Василий Блохин - генерал, собственноручно расстрелявший около 20 тысяч человек.
«В маленьком московском дворике соседи часто видели греющегося на солнышке пожилого мужчину. Иногда он играл в домино с такими же пенсионерами, и кажется ничем от них не отличался. И лишь иногда, в редкие моменты игры, когда очень уж не везло с камнем, глаза пенсионера наливались кровью, он приходил в ярость, и соперникам казалось, что он готов их убить... Те из них, кто знал о прошлой жизни Василия Михайловича, инстинктивно отходили на безопасное расстояние».
Это, конечно, выдумка, миф. Но бытует мнение, что мифы возникают только тогда, когда человек этого достоин.
Вот как эта мысль была сформулирована в программе «Агора», называвшейся «Биографии. Правда и вымысел».
«Елизавета Кузьмина–Караваева – мать Мария умерла в лагере от дизентерии. Мы это знаем. Но мы знаем и то, что она пошла в газовую камеру за другую женщину и перешила ей свой номер. Этого не было. Но это стало финалом ее биографии. Потому, что мать Мария должна была умереть так. Если человек прожил святую жизнь, и о нем возникает такая легенда – он этой легенды заслуживает. Человек должен заслужить легенду, и тогда пусть будет легенда».
Я эту формулу уже приводил в статье «Нерукотворный памятник наркому Ежову» и говорил, что она действительна, видимо, и в отрицательном направлении.
Уместна она и применительно к герою этого повествования.
Именно таким, извергающим ярость, готовым убить, с налитыми кровью глазами представляется в общественном сознании человек, который, если верить приведенной в ряде публикаций информации, собственноручно расстрелял около 20 000 человек.
На самом деле выглядел он так.
Понятно, что цифра 20 000, скорее – теоретически возможная, чем достоверная, и пусть останется на совести тех, кто ее в информационное пространство вбросил. Тем не менее, она дает нам возможность понять, что количество приведенных Блохиным в исполнение смертных приговоров исчисляется не единицами, не десятками, не сотнями, а тысячами и, возможно, десятками тысяч.
Доподлинно известно, что с 26-го по 53-й, когда был отправлен на пенсию, Блохин проходил службу в комендантских подразделениях НКВД, которые кроме хранения и выдачи оружия, охраны и прочего хозяйственного обслуживания деятельности НКВД занимались еще и приведением в исполнение смертных приговоров.
На этом фоне приходит понимание черного юмора в случае, о котором рассказывал на допросе бывший начальник НКВД по Калинину Токарев.
Он рассказывал, что когда в марте 1940 года, его самого, его заместителя – Павлова и коменданта Рубанова вызвали в Москву на совещание у начальника Главного экономического управления НКВД СССР Кобулова, Павлов пошутил: «Со своим комендантом едем».
Всю свою карьеру служил палачом и Блохин.
Блохин не только лично отправлял неугодных людей на тот свет. Он еще отвечал и за формирование спецгруппы.
Его подчиненные далеко не всегда выдерживали психологической нагрузки. Александр Емельянов, дотрудившийся под руководством опытного Блохина до шизофрении, делился впечатлениями: «Водку, само собой, пили до потери сознательности. Что ни говорите, а работа была не из легких. Уставали так сильно, что на ногах порой едва держались. А одеколоном мылись. До пояса. Иначе не избавиться от запаха крови и пороха. Даже собаки от нас шарахались, и если лаяли, то издалека».
И такая участь постигла почти всех коллег Блохина. Одни уходили из жизни, наложив на себя руки, другие просто спивались, а третьи сходили с ума.
Отчасти я уже об этом рассказывал в статье: «Зрелище это, видимо, страшное, хотя бы потому, что Рубанов сошел с ума, Павлов, мой зам, застрелился, Сухарев застрелился,...», названием которой стала цитата из показаний Токарева.
Василий Михайлович стал редким исключением среди палачей - смог дожить до старости с относительно хорошим состоянием здоровья. К работе подходил всегда ответственно - соблюдал технику безопасности, не употреблял спиртное. Всегда надевал специальную форму, чтобы кровь не попадала на открытые участки тела.
На расстрел он настраивался и эмоционально - каждый раз спокойно выпивая чашку крепкого чая и листая при этом книги про лошадей.
Ветераны рассказывали, что в швейной мастерской административно-хозяйственного управления НКВД Блохину сшили по его заказу длинный, до самого пола, широкий кожаный фартук, кожаный картуз и кожаные перчатки с раструбами — чтобы не забрызгивать кровью одежду.
Очевидцы вспоминали, что сам процесс казни доставлял Блохину высшее наслаждение. К расстрелам он готовился, как опытный хирург к сложной операции: не спеша облачался в кожаную куртку, натягивал перчатки до локтей, деловито поправлял длинный фартук, лихо сдвигал чуть набок кепку с длинным козырьком и с удовольствием оглядывал себя в зеркало. После этого проверял оружие и шел на «работу». Из всех видов оружия предпочитал немецкий вальтер, который отличался высокой надежностью и мало нагревался при «больших объемах работы».
