«Кто эта девчонка?60» — Да? Можно любить на расстоянии? А вы когда-нибудь расставались, скажи? – повторила Маша, — Вы всегда были вместе, ну максимум несколько дней разлуки! Легко тебе говорить! ... А мы постоянно!
— Маш, мы с Матвеем расставались. Я даже боялась забыть его голос, потому, что мы с ним даже не могли позвонить друг другу. Мы расставались с ним потом еще раз, когда я уже замуж вышла, ты как раз у меня родилась, сестрёнка. Он на море один поехал… – Лиза не стала рассказывать подробности, но постаралась вложить в свои слова максимум эмоций. – Потерять связь очень страшно, да? Понимаю, такая же, как и ты. Боялась, что он меня забудет, что больше никогда не увижу, не позвонит. Но он наш родной, обязательно вы увидитесь. Пожалуйста, Маш, не бойся. Расслабься и за это время стань умницей-красавицей. Мы будем встречаться, но не наедине.
— Я хочу сбежать, Лиз. Я еле-еле сдерживаюсь, чтобы не поехать к нему.
— Там дедушка живёт.
— Знаю. Я хочу тоже там жить и комнату занять. Обещаю без рук… Буду им готовить, мы с мамой очень вкусно умеем готовить, я буду целыми днями учиться и готовить! У меня еще две студии, занятий много... Максимка не будет сильно скучать, а Никите нужен только папа, он на меня даже и внимания не обращает. Лиза, помоги.
— Маша, нельзя.
— А мама мне доверяет. Она знает, что я не буду приставать, я, во-первых, стесняюсь его, а во-вторых, думаешь мне хочется, чтобы мама Лена опять ему такие сообщения в социальных сетях писала? Лиза, я так не хочу быть похожей… на неё… характером. А она говорит, что похожа.
— Детка, мама с тобой не находится двадцать четыре часа в сутки каждый день. Только Эля, папа, я и Матвей имеют право сказать на кого ты характером похожа. Ты наша, мы тебя учим жить, а не мама. Внешность да, похожа.
— А судьба будет похожа? Мне, Лиза, сон снился, как я и мама … мы вместе идем куда-то.
— Не будет твоя судьба похожа, точно не будет! У меня тоже совсем другая, причем тут родители! ...Куда вы шли, Машка? – спросил Матвей и подошел ближе. – Иди сюда, садись, рассказывай, что там у тебя за путешествие с приключениями.
— В какое-то снежное царство. Она сказала, что у неё ледяное сердце, и у меня скоро такое будет.
— Ты сейчас серьезно? Не шутишь, Маш? – улыбнулась Лиза и погладила сестру по голове.
— Нет, я не шучу. Я скоро не смогу никого любить, даже Матюню. Мне надо быть с ним, чтобы он растопил лёд в моем сердце, как же вы этого не понимаете!
Лиза крепко обняла Машу за шею и поцеловала.
— Лиз. – Матвей посмотрел на неё спокойными глазами. – Помнишь, как мы жили вместе? Пусть пообещает, что когда будет находиться в доме, не воспользуется коварством, как родная мать, а будет прилежно делать уроки, вечером я могу заезжать и забирать её домой спать.
— Ничего даже не произошло, а вы хотите меня лишить из-за каких-то сообщений, которые я даже не читала! Ну не надо нас лишать друг друга! Мы так хорошо проводим время, гуляем, сидим в кафе. Пусть он не мой родной брат, но я привыкла к нему ужасно. Я нормальная, и тоже боюсь…
— Сыну доверяю. Пусть будут вместе…. Отец-то что говорит, Маш?
— Папа тоже доверяет Матвейке, он его ужасно любит, вы же знаете. Я хочу жить там и помогать с дедом. Дед стал несамостоятельный.
— Машка… Да ты с ума с ними сойдёшь.
— Поймите вы, там город, такой район хороший, рядом кафе, двор, парк, Лиз, ты же сама хвалила эту квартирку. Ну не могу я уже здесь жить, ко мне даже одноклассники приезжают только по праздникам, скучно… Мы так далеко живем, а тут все по своим домам, и все соседи старше или младше. Я хочу там жить! С ними! Комнат целых... четыре!
Слезы покатились у Маши по щекам.
— Маш, я просто не переживу, если что-то случится с тобой, поняла? Ни я, ни папа, ни Эля, ни Валерий Яковлевич и Матвей, никто не вынесет такого. Понимаешь?
— Конечно понимаю! Я умная тоже, не курочка. Ты даже не представляешь, Лиз, как я хочу просто помогать ему готовить или смотреть, как он рисует. Я смотреть хочу и … в телефоне играть, буду уроки делать. В конце-концов, он мне помогал постоянно, по физике, я без Матвея не получила бы пять, а история… знаете, как с ним легко учить? Он просто бог истории!
— Слышала, Лиз? Он просто бог… истории и физики. Хитрая она у нас… Машка, признавайся, дорогая. Казнить никого не будем.
Маша перевела дыхание и дрожащим голосом продолжала говорить, честно глядя в глаза по очереди, то Матвею, то Лизе:
— Я не знаю, как у людей получается жить без любви. И как мне сдать все предметы на отлично, как я хочу. Это вместе для меня очень много значит, я еще ни разу без четверки четверть не закончила. А следующий – важный год. Многие уйдут из школы, я бы хотела сразу в театральный колледж. Что терять время, будем тренироваться… Мама обещала мне индивидуальные занятия, когда закончится школа, на каникулах… Мама сказала, что все должны быть заодно, как семья… Я буду жить с Матвейкой, как настоящая сестра, то есть тётя его и гулять с подружками хоть почаще. Разрешите вы тоже. Прошу.
Лиза осторожно села на край стула. Маша тоже уселась между ними и взяла их за руки.
Посидев немного, Лиза спросила, наклонившись за спиной Маши:
— А если она что-то выдвинет в сторону Матвейки?
Муж проговорил тихо и сердито:
— Тогда будем судиться! Ты и без меня знаешь, что мы выиграем дело. И устроим встречный иск за клевету, к тому же … Она уже по документам матерью не является, живет далеко и это … Машка, смотри, только не вздумай баловаться! Я это распознаю по глазам сына за считанные секунды. Буду приезжать и проверять! Лиза тоже. Мама Элеонора в твоем возрасте вела не лучший образ жизни, но ты - лучшая из лучших, примерная понятливая девочка, цени доверие отца.
— Правда? Вы… согласны, что я могу там пожить, пока ему не надоем?
