пожарной полиции Инстербурга отдал такой приказ, посчитав, что город потерян. Мой гнев был особенно сильным, так как пожары разгорелись вновь. К тому же снова загорелся угловой дом на пересечении Гинденбургштрассе-Форхештрассе, расположенный рядом с Ратушей. Для командного пункта, а также для радио- и телефонной связи, это была прямая угроза. Члены эвакуационной команды пытались таскать ведрами скопившуюся в подвале воду для тушения этого пожара, но у них мало что получалось. Наконец уехавшие пожарные были настигнуты в районе Дидлакена (Тельманово — Е.С.)-Йенихена (Свобода — Е. С.) посланным за ними мотоциклистом и возвращены назад. Им удалось ликвидировать большую угрозу от огня, которую ранее отряд Вермахта пытался устранить при помощи фаустпатронов, взорвав два дома на Гинденбургштрассе. Пожарные проделали огромную работу, несмотря на то, что насквозь промокли на сильном морозе и находились под непрерывным обстрелом.
Пишет капитан Киндт, в настоящее время начальник Пожарной охраны в Гамбурге:
“Тушение пожаров было в самом разгаре…
Вдруг, что это?
Звонят колокола Лютеркирхи!
Город должен быть оставлен немедленно. Я получил приказ от оберлейтенанта Шрёдера из Районного правительства Гумбиннена, работавшего в Инстербурге, приказ сразу прекратить тушение пожаров, а пожарной команде покинуть город в направлении Норденбурга. Мы свернули все свое оборудование и как было оговорено собрались во дворе пожарной охраны.
Погрузка прошла точно по графику и около 15.30 последняя машина покинула пожарную станцию. Напоследок я зашел в свой кабинет, заглянул в квартиру, и взяв лейтенанта Шульца также поехал в сторону Норденбурга. Возле кирпичного завода Паулата мы остановились и оглянулись на город. Пожары, бушевавшие на Вильгельмштрассе, разгорелись вновь. Небо над Инстербургом было красным и таким же на востоке.
Состав пожарной полиции был таковым:
26 активных членов пожарной полиции Инстербурга.
22 члена Гражданской обороны
22 члена пожарной команды Гитлер-Югенда
32 члена пожарной полиции Минска (?)
плюс 15 транспортных средств, включая 3 легковых машины.
Неподалеку от Йенихена в сумерках нас нагнал полицейский Нагель из Инстербурга и передал приказ от начальника Полиции Порядка (Ordnungspolizei) из Кёнигсберга: «Пожарной полиции Инстербурга немедленно вернуться для тушения пожаров» Почему? Возможно, что что-то пошло не так. Как начальник мог сделать такое распоряжение, не зная положения в Инстербурге? Или сигнал об эвакуации был ошибочным? Но приказ есть приказ. Я сразу же поехал на своей машине в Инстербург и откомандировал лейтенанта Шульца вернуть из Норденбурга три большие пожарные машины. Все остальные машины, собравшиеся в Норденбурге в деревянном сарае, оставались там до следующего распоряжения.
Прибыв на Форхештрассе, в местное отделение Гражданской обороны, я заметил, что возникли новые возгорания, некоторые из которых превратились в крупные пожары. Большой угловой дом на пересечении Гинденбургштрассе-Форхештрассе (ювелира и часовщика Кейселя) пылал и от него летели искры, угрожая поджечь здание полицейского управления на Форхештрассе, в котором располагался командный пункт.
Возвращавшиеся назад три машины были остановлены фельджандармерией на дороге в Инстербург. Жандармам было приказано не пускать в Инстербург никакие транспортные средства, так как город, по всей видимости, был оставлен Вермахтом. В результате они прибыли с большим опозданием только ночью. Большие пожары в это время полыхали в кинотеатре «Капитолий» (Гинденбургштрассе), на Вассергассе, а также на Густав-Линденаунштрассе. Русские подошли к Георгенбургу и принялись обстреливать город. На улице стало находиться опасно. Три пожарных автомобиля использовались главным образом на Гинденбургштрассе, но перед масштабными пожарами оказались бессильны. С другой стороны при сложившихся обстоятельствах нам была очевидна тщетность всех прилагаемых усилий. В воскресенье, 21.01.45, в 15.00, мы получили от доктора Вандера окончательную отставку.”
