Торпедная лодка К-314 делила в бухте Павловского с ракетной лодкой К-431 отстойный нулевой пирс.
Кроме пирса и цифр "31" в номерах атомоходы объединяли аварии ректоров по вине экипажей. Если на К-431 реактор взорвался во время стоянки в бухте Чажма при плановой заводской замене ядерного топлива, то на К-314, уже при возвращении на Базу с девятимесячной боевой службы в Красном море, экипаж, понятное дело, не по своей воле, решил заткнуть пальцем незначительную течь из второго контура одного из своих реакторов, причем заткнул так, что вытекла вся вода из первого контура и реактор превратился в тыкву, правда без явных человеческих жертв.
Не смотря на свою ущербность, эти два атомохода продолжили тянуть по мере сил службу. И в случае чего, пока у них еще к концу восьмидесятых не разобрали на запчасти дизель-генераторы, по крайней мере К-314, могли теоретически покинуть нулевой пирс и отправиться таранить кого-нибудь в Японском море. Ну, или просто утонуть на рейде Чемульпо, например, с последующим радиационным заражением прилегающих территорий.
Но чтобы атомоходы не пошли на дно прямо у своего пирса, на них оставались экипажи. Сильно урезанные от штата, но какие-никакие постоянные экипажи. И этим экипажам полагался отпуск. Планово раз в год. Лучше - летом. Но лодки без присмотра оставить было нельзя. Вдруг коротнет электричество, сдуется воздух из Цистерн Главного Балласта или впрямь - завтра после шести начнется война... В этом случае на лодки засылалась смена, составленная из членов экипажей, которые только что сами сдали свои ходовые атомоходы.
И вот, позади холодный июнь с мерзкими туманами, когда вечером вешаешь сушиться робу, а утром снова ее отжимаешь и, поеживаясь, натягиваешь на себя. Лето разменяло половину отпущенного ему срока. Море прогрелось и можно купаться. Но уже лень это делать. Подвахтенные загорают на бетонном волноломе рядом с нулевым пирсом. Атомоход К-314 караулит на пирсе лишь один Макс в роли верхнего вахтенного.
Спустя десять дней после приемки лодки К-314 мы уже освоились на ней и без особой нужды не лазим внутрь ее прочного корпуса. Это сперва интересно посмотреть одним глазком на свинцовые листы, которыми обложены энергетические отсеки с повышенным фоном радиции. А потом - ну их на три буквы. В отсеках, где можно находиться без риска схватить лишнюю дозу, все тоже самое, что и на атомоходе К-469, на котором полгода шатались по морям. Лучше уж посидеть у костерка на берегу под сопкой и посмотреть, как в проливе между островом Путятина туда-сюда крейсирует ТАКР Новороссийск.
Или гипнотизировать заброшенную донку в надежде, что вместо краба все же клюнет нормальная рыбеха. Да и подремать в теньке тож неплохо. Матрос спит - все ближе дембель.
А еще можно в одних трусах пройти с сеткой по водорослям возле берега и наловить креветок. Сперва в сетке будет шевелить усами сплошь крупняк, размерами с настоящего лангуста.
Потом останется мелочь типа черноморских креветок. Но если немного подождать, минут тридцать, в морском царстве народец успокоится, крупняк вернется в свои чащобы из водорослей, и можно снова приступать к незатейливой ловле креветок. Ближе к вечеру оцинкованное ведро с уловом отправится на костер, и свободные подвахтенные матросики соберутся вокруг него в ожидание, когда будет готово лакомство. Вскоре на аромат варящихся креветок подойдет с автоматом на перевес Макс.
Он заступил на охрану К-314 сразу после обеда, а уже скоро ужин. Ему скучно.
- Где вы их поймали? - спросит Макс, с подозрением заглядывая в ведро. - Со стороны лодки? Они от радиации не светились?
Все вопросительно посмотрят на меня. Это ведь я сегодня шерстил водоросли.
- А ты догадайся, - в ответ ухмыльнусь я...
