Die letzten Tage von Insterburg
"Для серии статей, посвящённых событиям 1944-1945 годов в Инстербурге, я взял заглавие отчёта, составленного последним бургомистром города, доктором Гертом Вандером (25.07.1899 Tilsit -25.09.1964 Celle), в 1957 году. С него и начнём" - Е.С.
Автор - Герт Вандер (Gert Wander)
Перевод и иллюстрации: Евгений А. Стюарт (Eugene A. Stewart)
Прошло около двенадцати лет с того момента, когда в Восточную Пруссию пришла великая скорбь.
В ночь с 21 на 22 января город Инстербург и большая часть его предместий оказались в руках противника. Земляки часто просили меня написать о том, что тогда произошло, дабы жертва, принесенная ради нашего спасения, не стёрлась из людской памяти. Поэтому сегодня я привожу отчет о событиях того времени, какими их видел я сам. Поскольку мои записи оказались утеряны в 1945 году, мне придется положиться на собственную память. К сожалению, в некотором отношении, отчет будет не полным, так как многие имена участников позабыты. Но я надеюсь, что сами события мне удастся описать достаточно четко. В частности особо хочу поблагодарить тех, кто помогал мне своими воспоминаниями.
В первую очередь мы осветим значимые события второй половины 1944 года.
В жаркие дни июня 1944 года мы в Инстербурге, впервые с того момента как началась кампания против СССР, услышали канонаду со стороны Каунаса, напомнившую нам о том, как я очень хорошо помню, что нашей родной провинции в скором времени может угрожать серьезная опасность.
Поскольку немецкий восточный фронт уже полтора года как находился в состоянии постоянного отступления, многие из нас осознали, что враг придет и в Восточную Пруссию. После того, как в катастрофе под Минском было уничтожено или попало в плен 15 немецких дивизий, фронт придвинулся к нам заметно ближе. Но все те, кто открыто выражал тогда свою озабоченность, рассматривались властями как пораженцы и могли лишиться не только свободы, но и собственной жизни.
В последующие дни гауляйтер Кох буквально заливался воробьем перед жителями Восточной Пруссии, утверждая, что враг никогда не ступит на немецкую землю. А потом сотням тысяч жителей провинции, от малолетних детей до стариков, приказали, невзирая на их здоровье, строить на границе так называемый Восточный вал.
Для этой цели город Инстербург и его район обязаны были предоставить 20,000 мужчин, из которых практически 14,000 находились еще в школьном возрасте. Гауляйтунг (политическое окружное руководство — Е.С.) выявляло виновных в отказе предоставить всех необходимых людей, после чего передавало их под суд или для расстрела.
Приблизившийся вплотную фронт обрушился на Тильзит тяжелыми налётами авиации, что мы могли наблюдать из Инстербурга. Зарево от “рождественских ёлок” (осветительных бомб — Е.С.) над Тильзитом и вспышки от взрывов на севере являлись последним предупреждением для Инстербурга.
Город имел очень хорошую систему Гражданской обороны и в этом являлся примером для прочих. В частности, особые заслуги в этом принадлежали главе Гражданской обороны Инстербурга Зигеру (Zieger), сумевшему наладить отличную организацию, а также ответственным лицам в полиции, гауптману (капитану) Салевски (Otto Salewski), обер-лейтенанту (старшему лейтенанту) Оттенбергу (Fritz Ottenberg 1891-28.09.1963), и участковому лейтенанту Матзикейту (Ernst Matzigkeit), пытавшимся сделать всё, чтобы защитить инстербуржцев. Кроме того необходимо упомянуть и начальника полиции гауптмана Киндта (Kindt), а также начальника пожарной бригады Шульца (Richard Schulz).
В городе и пригороде было вырыто множество траншей и туннелей, а обширные подвалы домов укреплены. Все эти меры, осуществленные при участии городских инженеров, помогли многое сохранить во время последующих авианалётов. Большое беспокойство у нас вызывал центр города между Шприценштрассе и Кальвинштрассе (Spritzenstrasse und Calvinstrasse — район между Замковым прудом и ул. Госпитальной — Е.С.) со своей крайне плотной застройкой, создававшей повышенную угрозу возникновения пожара.
Все просьбы к Кёнигсбергу и Берлину приступить хотя бы к частичной эвакуации женщин и детей неоднократно отвергались.
