Парню было 30 лет, когда его родители погибли в автокатастрофе. Причем виновником ДТП был кто-то из сильных мира сего. Его, конечно, не осудили. Следствие поработало.
Молодой человек – единственный сын. Он и был с родителями. Бывает иногда такое, что семья живет из души в душу. И им всем очень хорошо. И вдруг трагедия.
Несчастный, раздавленный горем сын не мог остаться в городской квартире. Не мог видеть цех, в котором работал. Он уехал в деревенский дом: там они втроем лето проводили. Ему казалось, что родители в городе. Что они живы.
И случилось страшное. Он начал в одиночестве пить. По-черному. Видимо, хотелось прекратить нравственную пытку, муку одиночества.
Приехали к нему двоюродная сестра и двоюродный брат. Покачали головой. Сестра, гневно щуря глаза, кричала, что он «не мужик, а размазня», что нужно взять себя в руки. А двоюродный брат поддакивал. Они порицали слабость. Они осуждали и носителя слабости – живого истерзанного человека. Покричали – уехали. Сказали, чтобы он «позвонил, если что». И их, наверное, нельзя осуждать.
А он пропивал последние деньги. На очереди несколько материнских золотых колец, за которые в деревне обязательно дадут спиртное. Он оброс, очень похудел. Начал опускаться. Он погибал.
К нему позвонила соседка – дама семидесяти лет. Чуяла нутром: что-то не так. Уехал – и след остыл. Позвонила, по голосу поняла неладное. Всполошилась – и туда. Там уже бывала с его родителями.
Приехала, увидела существо, которое наполовину потеряло человеческие качества. Сказала в ответ на его немой вопрос, что ее квартиру затопило, пойти некуда: «Не выгонишь же ты меня». Он промолчал. Ему было все равно.
Она начала с того, что прибрала в доме. И в ненастный день, когда приехала, растопила печь. Запахло дымком, то есть жильем. Пожарила картошку. Затем затопила в бане печь и буквально силком загнала туда молодого человека. Ножницами немного обрезала выросшие дико волосы. Достала из шкафа отцовский бритвенный набор. И все это молча. Без одного слова.
Прекрасно было то, что он не стал при ней пить. Не было – закончилось – и он не пошел в магазин. Наверное, неловко было. Это начал в нем просыпаться человек.
Она прожила в деревне месяца полтора. За это время в нем утверждался ушедший куда-то разумный дух. Прожила там, в деревне, несмотря на то, что дочь звонила и звала ее в город: с внучкой сидеть некому.
Они за это время не разговаривали. Она возилась на огороде – в июне дело было. И просила, чтобы он поливал грядки. Поручала ему различные дела. И иногда по имени называла. Как маленького. Назовет по имени и ласково по голове погладит.
Они в город вместе вернулись. И она к нему в квартиру каждый день заходила. Вечерами, когда он с работы возвращался. Испечет что-нибудь, покормит. А дочери сказала, чтобы та не ревновала. И сообщила, что парня «усыновила». Не по бумагам, а сердцем усыновила. И он откликнулся, тоже сердцем. Ведь нет ничего ценнее сердца человека.