Участковый лейтенант полиции Матзикейт так описывал эти часы:
“В субботу, 20.01., Инстербург подвергся обстрелу тяжелой артиллерии с востока. Альтер Маркт, Эрих-Кохштрассе (Кёнигсбергерштрассе), Зирштрассе, и дорога на Кёнигсберг особенно страдали от непрерывного огня. Вокзал и здание почты получили тяжелые повреждения.
Была налажена телефонная связь, а также прямая линия с главным полицейским управлением, сохранявшиеся до 23.30 часов. В водопроводных трубах оставалось еще немного воды, чтобы подавать ее на первые этажи зданий. Таким образом был предотвращен возникший очаг возгорания в доме Крюгера и Обербека (Krüger & Oberbeck), рядом с новой ратушей. В ночь с субботы на воскресенье члены местной организации ГО ведрами таскали воду для его тушения. Пожарные уже в субботу покинули город и успели прилично удалиться в юго-западном направлении.
Сирены воздушной тревоги были отменены после последнего крупного налета. На улицах не было ни души. Город горел в нескольких местах. Не было больше никого, кто мог бы его потушить. Улицы были усыпаны обломками зданий, балками, оборванными проводами. Повсюду были воронки от бомб и снарядов. Ночью город являл собой призрачную картину. Мы слышали лишь треск пламени и регулярные взрывы. Издалека отчетливо слышалась винтовочная и пулеметная стрельба.”
Рискованными были те часы, когда у нас в Инстербурге не было ни одного врача, ни в Вермахте, ни в фольксштурме, ни в Эвакуационной команде, ни в полиции. Господин Бройсе (Dr. Otto Broese) был болен, и лишь санитарно-медицинская служба под руководством господина Нойманна осуществляла уход за многочисленными ранеными. Лишь после длительных телефонных переговоров с генералом медицинской службы, доктором Эхлебеном (Dr. Ehleben), находившимся в Кёнигсберге, к нам после полуночи прибыл врач, доктор Мюнх (Dr. Münch) из Тремпена (Новостроево — Е.С.). Обстрел, который поначалу был очень сильным постепенно немного стих и заново возобновился уже после рассвета.
Воскресенье, 21.01.1945, выдалось холодным и пасмурным, и для нас это было хорошо, так как всего лишь несколько вражеских самолетов было замечено в воздухе. Последний обоз, принадлежавший Городскому Хозяйству, в утренние часы отправился в сторону Хайлигенбайля. При обходе улиц было видно, что людей в городе не осталось. Возможно, что в подвалах и попрятались те одиночки, кто не желал добровольно покидать Инстербург, и ждал пришествия врага.
В первой половине дня на аэродроме были взорваны последние оставшиеся самолеты, принадлежавшие Люфтваффе. Последний комендант аэродрома, полковник фон Буссе (Joachim von Busse, 14.05.1893 – 21.01.1945 — Е.С.), покончил жизнь самоубийством.
Между тем враг подошел к Вальдгартену (Waldgarten) и управлению Продовольственного снабжения на Тильзитерштрассе и помимо артиллерии стал обстреливать город из минометов.
Теперь, когда опасность нависла с востока и с севера, и нужно было готовиться к скорому прорыву врага в центр города, я решил покинуть Инстербург вместе с Эвакуационной командой во второй половине дня, 21 января, и поначалу отправиться в Шульценхоф (Зеленцово — Е.С.), который наметил в качестве места для ночевки.
Если следующим утром еще останется возможность попасть в город, то нужно будет попытаться вывезти все оставшееся продовольствие и другие припасы. Для этой цели начальник автопарка, господин Григолейт (Grigoleit), должен был оставаться с несколькими автомобилями в районе Йенихена (Свобода — Е.С.) на Норденбургском шоссе (часть ул. Победы южнее железной дороги — Е.С.). Полиция под командованием капитана Салевски и начальников участков оберлейтенантов Оттенберга и Шабловски была подчинена Вермахту. В соответствии со строжайшим приказом Гиммлера полиции дозволялось покидать свои посты только с боевыми частями. На месте оставались также небольшие подразделения фольксштурма, сосредоточившиеся в районе Альтхофа.
Часть Первая, Часть Вторая, Часть Третья, Часть Четвертая, Часть Пятая, Часть Шестая, Часть Седьмая, Часть Восьмая, Часть Девятая
Отчёт составлен последним бургомистром города Инстербург, доктором Гертом Вандером.
Перевод и иллюстрации: Евгений А. Стюарт (Eugene A. Stewart)
При перепечатке или копировании материала ссылка на данную страницу обязательна. С уважением, Е. А. Стюарт