При бомбежке центра города можно было ожидать больших потерь, если часть населения не будет выведена оттуда. Смертельная опасность была устранена практически в последний момент и в том главная заслуга учителя Эрвина Шульца (Erwin Schulz), эвакуировавшего по моей просьбе 26 и 27 июля (1944 года) женщин и детей, проживавших в районах повышенного риска, хотя это никоим образом не входило в его обязанности.
Вечером 27 июля Инстербург подвергся тяжелому удару с воздуха, результатом которого стали большие разрушения и, к сожалению, гибель 120 человек. Не будь проведена эвакуация из центра города, жертв могло быть намного больше. Пожарной полиции под командованием гауптмана Киндта пришлось бороться с 20 крупными, 30 средними, и приблизительно с 70 мелкими пожарами. Четыре пожарные машины, разрывавшиеся во время трехчасового воздушного налёта между депо, замком, кирпичным заводом Паулата (Albert Paulat, в районе переулков Победы — Е.С.) и Люксенбергом (Luxenberg), проделали отличную работу, особенно в том районе города, где располагалась химическая промышленность. Однако фабрика Дренгвица (Drengwitz, к югу от железнодорожного вокзала — Е.С.) и лесопилка Ловитца (Lowitz, район 1-го Цветочного переулка — Е.С.) пострадали довольно сильно.
Поскольку наша пожарная полиция неоднократно помогала Кёнигсбергу, Тильзиту, и Гумбиннену справляться с последствиями воздушных налетов, то на этот раз уже из Кёнигсберга был прислана подмога, а из Тильзита целых две пожарные машины.
Вспоминает глава полицейского участка на Шприценштрассе (Spritzenstrasse 10, ул. Водопроводная), оберлейтенант Оттенберг:
“Когда в июле 1944 года три ночи подряд русские бомбардировщики бомбили соседний город Тильзит, что хорошо было видно даже из Инстербурга, мы с уверенностью ожидали, что аналогичные налеты на наш город не преминут себя ждать. Наши нервы были напряжены до предела и поэтому командные пункты Гражданской обороны и войска находились в постоянной боевой готовности. После последнего налета на Тильзит, на следующую ночь неожиданно завыли наши сирены воздушной тревоги. Практически сразу посыпались первые бомбы. Сотрудники полиции с наблюдательных постов, расположенных на башне Лютеркирхи, водонапорной башне (ул. Спортивная — Е.С.), и проволочной фабрике Малка и Хута (Malk und Huth. ул. Победы — Е.С.), докладывали о местах подвергшихся удару и причиненном ущербе. Русские бомбардировщики непрерывно, волнами, в течение долгого времени атаковали город. Будучи начальником 1-го полицейского участка я был заинтересован в докладах с первого из перечисленных постов. Вскоре мне пришлось вызывать пожарную полицию на командный пункт, поскольку ратуша (старая ратуша на Альтер Маркт — Е.С.) и дом, принадлежавший фирме Хейсера (Heiser) на Шприценштрассе, напротив департамента здравоохранения, загорелись. Пожарная полиция, однако, была уже полностью занята на других участках, и прошло немало времени, прежде чем она там появилась. Полицейские тоже трудились в других местах. Поскольку под угрозой находился департамент здравоохранения и на его верхнем этаже уже горели занавески, то вступить в борьбу с огнем пришлось еще до их появления. Для этой цели пришлось привлечь юных помощников, исполнявших роль вестовых в этом районе. Эти двое ребят, чьих имен я уже не помню, молодцевато взялись за дело. Именно благодаря им огонь не распространился далее по зданию департамента. Помимо многочисленных разрушений по всему городу, бомбы также угодили и в ратушу, а стоявший с ней по-соседству “Рейнский двор” (отель “Rheinische Hof” — Е.С.) оказался объят пламенем. В бомбоубежище на Генеральштрассе (нижняя часть ул. Пионерской — Е.С.) были погребены несколько человек, и их было тяжело спасти. Особенно досталось садоводческому хозяйству Фиггеля (Jean Figgel) на Зирштрассе (Siehrstrasse 20, ул. Калининградская — Е.С.), вероятно потому, что русские пилоты, в свете осветительных бомб, озарявших весь город словно днем, приняли его заостренные тепличные крыши и трубы котельной за военный завод. На него упало от 15 до 20 бомб. Принадлежавший этому хозяйству подвал был переоборудован в бомбоубежище. В нем укрылось около 20 человек. Из них восемь погибло, а остальные пострадали в той или иной степени. Что касается различных травм, то их было чрезвычайно много в пострадавших районах. Жертвы были торжественно похоронены в специально выбранном для этого месте.”
