Посол царя Алексея Михайловича, боярский сын Иван Перфильев, отправившийся, в 1658 году в Китай, был первым, допущенным китайскими властями до представления богдыхану.
Он же был и первым, доставившим в Москву, ко двору царскому, китайский чай.
Чай завернут, был в 200 бумажных пакетах, называемых бах-ча. весом каждый по ¾ фунта, или всего около четырёх пудов.
Путешествие Перфильева продолжалось около 2 лет. Он отправился в Пекин 1658 году, следовательно, прибыл в Москву в 1660 году.
Знала ли в то время что-нибудь Европа о чае?
По справкам оказывается, что познакомила Европу с чаем португальская фактория в Макао в 1557 году.
Пронырливые португальские иезуиты забрались в Китай ранее всех других европейцев и успели уже оценить все достоинства чайного напитка с медицинской точки зрения.
Что же касается до других европейских государств, то английская Ост-Индская компания получили первые четыре пуда чая лишь в 1665 году.
' Во Франции чай стал известен со времен Людовика XIV, с 1700 года.
В Америке — с 1784 года.
Кофейных же немцев научили чай пить, русские казаки в 1813.
Как, однако, дать царю Алексею Михайловичу попробовать настой китайской травы, присланной ему в подарок богдыханом? Это не так-то легко.
А как от привезённого Иваном Перфильевым от нехристей зелья да приключится, какой недуг, недомогота в его государском здоровье!
Обратились к докторам врачебной науки мастерам. Те справились в ”Травник” учителя и доктора Симона Сирения; в его же “Зельнике” и в его же книге: «О простых лекарствах от Диоскорида и иных многих собранных». Все эти три книги всегда возились за государем, куда бы он не изволил шествие иметь. Доктор Самойло Каллинс прежде всего сам на себе испробовал целебное значение чая и, когда в январе 1665 года царь, Алексей Михайлович, отличавшийся значительной тучностью и страдавший порою желудком, расхворался, то доктор Каллинс, в своем письме к царю, писанном на латинском язык, говорил, между прочим:
«обычное после обед, варёное чае листу ханского, по свежа, изрядное есть лекарство против надмений, насморков и главоболений».
В истории чаепития на Руси Великой 1665 год должен быть отмечен как первый год, когда царь московский в первый раз откушал чаю.
Но это был тогда не напиток, a лекарство.
Часть привезённого Иваном Перфильевым чаю поступила в аптекарекий приказ, другая же часть на продажу в москательные лавки.
Одобрительные отзывы тогдашних докторов о чае, а главное пример царский и рассказы возвратившихся членов посольства о всеобщем употреблении чая в в Китае, увлекли в чаепитие бояр и приближённых к царю.
В среде зажиточных москвичей чай стал постепенно распространяться как напиток, и уже 1674 году известный путешественник Кильбургер покупал чай в московских лавках по 30 коп. фунт.
В то время самоваров еще не было, и чай варили или в котелках, или в обыкновенных глиняных кувшинах с высоким горлышком, или в круглых кувшинах.
Эти кувшины, большею частию плоские, с насыпанным в них чаем наливали водой и держали в печке до тех порт, пока не вскипит вода.
Кувшинам этим придавали различные формы зверей или мифологических богов, а на царских кувшинах, на самой середине и на крышке изображался двуглавый орел.
В начале 1675 года отправился в Китай послом переводчик посольского приказа, грек Николай Гаврилович Спафари. Он следовал на Енисейск и Нерчинск и лишь 15 мая 1676 года добрался до столичного города Пежина (Пекина).
Когда для представлении богдыхану посланник наш пришёл во дворец, то начали разносить чай родным богдыхана и всем ближним людям. Разносили в больших желтых деревянных чашках. Чай быль татарский, а не китайский, вареный с маслом и молоком. Музыка играла умильно и человек что-то кричал.
«Китайцы, — говорит Спафарий,—то питие весьма похваляют: сила и лекарства от него всегда извещает. День и ночь пьют и гостей своих потчивают».
Относительно приготовления чая в библиотеке московского главного архива Министерства Иностранных Дел, в картонах Малиновского, а именно в седьмом, есть выписка из подлинного письма к Холмогорскому Афанасию от гостя Василья Грудцына. Письмо это было послано при отправлении в мешочке китайской травы с наставлением, как ее варить.
