«Выводы комиссии Бурденко (о том, что поляки в Катыни были расстреляны немцами) подтверждены Нюрнбергом, все, пересмотру не подлежат. У кого иное мнение, пусть сопит в тряпочку и не делает домыслов». – Написал один из ревнителей девственной непорочности советского прошлого нашей страны в комментариях к моей статье «Все мною сказанное — правда, ответственность за клевету мне понятна, я сказал всю правду».
В ней я делился с заинтересованными читателями имеющейся в свободном доступе информацией, собранной в процессе проводимого главной военной прокуратурой следствия. Информацией, которая не оставляет пространства для сомнений в том, что выводы комиссии Бурденко сфальсифицированы.
Не найдя аргументов для ее опровержения, «ревнитель» и высказал эту неизвестно кем придуманную, но широко тиражируемую в интернете мантру, что Нюрнбергским трибуналом выводы комиссии Бурденко подтверждены.
Правдой в этой фразе является только то, что Советское руководство предприняло все возможные усилия, дабы добиться подкрепления Сообщения Специальной Комиссии авторитетом Международного Военного Трибунала в Нюрнберге. Советская сторона настояла на включении в обвинительное заключение тезиса о германской ответственности за расстрел польских офицеров в Катыни. В его англоязычный вариант был включён следующий текст: «В сентябре 1941 г. 925 польских офицеров, которые являлись военнопленными, были расстреляны в Катынском лесу близ Смоленска» (число 925 соответствовало количеству эксгумированных Комиссией Бурденко тел).
Оговоримся, во избежание упреков, что позже Москва внесла коррективы и изменила цифру расстрелянных польских офицеров с 925 на 11000.
Трудно предположить, что Советская сторона внесла в обвинительное заключение Катынского эпизода, не будучи абсолютно уверенной в том, что все так и есть. Не правда ли? Иначе, на что же она рассчитывала?
Как оказалось, рассчитывать было на что.
Дело в том, что ранее Советская сторона продавила включение в устав трибунала статьи 21, которая обязывала суд принимать без доказательств доклады правительственных комиссий по расследованию злодеяний гитлеровцев. Сообщение Комиссии Бурденко именно таким докладом и было.
Были и другие причины надеяться на благополучный исход этого предприятия.
Кандидат исторических наук России, доктор исторических наук Польши, ведущий научный сотрудник Института всеобщей истории РАН. Автор монографий «Подготовка Нюрнбергского процесса» Наталья Сергеевна Лебедева утверждает, что обвинители договорились энергично избегать скользких вопросов и не давать возможности подсудимым вовлекать в них суд.
Союзники обменялись перечнями вопросов, не подлежавших обсуждению.
Так, например, Англичане представили на рассмотрение своих коллег перечень вопросов, начинавшихся с англо-бурской войны и кончавшихся периодом Второй мировой войны. В него входили события, связанные с нападением на Данию, Норвегию, Бельгию, Нидерланды, Югославию, Грецию и др.
Наши добивались исключения из текстов выступлений западных коллег ряда документов или цитат из них, затрагивавших вопросы советско-германских отношений в 1939 – первой половине 1941 гг., а также сокращения вызова свидетелей защиты.
В Советский перечень вошли вопросы, связанные с общественно-политическим строем СССР; некоторые аспекты внешней политики Советского Союза, в том числе, советско-германский пакт о ненападении 1939 года; посещение Риббентропом Москвы и переговоры в ноябре 1940 года в Берлине; Балканский вопрос; советско-польские отношения; Советские Прибалтийские республики»
«Показательно, что ни одна из четырех делегаций на процессе не воспользовалась возникавшими на процессе время от времени щекотливыми ситуациями, чтобы представить политику правительств союзных стран в неблагоприятном свете. Так было при обсуждении аншлюса Австрии, мюнхенских маневров, так по большей части было и в моменты, когда всплывали вопросы о советско-германских отношениях 1939 – 1941 гг., присоединении западных областей Украины и Белоруссии, Прибалтики, Бессарабии к СССР».