На рассвете, с окутанными дымом улицами, город являл собой печальное зрелище. Работа спасательных команд и полиции была ещё далека от завершения, так как они приступили к идентификации и погребению погибших.
В страхе, что нападение повторится, как это ранее случилось в Тильзите, большая часть городских жителей бежала в окрестные поля, чтобы провести там следующую ночь. Грузовики непрерывно отвозили испуганных людей в еще более отдаленные деревни, где те оставались несколько дней и ночей. Вопреки опасениям последующие ночи были спокойными и люди постепенно вернулись в свои дома. Поскольку старая ратуша была частично разрушена, то оставшиеся бездомными отделы городской администрации переместились в новую ратушу на Форхештрассе (ул. Калинина — Е.С.), в чьих подвалах также располагался местный штаб управления и предупреждения Гражданской обороны.
В последующее время случались лишь незначительные воздушные налеты, но военная обстановка занчительно ухудшилась. В начале августа противник временно проник в Мемельский край, а затем пересек – где-то в начале сентября – границу у Эбенроде (Нестеров — Е.С.) и Шлоссберга (Добровольск — Е.С.). Население и движимое имущество из восточной части этих районов и Мемельского края было позднее эвакуировано. Все мы помним те месяцы, когда около 20,000 голов скота проследовало через луга реки Инстер невдалеке от Инстербурга. Некоторые горожане, после воздушного нападения 27 июля и последующих более слабых налётов, переехали в другие области страны к своим родственникам или друзьям. Это также было разрешено сделать неработающим, женщинам, и детям. Запрещалась всякая подготовка к эвакуации в случае непосредственной угрозы со стороны врага. Подобные действия интерпретировались как пораженчество и грозили расследованием Специальным судом. Когда я в начале августа планировал возможность эвакуации города и вел переговоры с железной дорогой и пароходством в Кёнигсберге, то получил жесткий ответ от обер-президиума и правительства. “Как это понимать, а если гауляйтер прознает?!” Хороший повод для этого было найти не так уж просто.
В Кёнигсберге многие, вероятно, размышляли над тем, что произойдет, если враг вторгнется в Восточную Пруссию, но по инициативе гауляйтера Коха обер-президиуму было разрешено планирование действий с учетом лишь временного вторжения, которое в самый короткий срок будет устранено. Оставался открытым вопрос, каким образом можно будет в этом случае спасти склады и важное оборудование, и предотвратить их попадание в руки врага?
В ответ на это обер-президиум передал муниципалитету около 150 писем под грифом “совершенно секретно”, которые были затем помещены в сейф, и которые должны были быть переданы адресатам по кодовому слову “Лимонница” (Zitronenfalter). Эти письма были адресованы крупным и средним промышленным и коммерческим структурам, таким как городское Коммунальное хозяйство, предприятиям Дренгвица, Туссента (Toussaint), Волленшлагера (Wollenschläger), Шмиссата (Schmissat), Енската (Enskat), типографиям, магазинам текстильных и кожаных изделий, мельницам, и т. д. Согласно этим письмам, которые в случае крайней опасности должны были быть доставлены адресатам, необходимо было немедленно начать вывоз заранее оговоренного оборудования или материалов. Далее они могли быть отправлены в различные города Восточной Пруссии, Кёнигсберг, Цинтен (Корнево — Е.С.), Хайлигенбайль (Мамоново — Е.С.), Алленштайн (ныне польский Ольштын — Е.С.), и другие. Эти письма так никогда и не были доставлены по назначению. Что бы произошло, если бы мы действительно однажды, в минуту опасности, действовали в соответствии с этими указаниями? Было бы просто невозможно за столь короткий срок найти достаточное количество транспортных средств и вагонов, а также рабочих, которые демонтировали бы все это оборудование и вывозили его. Подготовка к эвакуации населения при возникновении угрозы по-прежнему не разрешалась. Гауляйтер снова и снова заявлял, что не только армия, но и простые люди вцепятся в родную землю, и никакой враг не проникнет вглубь провинции.