Письмо это писано в 1688 году:
« Послал я к тебе в мешочке фунт травы китайского чаю. Изволь, государь, приказать варить ее в воде кипячей и пить с сахаром во здравие».
Подобно своему родителю, царю Алексею Михайловичу, и император Пётр I часто недомогал желудком и ему так же доктор Блюментрост, советовал чайное питие между кушаньем.
Это последнее наше известие о питие при дворе чая как лекарства.
При дворе Великого Петра, императрице Елизавете Петровне, чай становится уже обыкновенным напитком.
Чай в то же время все более я более входит в употребление высших и средних слоях нашего общества. Одни только старообрядцы долгое время гнушались чая, как напитком, изобретенным нечистью — китайцами. Православные угощают их чайком да приговаривают: на Руси никто ещё чаем не подавился; чай пить, не дрова рубить.
A те в ответь: где чай, там и немощи,— намёк на то. что цари пили чай как лекарство.
Вместо чаю находчивые москвичи изобрели для желающих сбитень, а находчивые тульские ремесленники, в свою очередь, преобразили для этого прежний глиняный кувшин в медный сосуд с трубой и ручкой, так что всегда горячий сбитень можно разносить, по улицам.
Именно при Петре Великом появились в Москве из Тулы такого рода самовары.
В век императрицы Екатерины эти разносные самовары обратились уже в столовые самовары. Чаепитие стало уже не роскошью, а даже потребностию как в среде высшего сословия и дворян, так и в среде именитого купечества.
Дело дошло уже до того, что на гулянье 1 мая богачи московские петербургские стали высылать ранним утром своих людей в Сокольники — в Москве, и в Екатерингоф — в С.-Петербурге, раскладывать на гулянье палатки с неизбежным самоваром и закусками для приглашённых гостей.
Смотрит на них с завистью простой народа да приговаривает: где нам дуракам с господами чай пить!
Так продолжалось во все царствование императрицы Екатерины II и императоров Павла I и Александра I, да самого 1821 года, когда воспоследовал Высочайший указ:
В заседании комитета министров, происходившем 10 декабря 1821 года, слушана была записка управляющего министерством внутренних дел от 5 декабря за № 510 (по исполнительному департаменту), внесённая в журнал комитета под № 2016 , о дозволении производить продажу в трактирных разного рода заведениях в столицах, с 7 часов утра до 12 пополудни, и содержать в ресторациях чай.
Комитет, соглашаясь с мнение управляющего министерством и утвердив его, положил, испросить на то соизволение государя императора Александра I Благословенного.
Высочайшее соизволение последовало 31 декабря 1821 года, и вошло в полное собрание законов Российской Империи в том XXXVII под № 28854 .
Несколько главных трактиров:
Новотроицкий Б. Карчашкина на Ильинке, Бубнова на Никольской улице, за Иконным рядом, дом Шевалдышева, Бубнова на Варварке против церкви, Брызгалова на Варшавке, собственный дом, - и Егорова в Охотном ряду.
Вот точный день и год, когда чаепитие стало общим, всенародным достоянием.
И подобно Китаю, мы достигли уже того, что имеем возможность пить чай и день, и ночь.
Чай вытеснил теперь и сбитень: ныне уж нет сбитня, а все чаёк. Не просят на водку, а просят на чай.
Особенно увлеклось чаем наше купечество. Все сделки свои они совершает за чаепитием. Ведь вместе чай пили, говорят в подтверждение сделки.
Входят купчики в трактир, а им бывало, половые сказывают привет: Пожалуйте чайку покушать, варганцы послушать, газет почитать.
Звать чай пить — признак дружбы или приязни в купеческом кругу. Знать же на чашку чаю — это дело плохое. — Так зовет к себе должник кредиторов на сделку.
Не любят москвичи пить очень жидкий чай. Придя в гости и заметя такой чай, они приговаривают; ну, уж, чай! Москву насквозь видно.
Но не любят, москвичи и очень крепкого чаю. Напоить крепким чаем — значить отравить.
Чаем везде теперь угощают.