Интересно, что именно на катынском эпизоде система круговой поруки дала сбой.
Защитник Геринга уведомил суд о наличии у него доклада бывших германских военнослужащих центральной армейской группировки, в котором последние опровергают обвинение, выдвинутое представителями СССР на основании сообщения комиссии Бурденко, и заявил ходатайство о вызове в суд свидетелей. В качестве свидетелей он назвал командира 537-го батальона полковника Фридриха Аренса, а также офицеров этого подразделения Рекста и Ходта, и швейцарского патологоанатома Франсуа Навилля который был членом Международной комиссии экспертов, созванной германскими властями для участия в эксгумации катынских могил в апреле 1943 г.
Советская сторона, апеллируя к пресловутой статье 21 устава Трибунала, активно возражала.
Председатель суда Лоуренс решил так. Хотя статья 21 не требует доказательства официальных актов, тем не менее, это не значит, что они являются неопровержимыми доказательствами. Соответственно нельзя запретить защите представить свои контраргументы и попытаться доказать, что факт, сообщенный Правительственной комиссией, не верен.
Члены трибунала от Франции и США, а также американский судья выразили солидарность с этим решением.
Советская сторона ожидаемо опротестовала это решение, но безуспешно.
Дальнейшие события Лебедева описывает так.
«В этой ситуации правительственная комиссия срочно приняла экстраординарные меры. 21 марта присутствовавшие на ее заседании Вышинский, Меркулов, Горшенин, Абакумов, Рычков, Голяков, Иван Лавров (сотрудник НКИД, занимавшийся вопросами, связанными с Нюрнбергским процессом) приняли решение о подготовке «свидетелей» обвинения по катынскому делу. В Болгарию был командирован сотрудник МГБ, чтобы «поработать» с Марковым, проследить за этим должен был сам Абакумов, новый министр госбезопасности. За подготовку советских свидетелей и медицинских экспертов (Прозоровского, Семеновского и Смолянинова) отвечал сам Меркулов, польских свидетелей - Горшенин (через заместителя прокурора СССР Григория Сафонова и прокурора Польской народной республики по особым делам Ежи Савицкого), за документальный фильм - Вышинский, за отбор документальных доказательств и подготовку свидетеля-немца – Меркулов, которому поручалось также «приготовить подлинные документы, найденные при трупах, а также протоколы медицинского обследования этих трупов».
Но даже эти меры сочли недостаточными. Решением той же комиссии от 24 мая 1946 г. группе в составе заместителя начальника управления контрразведки МГБ Леонида Райхмана, помощника Руденко Льва Шейнина и консультанта советской делегации на Нюрнбергском процессе Арона Трайнина поручалось «в 5-дневный срок ознакомиться со всеми имеющимися материалами о немецкой провокации в Катыни и выделить те из документов, которые могут быть использованы на Нюрнбергском процессе для разоблачения немецкой провокации в Катыни». В качестве свидетелей намечались два члена Комиссии Бурденко - митрополит Николай и Колесников, а также бывший заместитель бургомистра Смоленска Базилевский. Кроме того, предстояло подобрать еще двух свидетелей. С теми, кто давал показания Комиссии Бурденко, надлежало работать Райхману и одному из обвинителей на процессе – Льву Смирнову».
В ходе допроса Аренса, Эйхборна и Оберхойзера выяснилось, что первой немецкой частью, вошедшей в Катынь, был 537 полк связи, а не саперный полк, как об этом говорилось в Сообщении Комиссии Бурденко. Командовал им в июле-октябре 1941 г. полковник Альберт Беденек. Аренс прибыл туда лишь в ноябре 1941 г. (расстрел же по версии советской стороны был осуществлен в сентябре).