— А что, он так сказал?
— Да!!! Сказал, что рад бы видеть и помогать с уроками, пока я ему не надоем и не стану вредной! —Машка вскочила и радостно вскрикнула: — Правда??? Вы на моей стороне?
— Ну берегись, если начудишь со своими подружками! Ты меня знаешь, Машка, – сказал Матвей, – Поймаю за чем-то нехорошим, больше не пустим никуда!
— Как же я вас сильно, сильно люблю! Как люблю!… Я побежала собираться, а папа вернется и отвезет!!! Я его теперь точно уговорю.
— Так ты еще не уговорила?
— Ну, почти! Он сказал, что если вы тоже будете на моей стороне…
— Я так и знал! Лиз, она такая же, как… Элеонора! Та блефовала и Машка теперь. Лучше бы у нас подольше жила.
— У вас Катька есть! Только теперь ей скучно будет, готовьтесь. Максим младше, он такой … теленочек… Ей уже с ним скучно! — засмеялась Машка и хитро улыбнулась, как победительница, гордо подняв подбородок
***
Матвей закрыл дверь в комнату и наклонился к Лизе.
— Какие сильные у вас гены.
— У вас тоже! Ты и сын… просто одинаковые.
— И какие же мы?
— Добрые, честные, сильные ...и влюбчивые!
— Ко мне это не относится.
— А я? И Элька! Ты не мог её совсем не любить, я в это не верила никогда. Всё равно спасал, защищал, убеждал и заботился.
— За деньги. У меня была мечта отдать долг уважаемой и доброй Ольге Ивановне. Она мне пожертвовала просто огромную сумму, поэтому я зарабатывал, как мог, на чём угодно, кроме явного криминала. Вот и влип с этой Элеонорой и её дружком.
— Совсем не любил? Ах ты…
— Я к ней более менее нормальные чувства стал испытывать, когда мы тогда в лесу бродили одинокие, а ты с Максом улетела в неизвестность…
Я что-то там понял, из-за чего она собака злая. Но потом опять возненавидел…
— А сейчас, когда спасал! Это же наша Элька!
— Лиз, мне, если честно, её за шею поднять хотелось, потрясти, потом отбросить. Она просто ненормальная. Терпеть не могу её пьяные глаза и несвязанную речь. А еще – вот надо было додуматься поехать бросаться с крыши из-за какой-то крысы подвальной, да к тому же перед днём рождения Катёнка! Она что вообще мозги потеряла?
Нет, ну конечно, я понимаю.
Но теперь еще понимаю, что та личность дурная на голову жива и вылезает в моменты страха. Её хладнокровия хватило, чтобы послушать уголовницу и поехать выполнять её требования! Но не хватило добежать или дозвониться до нас, до меня и рассказать, чтобы дать мне время обдумать план действий и позвать друзей. Мы что, одну рыжую ст е рву обмануть бы не смогли? Да команда Иванцова… Они могли и деда того спасти! – Он помолчал растерянно, – Хотя… нет, не могли. Это было уже поздно…
Но все равно. У меня было каких-то тридцать минут, когда я в город въехал. А если пробки? Они время назначили, не точное, интервал, но всё равно! Она бы сиганула, задержись я хоть на десять минут. А наши дети… Знаешь, лучше посмотреть на Макса в костюме Евы, чем на её похороны. Вот… чу мА-а-а! Другого слова нет.
— Ты до сих пор с ней не помирился.
— И не подумаю!
— Вам еще вместе работать. — с улыбкой напомнила Лиза.
— Лиз, я уже сказал Валере, что не буду с ней работать. Это вечная подстава… Где там вообще у неё мозг прячется? Я его что-то последнее время не вижу. Она всё повторяла, когда ехали обратно, что деда Сергея Тимофеича увидит, что у м р е т своей с м е р т ь ю, что все мы смертны и глубоко несчастны, когда приходит конец, у неё опять эти жесты, сережки чуть из ушей не выдрала.
— Пожалел бы её Матвей. Ты же умеешь!
— Я сказал, что если кому-то кроме тебя пикнет, что было, она будет обездвижена или обезглавлена!
— А что бы ты сделал, если бы тебе так угрожали?
— Я? Быстро отобрал у детей мобилы, запер бы всё у нас в комнате, запретил лезть в интернет, сказал бы: извините, молодёжь, у нас вынужденный отпуск от всяких радиоволн и вай-фая. Потом сказал бы шантажисту: дерзай, если не боишься! Выследил бы её эту ненормальную... А как только вылезло видео хоть куда-то – сразу в суд с иском, и к хакерам, чтобы искали по образцу, чистили, где кто это у себя откроет. Нарушение явное – личность неприкосновенна, а такое вообще нарушает закон. Я, когда создавал компромат на них, был в отчаянии, но понимал, что это глупые люди, будут бояться, не собирался распространять. А сейчас я вижу, что она просто осталась… такой же.
— Матвей, ну не сердись… не такой же, – Лиза прижалась к нему и потёрлась щекой.
— Вечно ты её защищаешь. … Не знаю, как будет работать, но жить ей надо под присмотром. Спасительница… Я за вас готова жизнь отдать… А потом что будет, она даже не успела представить!
— У неё ...нет способностей к анализу и планированию.
— А у тебя есть?
— Да, кажется…
— И что ты сейчас планируешь?... Я чувствую, что скоро ты … начнешь анализировать мое поведение и взгляд, и еще кое что… – Матвей прикоснулся губами и оставил на её шее жгучий след.
– А разве дети не дома, не бегают там?
– С ними Катя и Максим.
– Они тоже дети! И мне пора ехать… У нас встреча, ты забыл?
Матвей вздохнул и выпустил из рук.
— Я против таких встреч, Лизка. Ты слишком много историй принимаешь близко к сердцу. Пусть это будет последняя, а?
— Последняя?… Да, это именно последняя. Дима тоже так сказал, только я ему отказалась подчиняться… Мы поругались с ним.
— Лиз! Как он мог? У него же к тебе только хорошие чувства, я не понимаю, а что случилось? Почему ты мне не сказала?
— Не хотела! Я верю, что эта девочка … Она не станет такой, как её мать, она не будет … Понимаешь, меня никто не бил, а у неё все мужчины грубые, особенно отец. Мать, вместо того, чтобы защитить, она её тоже обижала.
Родной отец заставил пойти на преступление, как несовершеннолетнюю, украсть и сделать вид, что потратила деньги, большую сумму. Соврать, что потеряла, когда прятала в подвале дома. Но она его покрывает, потому, что если отца посадят, мать её не простит, выгонит.