Доподлинно известно также, что в 1940 г. Блохин руководил массовым расстрелом пленных польских военнопленных Осташковского лагеря. Об этом рассказал на допросе бывший начальник управления Калининского НКВД. В Калинине (ныне Тверь) под его руководством было уничтожено порядка 6300 человек. На долю непосредственно Блохина интернет отводит 600-700 человек из них. Показания Токарева подтверждают и рассказ о спец одежде Блохина. Он свидетельствовал, что перед расстрелом Блохин надевал спецодежду: кожаную коричневую кепку, длинный кожаный фартук, такие же перчатки с длинными крагами выше локтей.
Из показаний Токарева мы знаем, что для расстрела поляков в Калинин Блохин прибыл в компании майора НКВД Николая Синегубова, комбрига Михаила Кривенко и привез с собой из Москвы также двух экскаваторщиков. Одним из них был сотрудник НКВД, штатный могильщик Антонов.
Технологию расстрела Блохин организовал так, что Токарев выразился о ней: «Индустрия. Настоящая».
В разгар расстрельной кампании Блохин получил свой первый орден Красного знамени.
А вообще Блохин, не на день не изменявшей в органах МГБ-НКВД своему призванию, дорос до звания генерал-майора и стал обладателем двух орденов Красного знамени, ордена Ленина, ордена Трудового Красного знамени, ордена Красной заезды, ордена Знак Почета, ордена Отечественной войны I степени и двух знаков «Почетный работник ВЧУ-ГПУ».
За долгую безупречную службу был премирован автомобилем «Победа», именными золотыми часами и именным оружием.
Сменялись руководители репрессивной машины. Ягоду сменил Ежов, того – Берия. Вместе с ними в жернова этой машины попадали соратники бывших наркомов и соратники их соратников.
В 1939 году репрессивная гильотина занесла свой нож и над головой Блохина.
В период чистки НКВД от ежовских кадров, Берия получил материал о том, что комендант Блохин был слишком близок к бывшему секретарю НКВД Буланову, разоблачённому как враг народа. Тогда это рассматривалось как доказательство участия в их «заговорщических планах».
Берия, подготовив постановление на арест Блохина, отправился к Сталину за санкцией. Однако, к своему удивлению, получил отказ. В 1953-м Берия показал на следствии: «Со мной И.В. Сталин не согласился, заявив, что таких людей сажать не надо, они выполняют черновую работу. Тут же он вызвал начальника охраны Н.С. Власика и спросил его, участвует ли Блохин в исполнении приговоров и нужно ли его арестовать? Власик ответил, что участвует и с ним вместе участвует его помощник А.М. Раков, и положительно отозвался о Блохине».
Берия, вернувшись в свой кабинет, вызвал к себе Блохина и работников «спецгруппы» для разговора. Результаты «воспитательной» беседы нарком отразил на отправленном в архив, так и не исполненном постановлении:
«Сов. секретно. Вызван был мною Блохин и руководящие сотрудники комендатуры, которым мною было сообщено кое-что из показаний на них. Обещались крепко поработать и впредь быть преданными партии и Советской власти. 20 февраля 1939 г. Л. Берия».
«После этого вопрос о Блохине не поднимался, и он остался на работе коменданта НКВД СССР, а затем МВД СССР до 1953 года. Когда я стал министром внутренних дел СССР, узнав, что Блохин продолжает работать, дал указание об освобождении его, т. к. он засиделся на этой работе. Был назначен другой комендант». _ Рассказывал Берия на допросе.
В ноябре 1954 года Блохин звания генерал был лишен «как дискредитировавший себя за время работы в органах» и недостойный в связи с этим высокого генеральского звания.
Из цикла статей о "Катыни" Вы узнаете подробности этой ужасающей своим масштабом трагедии, яркий след в которой оставил герой этой статьи.
1. «Памятную доску о расстреле органами НКВД польских военнопленных снесли. На очереди мемориал на месте захоронения?»
2. «Рокировка. Памятную доску о расстреле органами НКВД поляков демонтировать – Сталину установить».
4. "Было принято решение сами захоронения залить раствором щелочи, которая сжигает и костные останки, и материю, и металл"
5. "Кто, как не враг мог это сделать?"
6. «Все мною сказанное — правда, ответственность за клевету мне понятна, я сказал всю правду».
7. «Чему верить, рассекреченным архивным документам или письму Илюхина о том, что они сфальсифицированы и что эта вера меняет?»
8. «Является ли антироссийской подлостью «Антироссийская подлость» Мухина?»
9. «Историческая правда о Катыни побеждает?»
10. «Катынский казус Нюрнбергского трибунала».
11. «Загадка записки Берии».
12. «Самый сложный вопрос Катынского преступления. Мотив. Месть»
13. «Самый сложный вопрос Катынского преступления. Мотив. Версия историка Лебедевой»
14. «Самый сложный вопрос Катынского преступления. Рассказ экс-генерала МГБ»
Вам также может быть интересна статья: «Донос Иуды. Предательство или подвиг самопожертвования?»
Все знают о том, как трудно пробивали дорогу к своим читателям эпохальные произведения Пастернака, Солженицына и Гроссмана. И понятно, почему. Они тоже были апокрифами и не вписывались в каноны "исторической правды".
А вот чем пришелся не ко двору партийным функционерам роман "Брестская крепость", тот самый, по которому не так давно был снят одноименный фильм, известно немногим. В то, что и он не вписался в каноны "исторической правды" верится с трудом.
Я рассказал об этом в цикле статей, первая из которых называется: «130 тысяч экземпляров только что изданной «Брестской крепости» «изрезали в лапшу», и макулатуру отправили на бумажный комбинат».