Однако вскоре грянули страшные дни с 20 по 23 октября.
Предприняв неожиданное наступление, Советы подошли с севера к реке Мемель, а также вторглись с востока со стороны Шлоссберга, прошли в нескольких километрах от Гумбиннена и, пройдя через Роминтенскую пущу, ворвались в город Гольдап. Мы помним те дни, давшие нам почувствовать, что грозит Восточной Пруссии после того, как нашу родную провинцию захлестнет русский потоп.
Небо на востоке пылало красным огнем, день ото дня канонада становилась все сильнее, улицы были запружены беженцами и машинами, скотом и лошадьми. Наш город был настолько полон людьми и автомашинами, что полиция едва справлялась с этим потоком, а армейские подразделения с трудом могли пройти. Дети и жеребята, потерявшие своих матерей, бродили по улицам Инстербурга. Железнодорожный вокзал осаждали тысячи людей из приграничных районов, испуганно сидевших на своих вещах в ожидании возможности сесть на поезд.
Население города и округа было очень взволновано, озадачено, и обеспокоено, особенно после известий о страшных событиях в Вальтеркемене (Ольховатка — Е.С.), Неммерсдорфе (Маяковское — Е.С.), и Гольдапе, а появление советских танков к западу от Гумбиннена привело к тому, что поездов и транспорта для перевозки такого количества людей стало резко не хватать. Глава района, ответственный за руководство действиями, воробьем метался по провинции, а районная администрация не получала никаких распоряжений от гауляйтунга. Когда же я сам связался с гауляйтунгом в Кёнигсберге и описал сложившуюся ситуацию должностному лицу по фамилии Кнут и попросил немедленно предоставить транспортные средства, то он заявил, “что у меня, вероятно, температура 44 градуса и посоветовал держать мне ноги в тепле, дабы сохранить холодную голову”. И только когда я настойчиво указал ему на возможные жертвы и панику, которые бы вызвал один единственный налет на заполненный тысячами людей вокзал, он, после длительных переговоров, пообещал мне, что постарается связаться с гауляйтером, находившемся в штаб-квартире фюрера в Растенбурге.
Несмотря на все опасения, он перезвонил мне через полчаса и сказал, что запрашиваемые поезда будут предоставлены. И в самом деле они прибыли той же ночью и присылались по требованию в последующие дни. Таким образом мы смогли освободить станцию и вывезти беженцев из города.
Несмотря на слабость немецкой обороны, большевики не пошли дальше. Фронт остановился, а в некоторых местах отброшен назад. Гольдап был отбит, и в последующие несколько месяцев было относительно спокойно.
После октябрьской катастрофы предпринятые Комиссаром Обороны Рейха меры значительно изменили жизнь города и района. Этими мерами были “экономическое ослабление” города Инстербурга, а также эвакуация женщин, не задействованных в военном ведомстве, детей и не служивших в фольксштурме мужчин. Из районов, находившихся к востоку от линии Ангербург (польский Венгожево — Е.С.) - Норденбург (Крылово — Е.С.) – Инстербург - Кройцинген (Большаково — Е.С.), пришлось эвакуировать население и скот. Местом назначения для беженцев из города и района Инстербург был выбран район города Морунген (ныне польский Моронг — Е.С.) и земля Саксония. Та часть района, что находилась к западу от данной линии, продолжала мирно работать. В ноябре и декабре люди продолжали покидать не только город, но и восточную часть района, отправляясь в район Морунген. Также продолжалась работа над “экономическим ослаблением”.