Решила сделать и думала, что её никто тоже не посадит, а дело не замяли. Она украла у своей родной тёти. Я хочу, чтобы эта девочка поняла - взрослые могут заставить сделать плохой поступок и потом требовать молчания, но она с этим жить не сможет нормально. Замкнутый круг. Она любит мать, понимаешь? И не знает, за что ей такое, почему та стала такой жестокой.
— Лизка, это последний раз. Надо будет – запру навсегда дома… Но я по твоим глазам вижу, как тебе тяжело. И Дмитрий видит. Он другого ожидал, хотел тебя закалить, чтобы ты поняла – есть еще хуже случаи с родителями. Чтобы так не страдала из-за своей матери. Поняла, что ты не одна такая…
— Ненужная. — перебила Лиза, — Да, я это поняла. И мне, правда, еще хуже. Я раньше… в смысле до вас, …то есть, ты, кончено, хороший, добрый оказался, но я до вас с такими людьми не встречалась. А она, эта девочка, наоборот, уже к тринадцати годам всё попробовала. Привыкла к плохому обращению и думает, что у всех так. Но это не норма… Ругается, жестокая, она даже пережила то, что на самом деле... невероятно просто. Она высокая и кажется, что взрослая, но это ребенок.
Матвей медленно погладил, по её телу побежали приятные мурашки и дрожь.
— Не хочешь, чтобы я поехал с тобой?…
— Не знаю, возможно. Я должна её попробовать вытащить наружу. Её … проверить. Обещаю, что это – последний ребенок, нарушивший закон. Я тебя поняла, ты устал от моих ночных пробуждений и хождений в поисках ответа…
— Я не устал, мне просто тебя жалко. Иногда ты почти не спишь…
— Спасибо, милый. Сегодня я точно буду спать. Вот мы с ней встретимся … и я буду спать с тобой, обещаю. Никуда не уйду!
***
В кабинете Валерия Яковлевича горели свечи, стоял букет цветов и бокалы с игристым напитком, нетронутым лежало на красном бархате коробочки кольцо с крупным сверкающим камнем.
— Чего ты хочешь? – Ольга Ивановна смело посмотрела на мужчину, но потом отвела глаза.
— Ты уже готова посмотреть на меня другими глазами? Чего я хочу? Вернуть тебя себе.
Оль, в тебе нет недостатков, кроме твоих мозгов. Я бы их отключал вечером и включал утром. Давай придумаем такой пульт управления?
— А ты не будешь шастать неизвестно где?
— Шастают драные псы, а я гордый самец тигра. Оль, ты должна понять, – он бережно взял ее руку и сжал. – У нас с тобой всю жизнь что-то не складывалось с людьми противоположного пола.. Ты меня не боишься, понимаешь, улыбаешься при встрече в последние годы, У меня раньше не было намерения жить с тобой, сейчас я уже без этого себя не представляю.
— Зато я представляю, мы попробовали, не получилось, и что дальше? – резко бросила Ольга.
— Не получилось, значит. А я думал, что всё получилось. ... Но ты не любишь оставаться в пустой квартире или доме. Неужели хочешь одна?
— Я хочу, чтобы … ты доказал мне, что не любишь ту, кого любил почти пятнадцать лет. Ты можешь это доказать? Отдал ей годы своей жизни, сидел, как ты говоришь на цепи, а теперь просто затащил в свою конуру меня, потому, что не можешь … затащить её. Такая жизнь не нравится мне, Валер. Я прекрасно помню, как ты …
— Находился под влиянием, это ты хочешь сказать? — Его лицо стало ласковым, глаза выражали сочувствие, — Я же … люблю. Тебя люблю, ты - родная, прости, что говорил при тебе о той … недоженщине. Хочу чтобы ты проводила меня в последний путь, эгоистично хочу этого. Только твои руки разгладят рубашку на мне, а я буду сверху летать, смотреть на тебя и улыбаться. Интересно, а бесплотные духи могут вселяться в другие тела? Я попытаюсь вселиться. Если к тебе подойдёт какой-нибудь бомж или нищий студент, или беглец, типа Матвея Сергеевича, скажет кодовое слово "подайте на пропитание" - знай, это я вернулся. Сразу веди меня домой и корми.
— Ты делал для неё всё, – усмехнулась она и пожала плечами. – Отдавал ей всё. Всего себя, жертвовал дочерью.
— Я был уверен, что мои жертвы не напрасны. Оль, обними, поцелуй. Неужели тебе не понравилось? Что ты врёшь?
— Вот именно потому, что понравилось, я хочу оставить всё, как есть. Встречаться тайно я тоже не способна, я… подумала. Давай договоримся, не лезть больше лапами в жизнь друг друга.
— Я в твою не лез лапами! Они меня чистые, вот, посмотри!
— Ты всё время, как мы начали разговаривать, вмешивался в мою жизнь! – устало ответила Ольга, – Ты постоянно что-то выискиваешь во мне и хочешь изменить! Это как-то унижает, я же не прошу тебя побриться, татарин?
— Без своей шерсти я выгляжу смешно. Даже страшно. Я уже тридцать с лишним лет такой. А ты всё лучше и смелее.
— Это я пример привела. Ты хочешь всеми управлять и мной тоже, а я привыкла сама всё решать в своей жизни с тридцати лет!
— Тобой я точно не управляю, Оленька, я… чувствую ответственность за тебя. А ты хочешь управлять сама? Пожалуйста, разрешаю. Очень хочу, чтобы ты осталась, готов быть твоим домработником и чистить твою обувь каждый день. Даже надевать на тебя пальто. И туфли надевать буду. Шляпу тоже, почему нет?
— Я не останусь. Валер, я тебя … не люблю.
— А что это было полчаса назад?
— А что? – растерянно бросила Ольга, – Разве ты не понял, что это ошибка?
— Я докажу, что не люблю её, дай мне время. А теперь скажи, что тебе понравилось во мне.
— Вид накаченного тела. Восторг, конечно. В таком возрасте, загар и … твои мышцы вызывают уважение. Глаза мне твои нравятся.
— Они с любовью смотрят на тебя. — он наклонился ко и нежно коснулся губами.
Звонок на мобильный отвлек внимание.
— Кто это, ч е р т возьми, в два часа ночи?
— Уже два???
— Ты даже не заметила. Прекрасный вечер, Оля. Люблю тебя… Запомни это. А вот и сюрприз… — Валерий кинул веселый взгляд и рассмеялся. — Это она! Прекрасно – пятнадцать непрочитанных сообщений, наверное, очень лестных.
