Есть такая жанровая разновидность — о времени и о себе. Пушкин обращается как раз к ней. Его размышления о времени причудливым образом движутся внешне разнонаправленно.
С одной стороны, исторический взгляд Пушкина видит в событиях естественный процесс, результат «силы вещей». Несколько позже такой подход будет сопровождать пушкинскую работу над «Историей Петра I».
С другой стороны, в творчестве Пушкина происходит постоянное усиление моральных оценок; утверждение «чувств добрых». Выходило, что глубокий историзм Пушкина сначала восторжествовал над прежним «ораторским подходом», а затем обогатился высшей моралью.
1825-й год медленно, но верно приближается к роковому 14 декабря. А Пушкин-историк уже воплотил в характере Бориса стремление к оправданию своего права на злодейство. При этом поэт делает Бориса человеком, приближенным к современному мироощущению, «злободневным, как вчерашняя газета». Даже набожность царя представлена в драме весьма умеренно.
Как тут ни вспомнить характéрное, насмешливое, карамзинское замечание-недоумение насчёт юродивого: стóит ли углубляться в столь низкую материю?
Какая разница в подходах! Пушкин в своём стремлении проникнуть в самые глубины «народного мнения» «опускается» до юродивого. Карамзин же, который много и подробно пишет о народе в Х и XI томах своей «Истории...», не видит необходимости глядеть столь «низко» (а на самом деле столь глубоко!).
И тем не менее «романтическую драму», «трагедию», продиктованную «житейской философией», «комедию о настоящей беде московскому государству…» — с какого только бока ни заходил Пушкин к своему произведению, — оживившую одну из самых драматических эпох нашей истории, посвящает он Николаю Михайловичу Карамзину.
По большому счёту, посвящение должно было иметь не один, а три адресата. Сам поэт не скрывал этого, когда писал:
«Шекспиру я подражал в его вольном и широком изображении характеров; Карамзину следовал я в светлом развитии происшествий; в летописях старался угадать язык тогдашнего времени — источники богатые; успел ли я ими воспользоваться, не знаю».
Вряд ли, начиная работу над «Борисом Годуновым», Пушкин затевал «письмо в стол». Но по завершении историческая драма шесть лет именно там, в столе, и вылёживалась. А когда решил-таки её из стола «вытащить», то не удержался от резких слов: «С величайшим отвращением решаюсь я выдать в свет “Бориса Годунова”».
Почему? На то у Пушкина было несколько причин. Первая:
«Хотя я вообще довольно равнодушен к успеху или неудаче своих сочинений, но, признаюсь, неудача «Бориса Годунова» будет мне чувствительна, а я в ней почти уверен…».
Вторая:
«Успех или неудача моей трагедии будет иметь влияние на преобразование драматической нашей системы…».
Третья:
«…я твёрдо уверен, что нашему театру приличны законы драмы шекспировой, а не придворный обычай трагедий Расина…».
Театр в России по-прежнему, как в XVIII веке, оставался придворным. Поэтому вольнодумному драматическому произведению Пушкина грозило в лучшем случае быть «белой вороной» среди комедий «Урок дочкам» И. Крылова, «Чванство Транжирина» А. Шаховского, «Неслыханное диво, или Честный секретарь» Н. Судовщикова и т. п. «Горе от ума» А. Грибоедова ещё ходило в списках, «Ревизор» и «Женитьба» Н. Гоголя и вовсе пребывали в чернильнице. На сцене ещё долгое время будет иметь большой успех Нестор Кукольник — великий мастер напыщенно и высокопарно выражать идеи «казённого патриотизма».
Поэтому ждать понимания от театральной критики и публики не приходилось. Требовалась радикальная перестройка жанра трагедии в России. Ну а как протекают перестройка, ускорение, модернизация на нашей земле, думаю, хорошо ведомо нынешнему читателю. Не менее хорошо это было ведомо и здравомыслящим людям того времени.
Забегая вперёд, приходится констатировать: Пушкин оказался прав. Когда в начале 1831 года вышел «Борис Годунов», тут же раздались возгласы недоумения, недовольства. Но это сначала, вскоре им на смену пришло резкое осуждение. Где «сильные, возвышенные чувствования»? Где «блёстки», свойственные поэту? Где разгул романтических страстей? Всё слишком обыденно, просто и выглядит «куском карамзинской истории», разбитым на мелкие сцены.
Один приятель, Катенин, называет драму «ученическим опытом», другой, Вяземский, находит в драме «мало создания». Кюхельбекер, тот и вовсе ставит «Бориса Годунова» ниже «Торквато Тассо» Кукольника. Рассказывают, что Крылов, прослушав драму в исполнении автора, предпочёл отмолчаться. Пушкин счёл себя задетым:
— Иван Андреевич! Вам, верно, не нравится мой «Борис»?
В ответ услышал анекдот:
— Один священник в беседах утверждал, что всякое творение Божие есть верх совершенства. Однажды к нему пришёл ужасный горбун, с горбами спереди и сзади, показал свои горбы и спросил: «Неужели, и это тоже верх совершенства?» На что удивлённый священник сказал: «Да, более горбатого среди горбунов, наверно, нет. Ты — совершеннейший горбун». Так и ваша драма, Александр Сергеевич, наипрекраснейшая в своём роде.
Время было разухабистое. Оно и в обычном-то состоянии, как известно, диктует, что нет пророка в своём отечестве. Пушкин о том ведает, но в декабpе 1825 года именно это слово возникает в его письме П. А. Плетнёву: «Душа! я пpоpок, ей богу пpоpок!».
И всё же даже «милейший» Белинский увидел в драме всего лишь рабское следование Карамзину, в чём и не преминул упрекнуть Пушкина. Так что нет ничего удивительного: общественное мнение большинством голосов признало пушкинского Бориса «выродком», который «не годится ни для сцены, ни для чтения». Что и говорить, суровый приговор для гения, которого поддержали только Киреевский в «Европейце» да отчасти Надеждин.
Уважаемые читатели, голосуйте и подписывайтесь на мой канал, чтобы не рвать логику повествования. Не противьтесь желанию поставить лайк. Буду признателен за комментарии.
И читайте мои предыдущие эссе о жизни Пушкина (1—225) — самые первые, с 1 по 28, собраны в подборке «Как наше сердце своенравно!», продолжение читайте во второй подборке «Проклятая штука счастье!»(эссе с 29 по 47).
Нажав на выделенные ниже названия, можно прочитать пропущенное:
Лицейское прозвище Пушкина «Француз» обидное или похвальное?
Вольтер и пушкинское прозвище в Лицее