Первые недели после октябрьских событий поезда, направлявшиеся в Морунген и Саксонию, и везшие стариков и женщин с детьми, были переполнены. Однако со временем, когда на фронте успокоилось, и распространились хорошо известные слухи о новом чудо-оружии и нерушимости Восточного фронта, потребность в поездах снизилась, и многие женщины и люди преклонного возраста, не служившие в фольксштурме, вскоре вернулись, потому как не желали жить беженцами на чужбине. К тому же дома они были хорошо обеспечены топливом и продовольствием. Вследствие того, что призывы покинуть город во многих не нашли никакого отклика, то я решил отказаться от своей продовольственной карточки в пользу тех, кто в Инстербурге не имел ничего, тех, кто оказался вынужден мигрировать в наш город. Многие из них ежедневно посещали начальника экономического и продовольственного ведомства, господина Нигиша (Rudolf Niegisch), или меня с настоятельными просьбами решить для них вопрос о карточках. Они полагали, что не существует никакой угрозы, а если она и есть, то никогда не станет явной, и поэтому нет никакой необходимости заострять на ней внимание. Господин Нигиш и я не разделяли этого мнения, потому как осознавали всю величину опасности, и нам приходилось снова и снова объяснять им, что в случае возникновения угрозы, каждый из них окажется большим бременем для тех, на кого будет возложена задача немедленно эвакуировать город. Многие из этих людей в гневе уходили, говоря, что припомнят нам это посещение. Особые проблемы создавал Региональный Продовольственный Департамент в Кёнигсберге, на который поступало множество жалоб, и нам было поручено выдавать карточки на свое усмотрение. Мы не выполнили этого распоряжения и тем самым гарантировали отъезд из города наиболее пострадавших. Однако нам трижды пришлось вывозить население из Инстербурга, поскольку люди постоянно возвращались назад. Количество остававшихся в городе инстербуржцев варьировалось от 8,000 в ноябре-декабре до 10,000 в начале января 1945 года (на 1939 год числилось 49,000).
“Экономическое ослабление” было направлено на закрытие промышленных, коммерческих, и торговых учреждений и перевоз их в район Морунген и другие восточно-прусские районы, так как они не были необходимы для нужд армии, что в результате привело к сокращению населения Инстербурга и его окрестностей. Таким образом, в течение ноября-декабря прекратили работу не только продуктовые магазины, но и прочие точки розничной торговли, компании пекарей, мясников, ремесленные фирмы, и прочие, перебравшиеся в район Морунген и другие регионы. Также и крупные предприятия, такие как фабрики Дренгвица, Енската, Малка и Хута, мельница, печатные издания, и другие, чье оборудование было полностью или частично демонтировано, отправились в Кёнигсберг, Хайлигенбайль, Морунген, Замланд и прочие.
Техническая скорая помощь, ремонтно-восстановительная служба ГО, а также, время от времени, инженерно-саперное подразделение с утра до вечера занимались демонтажем и упаковкой. По непонятным причинам было строго запрещено перемещать за пределы Восточной Пруссии неиспользованные машины, оборудование, запасы продовольствия, текстиля и пр. Любая попытка сделать это пресекалась, невзирая на различные угрозы. Никакие доказательства и убеждения, что производство можно немедленно наладить в другом городе Западной Германии, не действовали на гауляйтера. Все это должно было остаться в Восточной Пруссии. Даже в соседней провинции Западная Пруссия-Данциг, (между гауляйтером Кохом и гауляйтером Западной Пруссии-Данцига Форстером существовали такие же разногласия, как между двумя “враждебными государствами”) было дозволено подобное перемещение, и оттуда гораздо проще было отправить в Рейх эвакуируемое имущество.
Населению же было разрешено вывозить бытовое имущество в Рейх только в коробках, а шкафы или кровати лишь по одной штуке за раз. Отправка прочей мебели была запрещена. Что-то спасти смогли только несколько семей из нашего города. Это произошло потому, что груз не удавалось отправить достаточно далеко, и он терялся на просторах Западной Пруссии, Померании и Силезии.
Город медленно пустел, что повлияло на работу городского совета. Школы с 20 октября были полностью закрыты, а учителя – если не служили в фольксштурме – были заняты на других местах или отправлены в отпуск.
Так как работы по устранению последствий авианалетов, которые велись под руководством Отдела Городского Строительства руками иностранных рабочих, были прекращены, то их перенаправили на демонтаж эвакуируемого оборудования.
В связи с эвакуацией большей части населения также сократилось и число тех, кто получал пособие на содержание семьи и продовольственные карточки. Налоговой службе города было поручено учесть особое положение и принять во внимание отсутствие налогоплательщиков. Вскоре появилась возможность перевезти большую часть городской администрации, особенно старшего возраста и женщин в район Морунген, предназначенный для беженцев из Инстербурга, и открыть там ее филиал. Туда уезжали все, в ком не было необходимости в Инстербурге.