— Всё, я ухожу! – прошипела Ольга.
— Волки съедят, там ночь в поселке, у соседей гиена и павиан, они выпускают их погулять, и цыгане! ... Я докажу, что мне всё равно. Давай обнимемся, и я ей не отвечу, всё удалю!
— Что? Как ты себе это представляешь?
— Понимаешь, эта ведьма чует, что я – один. Но сейчас я точно не один, ты моя почти жена.
— Уже чувствую себя несчастной, – сказала Ольга.
— Просто ощутим тепло друг друга, обнимемся и пойдём спать.
— Валер, ты говорил, что все сменили номера, твой последний для связи, ответь.
— Хочешь меня сплавить? Не выйдет!
— Дорогой, ответь. Это мать твоей птички. Ты же обещал Лизоньке, если что – сообщать новости. Прошу тебя ответь.
— Оля, это … доброта или ты на самом деле хочешь вернуть меня в ад?
— Доброта, Валер. Я в твоих глазах вижу … что ты меня тоже понимаешь. Ответь.
— Она больше не звонит.
— Перезвони! У них там шесть утра, что-то важное, не иначе.
— Наверное зло проснулось и решило сотворить еще больше зла.
— Дорогой мой, любимый, перезвони…
— Любимый? ...Хорошо!
В трубке он услышал слабый срывающийся шепот:
— Валер, это я. Мне очень плохо. Доставили на скорой в больницу, ругали, что поздно… Очень поздно...
— Что опять придумала?
— Перитонит. Мне просто есть не хотелось, живот болел, а потом вдруг резко раз… и потом прошел. А вчера надулся и всё, уми ра ю… Я жду операционную, но мне конец. Поговори с врачом, ради бога… Я жить хочу… Но мне так плохо, сознание уходит, я не проснусь.
Среди ночи Матвея разбудил звонок, вибровызов. Он долго решал, что делать, потому, что Лиза спала. Вернулась вчера совсем без сил.
Она только выпила успокоительное и легла, ничего не рассказала.
Матвей осторожно разбудил:
— Детка, там у матери твоей катастрофа в животе, с ней прекрасный хирург, вызвали самого лучшего, говорят шансы пятьдесят на пятьдесят.
Валерий Яковлевич заехал за ней и уже ожидал возле дома. Виталий тоже был в курсе. Эля пришла ночевать к ним в дом, чтобы присмотреть за близнецами. Все произошло ночью и очень быстро.
Лизу было не узнать, она вся собралась и, как солдат, оделась моментом, взяла сумку, бросила туда расческу и документы.
Матвей смотрел на неё и никому не смог бы объяснить своей странной чувствительности, как будто судьба вновь даёт им еще один шанс. Помимо странного ощущения проклятья было понимание, что это родной человек, мать его жены. Совершенно родной сейчас. Де жа вю, как при родах, когда Машка родилась. У Маши как раз через три дня был день рождения.
Они вылетели первым рейсом, вдвоём с Валерием Яковлевичем, трёх билетов не было. Матвей взял только через четыре часа и остался в аэропорту, проводив их.
Операция уже прошла, в реанимации творилось что-то ужасное, по сравнению с московскими клиниками. Смотреть на её лицо было не менее страшно, но Лиза взяла её за руку, поцеловала.
— Бледная, как мел. – Тихо сказала Лиза, когда вышла от матери. – Валерий Яковлевич, можете договориться, чтобы я не отходила ни на шаг? Пожалуйста, я не помешаю врачам. Мне надо быть рядом, очень близко.
— Ты её дочка? Дочка? — в коридоре подошел какой-то сонный старик.
— Да, я … вы знаете мою маму?
— Она жила у меня, мы с ней цельный месяц ссорились, спорили, ругались, мирились… Она не жаловалась, а потом встать не смогла. Это её боль и вина, там у неё… по желчному что-то плохое произошло. Мне ничего не жаловалась.… А где вторая дочка?
— Она маленькая еще, осталась дома. — Лиза растерянно вздохнула и спросила, — Как вас зовут?
— Николай Трофимович. Я позвонил снохе своей, она и прислала бригаду скорой неотложной помощи. И сколько ей лежать-то, Леночке? Когда домой-то? Не сказали?
— Не сказали.
— Ну я тогда подожду. Вместе пойдём.
— Отец, долго ждать, подвезти домой? — спросил Валерий Яковлевич.
— Долго и подожду. Сколько надо буду ждать, деньги есть, за комнату уплачены… На них и операцию сделали, я там подсунул, чтобы всё, как надо… Антибьётики сказали выделят самые лучшие, одна капель ница пять тыщ стоит. Мы сейчас подлечимся с дочкой и пойдем домой, тут недалеко.
Лиза снова посмотрела в сторону деревянных старых дверей реа нима ции, окрашенных белой краской в некоторых местах чуть облупившейся, встряхнула головой, отогнав страх и успокоив желудок, и вновь направилась туда.
Врач с ними поговорил по телефону, сразу как приземлились в аэропорт Новосибирска. Все уже было воспалено, надо было её вытягивать, отказали почки. "Будем надеяться воспалительный процесс быстро завершится, функция восстановится. Транспортировка в Москву опасна, внутренние швы могут разойтись, все ткани рыхлые" - сказал правду врач. А Валерий Яковлевич назвал его перестраховщиком и улыбнулся.
***
Пока Елена не у м и рала, она была "между". Валерий Яковлевич заглядывал к ней, Лиза не отходила, Матвей сидел, прислонившись к стене и спал, а Елена ни на минуту не приходила в сознание.
Матвей дважды съездил в церковь, поставил свечи за здоровье, как Лиза просила, он периодически спускался, выходил на улицу, бродил, нашел кафе, добрался до института, купил поесть то, что любит жена, но Лиза не ела и не спала.
Там, где она сидела уже вторые сутки, были ширмы. Лиза слышала позвякивание, пиканье, голоса, но сама мысленно находилась в лесу, в деревне. Вместо звона – слышала птиц, вместо шепота больных людей – шелест листьев, с ней было рядом растение, цветок, она прикасалась к нему и чувствовала аромат лесных ландышей, чего-то сладкого, похожего на землянику. Вместо трубочек дренажа и для санаций она видела ветви. Она заботливо держала мать за руку, её легкие пальцы касались там, где можно коснуться, что-то подсказывало Лизе, что все это – не человек, не её мать, а нимфа лесная, которая попала в капкан.