Свидетелем обвинения выступил бывший заместитель бургомистра Смоленска в период немецкой оккупации профессор-астроном Борис Базилевский, который повторил свои показания, данные им перед Комиссией Бурденко.
О том, что насильно назначенный немцами заместителем бургомистра Смоленска Базилевский (да, да, именно так, слово в слово, обозначен он в сообщении комиссии Бурденко – «насильно назначенный немцами») избежал наказания за коллаборационизм, я рассказывал в статье «Все мною сказанное — правда, ответственность за клевету мне понятна, я сказал всю правду».
Еще большую благосклонность Родины Базилевский почувствовал, получив квартиру в престижном доме на улице Горького.
Интересно, что Базилевский ссылался на высказывания бургомистра Смоленска Бориса Меньшагина о будто бы известном ему факте расстрела немцами польских офицеров, в то время как сам Меньшагин (сейчас это достоверно установлено следствием Главной военной прокуратуры) находился в одной из советских тюрем.
Свидетелем обвинения стал и болгарский эксперт Марко Антонов Марков, который утверждал, что подписал протокол созванной германскими властями комиссии под давлением.
Третьим свидетелем обвинения являлся главный судебно-медицинский эксперт Министерства здравоохранения СССР, директор НИИ судебной медицины Виктор Прозоровской. Именно он руководил эксгумацией тел польских офицеров во время «расследования» Комиссии Бурденко в январе 1944 г. В Нюрнберге Прозоровский должен был обосновать датировку судмедэкспертами Комиссии Бурденко расстрела (якобы осень 1941 г.).
«Судя по репликам членов МВТ от западных стран, они не поверили ни тем, ни другим». – Пишет в своей статье Лебедева. – «В Приговоре Международного Военного Трибунала катынский расстрел не фигурировал».
Советская сторона в своем особом мнении протест по этому поводу не выразила. И это не удивительно, ведь в пространных указаниях относительно готовившегося приговора, которые были подготовлены Горшениным и Деканозовым, одобрены Вышинским и Молотовым, после чего санкционированы Сталиным и направлены 17 сентября члену МВТ от СССР, катынское преступление также не упоминалось.
В 1952 г. Р. Джексон сообщал, что он получил от своих властей поручение сократить в Нюрнберге до минимума все, что было связано с катынским делом. Уинстон Черчилль в своих воспоминаниях также отмечал: заинтересованные правительства-победители решили, что этот вопрос должен быть обойден.
Кому следует «сопеть в тряпочку» читатель решит сам.
Другие статьи цикла о "Катыни".
1. «Памятную доску о расстреле органами НКВД польских военнопленных снесли. На очереди мемориал на месте захоронения?»
2. «Рокировка. Памятную доску о расстреле органами НКВД поляков демонтировать – Сталину установить».
4. "Было принято решение сами захоронения залить раствором щелочи, которая сжигает и костные останки, и материю, и металл"
5. "Кто, как не враг мог это сделать?"
6. «Все мною сказанное — правда, ответственность за клевету мне понятна, я сказал всю правду».
8. «Является ли антироссийской подлостью «Антироссийская подлость» Мухина?»
9. «Историческая правда о Катыни побеждает?»
Вам также может быть интересна статья: «Донос Иуды. Предательство или подвиг самопожертвования?»
Все знают о том, как трудно пробивали дорогу к своим читателям эпохальные произведения Пастернака, Солженицына и Гроссмана. И понятно, почему. Они тоже были апокрифами и не вписывались в каноны "исторической правды".
А вот чем пришелся не ко двору партийным функционерам роман "Брестская крепость", тот самый, по которому не так давно был снят одноименный фильм, известно немногим. В то, что и он не вписался в каноны "исторической правды" верится с трудом.
Я рассказал об этом в цикле статей, первая из которых называется: «130 тысяч экземпляров только что изданной «Брестской крепости» «изрезали в лапшу», и макулатуру отправили на бумажный комбинат».