Главой администрации Морунгена был назначен старший студенческий директор доктор Шульц (Dr. Walter Schultz), директор старшей школы для девочек Гинденбурга, поскольку муниципальный советник, доктор Сиригк (Dr. Karl Sierigk), в начале октября был призван в армию, а оба его заместителя заболели. Окружной президент, доктор Роде (Herbert Rhode, 20.07.1885 – 14.02.1975 — Е.С.), перебрался со своей администрацией из Гумбиннена, находившегося под постоянным обстрелом, в Инстербург, и занял часть помещений новой ратуши на Форхештрассе.
Гауляйтер Кох организовывал Восточный вал и фольксштурм, и постоянно заявлял, что для населения не существует абсолютно никакой опасности. Армия и фольксштурм получили новые позиции, оснащенные противотанковыми рвами, а также “горшками” Коха (Оборонительные сооружения, похожие на кольца бетонного канализационного коллектора — Е.С.), якобы способными остановить любое наступление врага. Генерал-полковник Рейнхард, по случаю приведения к присяге фольсксштурма на Инстербургском стадионе, убеждал, что удержит фронт. Но все мы прекрасно знали, что на Восточном фронте испытывался крайний недостаток сил. В Инстербурге теперь был свой комендант, разместившийся в дивизионном здании (старая больница, возле водонапорной башни). Он постоянно держал меня в курсе ситуации и поэтому уже в ноябре я знал, что большевики разворачивают три больших ударных армии. Одна с востока, со стороны Гумбиннена, в направлении удара на Кёнигсберг, другая с востока, со стороны Цихенау, в направлении на Данциг-Эльбинг, и третья, являвшаяся самой сильной группировкой, в районе Варшавы, приготовилась наступать на Берлин. Хотя немецкое командование все это знало, но продолжало оголять восточный фронт, перебрасывая многочисленные подразделения на запад, в стремлении начать бессмысленное наступление в Арденнах.
В начале ноября всякий проницательный человек уже понимал, что скорое вторжение врага вглубь Восточной Пруссии не только возможно, но вполне вероятно. Тем не менее, гауляйтер Кох запретил дальнейшее планирование и подготовку к эвакуации и спасению людей в случае наивысшей опасности. Если бы на фронте произошли изменения, то пришлось бы прибегнуть к “импровизации”. Те, кто сомневался в окончательной победе и силе Восточного фронта, объявлялись паникерами и пораженцами, и к ним применялись самые суровые меры. Подобное отношение и точка зрения властей провинции выглядели преступлением против беззащитного населения в условиях чрезвычайной ситуации, и сегодня я рад, что не потакал им и действовал вопреки.
В начале ноября я разработал подробный план срочной эвакуации города Инстербурга в случае возникновения наивысшей опасности. Он содержал подробные меры для администрации, хозяйства, полиции, организаций, учреждений, предприятий, транспорта, а также положения о сигналах, местах сбора, транспортировке населения, и т.д.. Были заключены договоренности с железной дорогой и транспортной службой в отношении грузовых и легковых автомобилей, расписаны задачи компетентных органов и отдельных лиц. Этот план сразу же дал положительный эффект. Он оказал определенное успокоение на часть населения и особенно на власти, потому как теперь они знали, что на случай опасности приготовления сделаны. Свой долг особенно образцово исполняли женщины в администрации, которые раньше часто задавались тревожным вопросом: “Сумеем ли мы уйти, когда придет время?” Большие опасения, что подготовка к эвакуации станет известна гауляйтеру, оказались необоснованными. Но все, кто что-то знал или участвовал в этом, молчали. Да и я всего лишь мог попросить их держать рот на замке. Особенно мы должны благодарить, в частности, окружного президента доктора Роде, который был посвящен во все мельчайшие подробности подготовки к эвакуации. Он молча содействовал и ничего не сообщил об этих противоправных действиях в Кёнигсберг.
Часть Первая, Часть Вторая, Часть Третья, Часть Четвертая, Часть Пятая, Часть Шестая, Часть Седьмая, Часть Восьмая, Часть Девятая
Отчёт составлен последним бургомистром города Инстербург, доктором Гертом Вандером.
Перевод — Евгений А. Стюарт (Eugene A. Stewart)
При перепечатке или копировании материала ссылка на данную страницу обязательна. С уважением, Е. А. Стюарт