Валерий Яковлевич, когда Лиза выходила, пытался вести с ней беседы, но больше помогали горячие руки и тело мужа, который обнимал с таким теплом, что она точно знала - все происходящее намного больше несет в себе смысла для матери, чем все годы прожитой жизни.
Елена открыла глаза на третий день.
— А где моя Лизонька??? – еле слышно прошептала она. – А… вот она! Заблудится, лес густой, ничего не слышно, держи её за руку, Виталик.
"Держи её за руку, Виталик" она сказала достаточно ясно, уверенно и снова отключилась.
— Мама, я здесь, — заплакала Лиза.
— А папа где? - спросила она, проснувшись во второй раз, но снова отключилась, не дождавшись ответа.
Через некоторое время окончательно очнулась и стала обводить глазами место, где находилась. Лицо исказила гримаса боли.
— Дочь, ты что здесь делаешь? А дети с кем? — Голос ее был совсем детский.
— С бабушкой и папой, мамочка, с ними все в порядке.
— Скучают! Дети.. Лиза… ты должна вернуться к ним.
— Я вернусь, мамочка. Матвей уже купил билеты, когда ты первый раз очнулась, я с тобой еще немного побуду и поедем домой. Очень соскучилась по Дениске и Дианочке, Кате, Максимке, Никите… Выздоравливай, мама. Будь счастливой.
Почти два месяца лежала Елена в хирур гии.
Всё это время её навещал только Николай Трофимович, каждый раз он затевал о чем-то спор и шутливо предлагал: «Вырасти новый пузырь и еще желчи накопи, а то мало тебе было, вредная ты, очень вредная была».
Вернулась она тихая, слабая и желтая, едва дыша. От московской клиники наотрез отказалась, а накануне выписки заплакала. Елена чувствовала себя «растеряшей», как ей сказала дочка Маша по телефону. В день её рождения она пришла в себя, сделала подарок, выжила.
Матвей остался при своём мнении, что нельзя простить такого предательства матерью по отношению к своему ребёнку. Валерий Яковлевич был согласен с ним. Как бы там не говорили, что только злые люди не умеют прощать, он не считал себя злым.
В квартире Николая Трофимовича Елена чувствовала себя не в гостях, а дома. Она представляла себя его дочкой, как и он представлял себя отцом. Они отогрелись вместе. Возможно, его, так похожее на отца пренебрежение, а потом тёплая похвала, которой не хватало, по которой она тосковала в детстве, стали той целью, к чему всю жизнь стремилась Елена. Что с лихвой получала от мужа Виталия. Но если, проживая с родным отцом, она так и не получила от него чувства заботы и поддержки, в доме Николая Трофимовича сердце её билось с иной силой. Она чувствовала себя ниже его по статусу, подчинялась, как ребенок, заискивала и испытывала от Николая Трофимовича невозможную отцовскую любовь, всячески стараясь её сберечь. Такой силы чувств к чужому по кров и старику прежде Елена не знала.
Брак с Павлом был расторгнут, но в ее обновленном сознании он казался теперь самым настоящим. Елена с радостным удивлением услышала, что он приезжал к ней в больницу и виделся с дочерью, зятем, но сама еще месяц после выписки не получала от него ни звонка, ни сообщения. А в один прекрасный выходной день он заехал, чтобы завезти её вещи и остался с Николаем Трофимовичем пить чай. Елена хлопотала на кухне спиной к мужчинам.
Питание у неё было щадящим, худоба была такой, что ноги были стали тонкими палочками, которые всё время мёрзли, поэтому была в пушистых мохеровых гетрах и носках. Неожиданный приход бывшего друга семьи и бывшего мужа застал её врасплох, но за лицом и волосами она пыталась ухаживать даже в больнице, попросив медсестру купить ей сухой шампунь и «помыть» хоть чуть-чуть голову. Впоследствии, когда еле передвигаясь дошла до поста, она остригла волосы небрежно, шапочкой, сама, довольно острыми ножницами для бумаги, которые ей дали. Павел расспрашивал о жизни и узнавал, нужна ли им помощь, какая, все таки вдвоём живут на одну пенсию.
Елена подала на стол и сказала:
— Ничего не надо, драгоценности я потихоньку продам, мне их все привезли, в банке в ячейку положила, они и прокормят нас.
Она не дошла даже до обычной парикмахерской, самой ближайшей, только подровняла свое «каре», заказав ножницы для стрижки волос с доставкой. Елена равнодушно извинилась за свои слова и посоветовала никогда больше их ссору не вспоминать.
Впрочем, за несколько минут пребывания Павла ее стыд успел развеяться. Павел вел себя, как всегда дружелюбно, старик с ним был очень веселым и приятным человеком. Он и встретил Павла, как друга, радостной улыбкой.
— Я прослышал, что вы, ребята, поженились и через месяц развелись, — промолвил Николай Трофимович.
— Они задала мне жару, — отозвался Павел, — Всю жизнь считал Леночку кроткой и веселой женщиной, а увидел циничную и безрассудную злодейку.
Николай Трофимович одобрительно оглядел Елену, потом хитро подмигнул в ее сторону и проговорил:
— Снимается маска-то, Павел Николаич, дружок. На границе-то жизни снимаются все маски. Эта темная лошадка хорошо знала, как довести до белого каления любого жеребца, даже старого мерина, ни с кем не считалась. Только вот сейчас не помнит ничего, кроме того, что жизнь очень стремительно пролетела. Она, знаешь ли, боится теперь самоуничтожением заниматься! А так – хорошая хитрая баба. — Это был не комплимент, он говорил безо всяких намеков, но в глазах Павла снова засветилось восхищение. — Елена Александровна Семёнова, познакомьтесь дружочки. Заново познакомьтесь, ежели не знакомы.
— Рад с тобой познакомиться, Елена Александровна, — отозвался Павел и протянул вновь тёплую рабочую руку. — Надеюсь, вам здесь хорошо живется? Желания высказать недовольство ко мне не возникнет?
— Ни в коем случае, — сказала Елена, — Мне здесь очень хорошо, я дома, просто дома...
— Да, такую квартирку, как у меня, еще поискать, — гордо кивнул Николай Трофимович и вопросительно взглянул на Павла. — Хотя я думаю, у тебя хоромы не хуже, но не выпущу её из под своей опеки. Приглянулись мы друг другу, я её насквозь вижу, а она меня боится.
— Боюсь огорчить, — тихо сказала Елена и покосилась на Павла. — И разочаровать. Я понимаю, что впала в детство, умом понимаю, но … видно тронулась я умом, если в один миг вся моя жизнь пролетевшая стала такой страшной. Словно у меня всегда за пазухой были камни, которыми я бросала в людей вокруг, в тех, которые были ко мне неравнодушны.
Николай Трофимович прикрыл глаза:
— Если сильны гены отцовского рода, у женщины получается перейти из жертвы, смиренной подданной, легкомысленной дамы, или свято любящей матери, в лихого победителя. — он поднял серьёзные глаза и посмотрел на Елену, — Или самое плохое от мужчин взять, превратившись лишенного разума самоуправца. А иногда самое хорошее - в положительного героя-спасителя. Смотря кем был её отец. А на границе жизни и с м е р т и невинная душа становится, как у ребенка, который видит всю жизнь перед глазами со стороны. И удивляется, иногда, как можно было совершать такие злые дела.
— Помню лишь, что мысленно я обращалась к кому-то, к богу, наверное, и просила помощи. Потом просила прощения…
— Видно получила ты прощение, раз отпустила погибель на все четыре стороны.
— Или врачи успели. — сказал уверенно Павел. — Врачи-то чудеса творят, с того света возвращают. Только почему надо дойти до такого, чтобы стать... человеком?
— Павел Николаич, эта женщина была рождена одновременно с мужчиной и лишена его присутствия в своей жизни. Знал ли ты об этом? Нет? ... Долго она мучилась под чужой личиной, примеряя на себя маску самоуправца. А брат её жил в роли женщины-матери, покорный, смиренный. Ему легче было, удалось стать любящим отцом и дедом, который безраздельно отдаёт свою жизнь семье, — уверенно ответил на это старик. Он привстал, обнимая Елену за плечи и улыбаясь ей. — Я до сих пор не перестаю удивляться. Её рассказы о детстве и юности были такими, что удивительно, как эта она вообще завела детей и любила их в раннем младенчестве, пока молоко свое давала. Сейчас цель достигнута, лишенная всего, она вспоминает те мгновения, в которых испытывала любовь.
— Я испытывала любовь к человеку, который был по сути не мужчиной, а женщиной, Паша. – тихо сказала Елена и улыбнулась. – Все мужчины, в которых видела мужественность были для меня лишь средством к достижению своих целей, а дочь… в дочери старшей есть что-то ... "между".
Как между ангелом и демоном… небом и землёй. Раем и адом. Жизнью и ... полётом.
***
Тем временем, семейная жизнь Макса и Ангелины складывалась настолько счастливой, что даже слабое здоровье и маленький вес малышки сблизил их невероятно сильно. Пока Максим был на работе, Ангелина старательно ухаживала за Анечкой и Лизой, Лилия была уже вполне самостоятельна. А когда Макс приезжал, влетал торопливо в дом и сразу спрашивал:
— Лизочка ела хорошо? Спала? Живот не болел? Ангел, не молчи, скажи, как она? Я тебе звонил, не слышала?
Он целовал малышку Лизу, если она не спала, потом обнимал свою Лилию, которая отца безумно любила всей детской душой, усаживал на колени лицом к себе и радостно щекотал ей спинку, нежно поглаживая. Дочь старательно рассказывала выученную с помощью Валерия Яковлевича новую сказку. Стихи ей плохо давались, а сказку можно было рассказать по-своему разумению. Анечка в это время жалась к Ангелине, ждала своей очереди и только потом шла к отцу.
Последней удостаивалась внимания жена. Он осторожно прижимал её к себе и спрашивал:
— Ну как, соскучилась по мне?
— Нет! Не успела! Мы тут с девчонками фильм даже не успели посмотреть! С тобой посмотрим? Я люблю тебя, дорогой, так быстро день пролетел…
Девчонками Ангелина называла персонал – повара и горничную. Макс жутко радовался за неё, что нашла подруг, получает помощь с детьми и скучать у неё не получается, к тому же Ангел не высказывала ревностных фраз и почти не спрашивала, почему он задержался.
***
Почему Макс частенько задерживался на работе, он сказать не мог, было неловко об этом говорить, но он заезжал иногда в ресторан к Матвею, чтобы поболтать с его сыном, выпить кофе и немного подождать. Если у Лизы были какие-то косметические дела в салоне, она обычно их завершала к концу рабочего дня, Матвей куда-то ехал за женой, а потом они приезжали в ресторан ужинать.
За всё время Макс видел Лизу всего два раза, но ему хватило, чтобы убедиться: пока не стоит вместе на каких-то праздниках встречаться. Разум ему воспоминания не подгонял, но сердце стучало неимоверно сильно и ускорялось, а состояние было похоже на резкое опьянение, хотя близко никогда не подходил. Мог лишь улыбнуться и показать приветственно рукой, а если не замечали, вообще сразу сбегал.
Чувство одиночества его больше не посещало, Макс не мечтал и не представлял, но было что-то страшное в этой реакции, как в бомбе с часовым механизмом, которую кто-то запускал, когда Лиза появлялась в поле зрения. После его побега кто-то снова выключал таймер, поэтому взрыв не происходил.
Однажды Матвей догнал и сел в его машину.
— Посмотри мне в глаза собака. Ты что, каждый день собираешься ждать?
— Матвей, я так. Проверить хочу просто.
— Вид у тебя больной, но я всё еще надеюсь.
— Да? Я здоров, зависимости нет. Это просто знаешь, когда бывший нарк проверяет себя. Смотрит на иглу и внутри хочет понять – всё, или … это пожизненно. Или ...алкоголик на бутылку.
— Судя по скорости, с которой ты выходишь, жизнь у тебя с Ангелом не разделилась на «до» и «после»?
— Я тебе говорю, Матвей. Это просто проверка ощущений. Если ты уже злишься, я больше не приеду. Вообще не будем видеться.
— Всё ясно с тобой. Когда тебя окончательно отпустит, тоже не рискуй. Не приходи.
— Я знаю. Могу не приходить.
— То есть, Лиза у нас работать не сможет, я правильно понял? Или ты или она?
— А что? Она тоже? – глаза Макса загорелись.
— Нет, — Матвей покачал головой, — А то ты вместо того, чтобы работать будешь … проверять.
— Как она вообще, Матвей?
— С момента возвращения Лиза еще сильнее поверила, что … темная половина её матери осталась где-то там, вместе с органом, который удалили … Ну ты уже знаешь. Елена Александровна давно понимала, что необходима операция, что там камни. Но, видите ли – ей не нужны швы, даже точки от лапароскопии. Чуть не отправилась на тот свет ради чего, мне непонятно.
— Спасли. Лизка хоть не сильно переживала?… Ладно, Матвей, я поехал, дети ждут, жена.
— Когда развод?
— Когда? Наверное в августе, они уехали…к институту вернутся и разведемся. Я же тогда заявление забрал, подумал, вдруг примета такая и Маргаритка ходить не сможет…
— Она в корсете, опять хромает, молния ударила или что… Закон сохранения добра и мира на Земле. Как твоя младшая? Старших-то мы видим, Валера привозит…
— Прекрасно! Сейчас фото покажу, уже такая смешная…
— Лиза, значит. Ну хорошо!
— Ты крестный будешь, помнишь?
— Уверен?
— Да, Матвей. А крестная будет у нас … только не смейся.
— Кто?
— Машка!
— Супер. Она поэтому такая радостная от вас тогда приехала?
— Да. Машка!
***
Машка радовалась всему, что происходило в её жизни. Особенно она радовалась детскому и слабому голоску матери, которая просила её хорошо учиться и не задавала лишних вопросов странным тоном. А в день, когда ей исполнилось четырнадцать лет, Маша подумала, что может влюбиться в соседского мальчика, который гулял только с бабушкой под руку и смотрел на неё сквозь стёкла своих очков.
Она не влюбилась, но подумала, что в сердце её должно быть много любви, значит, даже и в такого невзрачного недотёпу она может спокойно влюбиться. С этим мальчиком Маша столкнулась, поздоровалась с его бабушкой. Они с бабушкой разговорились и даже, как подумала Маша, подружились. Женщину звали Нина Николаевна, а мальчика – Степан.
Бабушка спросила с кем она живет, где её мать и отец, почему гуляет одна, и Машка счастливым голосом ответила - с братом и отцом мужа моей сестры Лизы. Заметив, что бабушка застыла в недоумении, Маша пояснила, что у их есть два больших дома, и большая семья. Папа, мачеха… в соседнем доме живут сестра старшая с мужем, а у них есть еще Катя и близнецы.
— А у отца твоего кто еще имеется? — спросила Нина Николаевна и ласково заглянула ей в глаза.
Маша бесхитростно рассказала:
— У папы есть еще Максимка и Никита, собака Дик. Никита сын общий с мачехой, а Максимка … тоже общий, но у него отец другой.
Маша ощутила небольшую тревогу и добавила, что учится на отлично, осталось исправить физику в следующем году, чтобы и в четверти было только пять, тогда всё, все пятёрки будут.
— А брата у тебя как зовут? — спросила через некоторое время Нина Николаевна, — И в какой квартире вы живёте?
— Брата зовут Матвей, а квартира зачем? Вы к нам в гости собрались?
— Ага, мы в гости, придем на выходных, Машенька.
Машка еще раз посмотрела на Степана, который не проявил заинтересованности и отстраненно смотрел на клумбу, на скамейку, на прохожих, куда угодно только не на Машу.
Она поняла, что не получится ничего с влюблённостью в Степана, но решила еще раз попытаться. Предложила записать свой номер телефона, чтобы перед тем, как прийти в гости они позвонили, за час или два, чтобы она успела сбегать за угощением и накрыть стол. Похвасталась, что умеет готовить вообще всё, даже лазанью и мясо по французски с грибами.
Рано утром Машу разбудил звонок.
Заикающимся голосом Степан сообщил, что ей надо куда-нибудь уйти, иначе Машу заберут в приют до выяснения обстоятельств оставления ребенка в опасности с чужими людьми.
Она даже сначала не поняла, а потом дошли его слова о том, что по закону защиты прав ребенка, ей нельзя жить с неродным братом и отчимом мужа сестры, что её родители не исполняют родительских обязанностей и её обязано защитить государство.
Машка быстро разбудила Матвея, который заворчал и бросил в неё подушку. Она бросила эту подушку обратно и сказала:
— Срочно помоги собрать мне все вещи и отправь домой на такси, иначе меня заберут в приют
Матвей рассмеялся и снова бросил подушку:
— Какой приют, Машка! Тебе в даже в школу не надо, каникулы! Иди спать!
— Вот такой приют, я не имею права с вами жить без отца и матери.
— Что, мама Лена опять звонила?
— Нет, я встретила одну бабушку и внука… случайно рассказала всё, с кем живу, какая квартира. Здесь не должно быть моих вещей, так сказал Стёпка.
— Какой еще Стёпка? По фамилии Степанов и по имени Степан... — улыбнулся он, потягиваясь. — Маш, хватит, дай поспать, еще рано.
— Нет, Матвей. Мне придётся вернуться домой.
Маша была серьёзна, поэтому он помог собрать её одежду, быстро вызвал такси и посадил её в машину, записав номер. Предупредил водителя, что отслеживает местоположение ребенка, ни на каких заправках не останавливаться и везти Машу бережно, на низкой скорости.
Матвей был удивительно прекрасен, но Машка поняла, что сильнее, намного сильнее любит его не когда находится рядом, когда его нет дома. Он уезжал на работу в ресторан отца и возвращался в эти дни после часа ночи. Машка в это время скучала по нему, придумывая какие-то истории, признания в любви, разговор между ними. Ей очень нравились эти фантазии и мечтания, только в них она была иной: Взрослой, фигуристой и грустной. А Матвейка её жалел и любил.
Она даже подумать не могла, что с ней будет, если останется, ведь Степан говорил очень тихо и уверенно, с ноткой сочувствия в голосе, словно всё уже решено, и Маша окажется там, в семейном центре, с детьми, которых бросили родители.
Матвей позвонил и рассказал, что спустя всего тридцать-сорок минут после отъезда к нему нагрянули сотрудники опеки и попечительства с проверкой по вызову «ребенок в опасности». Они требовали выдать Машу - тринадцатилетнюю девочку, которая живет с посторонними людьми. Вместе со службой пришла и Нина Николаевна. Она ужасно рассердилась, потребовала обыска.
Матвей добровольно открыл все шкафы, а дед так разнервничался, что пришлось капли и лекарство от давления пить. На следующий день Маша приехала туда и ждала во дворе Степана, как увидела, спряталась, помахав ему из-за угла, поманив. Степан от бабушки не сбегал, не смог, Маша решилась, подошла к ним.
Разговаривала обиженно и дерзко:
— Вы чуть не у били моего деда. Я вам доверилась, предательница вы! Это моя любимая семья, с кем хочу, с тем и живу. Мне четырнадцать лет, раньше такие уже работали и жили вдали от родителей, что вы в самом деле!
— До своего восемнадцатилетнего возраста ты - ребенок!
Маша схватила Степана за руку и сказала, что двое детей хотят прогуляться. Она увела его всего на несколько метров, как он признался:
— Я приемный. В приют обратно не хочу, поэтому никуда не пойду.
— Дай хоть поцелую тебя, что ли, Стёп! Спасибо!
Машка обхватила его руками и неловко поцеловала в щеку.
Ей было совсем немного противно, а с одноклассниками-мальчиками она вообще не ладила, даже близко не хотелось их целовать, но Степан отвел беду, и она была ему искренне благодарна..
Этим же вечером Маша легла спать дома и стала мечтать о поцелуе с Матвеем. Всё таки было желание сначала научиться на каком-нибудь мальчишке, а потом уже, смело и так, как в мечтах, поцеловаться, в восемнадцать лет, на свой день рождения хотя бы.
Эля зашла в комнату, с чувством произнесла, что в её время на её семью никто не обращал внимания. Она хвалила Нину Николаевну до того момента, как Маша не рассказала ей о Степке, который ходит с бабушкой почти за ручку гулять. Эля сначала притворилась, будто это нормальное положение вещей, сказала, что парню всего лет-то, как Машке или даже меньше, потом она задумалась, но уже в следующее мгновение обняла Машу и, крепко поцеловав, сказала:
— Я проверю и всё узнаю! Не бойся за него!
***
После разговора с Ниной Николаевной, Элеонора не изменила своё мнение о ней. Она слезно поблагодарила женщину за бдительность, объяснила, что Матвей Матвеич вырастил Машу с младенчества, как родной старший брат, жили они вместе, всегда рядом. Призналась, что она хотела бы встретить такого неравнодушного человека в своем детстве.
Степан оказался приветливым пареньком, который хотел стать в будущем юристом по семейным делам. Его столько раз возвращали в приют, что он держался за Нину Николаевну третий год, как за ту руку что вытянет его в люди. Маша начала понимать, что риск – благородное дело, но спать она будет точно дома, поэтому приезжала несколько раз в неделю на свидания со своим любимым.
***
Лиза была почти убеждена, что мама чуть умерла из-за дикого забвения. Она звонила ей, как только появлялся малейший повод что-то рассказать. Матвей, как всегда, укрывал её от страха, будившего среди ночи.
С детства Лиза видела реалистичные сны, в которых была её неспособность изменить обстоятельства или физическая слабость. Она водила близнецов гулять и начала бегать по утрам, подтягиваться, как будто физически собиралась стать сильнее, чтобы противостоять во сне.
Иногда сны её были прекрасными, иногда требовали понимания утром, Но чаще всего ей снилась Элеонора, которая подходила к её мужу в черной коже, соб лаз нительно покачивая стройными, почти дистрофичными бедрами. Они так и не помирились, поэтому образ той Элеоноры, которую ей так агрессивно описал Матвей вернулся. Еще ей приснилась Кристина, сидящая на её кровати в комнате общежития, она почему-то была в её платье, готовая к свиданию, причем тоже с молодым Матвеем. Потом снова его квартира, которую моментально продали, а там был огонёк на балконе, почему-то не красный а желтый, как фары машины в тумане. Но больше всего ей не нравился во сне безучастный Макс, который лежал на траве и перебирал букет завядших, даже сухих цветов. Во сне ей казалось, что эти цветы для неё, но после пробуждения рядом с ней лежал букет от Матвея, свежий, будто с каплями росы, а в коридорчике слышалось повизгивания детей и его смех.
Однажды ей приснился совсем дурацкий сон, накануне третьего сентября, как Макс хочет войти в нее, и она знает, что он сразу превратится в Матвея. Эту годовщину она тайно никогда не отмечала, но подсознание всегда подкидывало ей историю обмана. Во сне она этого хотела, потому, что ей нужен был Матвей, такой, каким она его встретила. В полной точности.
«Господи, я что, всю жизнь буду такой?» - Думала Лиза, целуя дочку и Максимку, пробираясь в комнату близнецов. Я всю жизнь буду мечтать, чтобы это был он, мой муж?
Матвей шептал ей «Доброе утро, Лиза» и ждал своё «Доброе утро», а она уже понимала, что значат эти цветы – думай обо мне в этот день, только обо мне.
Следующие дни были праздничными, а в день рождения Лизы, Маша, повинуясь немедленному порыву повторила то, что столько раз видела вокруг себя и на школьных дискотеках. Она в темноте возле ресторана быстро встала на бордюрчик, рядом, подпрыгнула, повисла на шее и с силой прижалась губами к его губам, повернув голову то влево, то вправо. Это было то, что называется первым поцелуем, который она, после долгих размышлений не могла подарить кому-то другому. Волшебный момент прекратился так же внезапно. Она постаралась игриво засмеяться и пошутить:
– Ты первый! И будешь у меня таким всегда и во всём!!!
Машка убежала, сразу погнала танцевать. Никто не заметил ничего особенного в её беготне, прыжках и радостном смехе, но она уже знала на сто процентов, что это – её первая любовь. Без всяких сомнений.
© Все текстовые материалы канала «Свет моей жизни» на dzen.ru являются объектом авторского права.
←Начало этой истории / Следующая часть →
💖Милые друзья. всё, что набирается на моей клавиатуре - непредсказуемо. Я не робот, нейронные сети не пишут за меня рассказы на тему, хотя такое тоже есть. Отдается текст и его полностью пересказывает автомат... Иногда читатели пишут в комментариях, что непонятно.... Да мне и самой непонятно, неясно откуда что берется🤦♀️. Вчера расстроила переписка с Дзен-компанией. Я вижу, что всё в поиске показывается не для 6+аудитории, особенно видео, а мои рассказы должны быть для тех, кто только научился читать. Попробую в следующий раз написать детскую книжку. Про медвежонка Матюшку, который полюбил белочку Люси.
Благодарю за то, что читаете мои слова и чувства, прошу, если не сложно, поставьте 👍. Это делают не все читатели, почему-то очень неохотно, но для автора это, как звук голоса, именно - "спасибо, что вы пишете". Если хотя бы половина читателей поставят своё спасибо - будет радостней писать! С любовью и наилучшими пожеланиями, Алиса!
На аватарке скоро будет другой герой :) Целую и обнимаю подписчиков!!!