74 тыс подписчиков

Кипучие родники

30 октября 202230 окт 2022

24,1 тыс

5 мин

-Наташку нашу не видели? – Александра присела на скамейку рядом с соседками, устало вытерла лоб.

Груня протянула Александре горсть крупных каленых семечек. Грунины семечки вся округа знает, – это ж уметь так надо: одна в одну, хрустящие, пахучие, и – ни одной горелой! Лучше Груни Пяташовой семечки никто не жарит. Соседки, как управятся со щами и кашей, выглядывают за калитку, – не вышла ли Груня посидеть в тенёчке под дубами, где мужики соорудили скамейку. Завидят Груню, тут же подсядут, – на минутку, семечек пощелкать, новости услышать, своими поделиться… В протянутые ладошки соседок Груня щедро насыпала чёрных, ещё тёплых, – только с печи! – семечек. Минутка обычно длилась до тех пор, пока кто-то из баб не спохватывался:

- Ох ты ж, Господи! Мой-то сейчас со смены придёт! Побегу!

За нею и другая вспоминала:

- Рубахи Степановы на зорьке постирала, на заборе раскинула просушить. Поди, высохли, – снять надо.

Такую силу Грунины семечки имели!..

- У родников кипучих Натаха твоя. С Серёжкой Вороновым. С час назад видела я, как они туда направлялись, – успокоила Александру Мария Винокурова.

- Вот когда успела! – пожаловалась соседкам Александра. – Только-только на глазах была, грядки в огороде полола. В огород вышла, глянула, – прополоты грядки, а её, Наташки-то, и след простыл.

- Бедовая у тебя девчонка, – кивнула Груня. – Это хорошо: в обиду себя не даст. Замуж выдашь, – спокойна будешь: такая не то, что позволит мужу руку на себя поднять, сама, ежели что, отметелит, – не задумается!

-Уж это точно! – засмеялась Ульяна Шевцова, Наташкина крёстная. – На днях мимо проходила, а ребята в конце улицы, в дубках, играли… Парнишка Грачёвых, Василёк, на качели-то раньше Натахи уселся… и не пускает её. Ещё и за косу оттаскал, – чтоб не лезла. А Наташка незаметно зачерпнула в горсть золы с песком пополам, подкараулила, когда Василёк зевал, и сыпанула ему в рот-то. Так и не догнал её Василий, – сорвалась с места, только её и видели!

- Батькина дочка, – сокрушенно поделилась с соседками Александра. – Иван мой и сам порой удивляется: бой-девка!.. Говорю ему: хоть раз отругай, чтоб потише была, как другие девчонки! А он смеётся: за что ругать-то! Ещё и гордится, – шахтёрская дочка такой и должна быть, чтоб не боялась ничего. Как же, говорю, испугаешь её!.. Я вот, к примеру, так и боюсь паровоза, даже голоса его боюсь… А у неё – с Серёгой-то Вороновым – любимое развлечение: на станцию убежать, смотреть, как паровозы вагоны с нашим углём на Луганск везут… Ладно, Серёжка – парень, ему сам Бог велел. А нашей-то Натахе – ну вот что ей делать там, где паровозы, чёрные да страшные, будто из преисподней вырвались-то.

Груня понимающе оглядывала соседку:

- Ничего… Вот к зиме Ивану своему сына родишь, и Наташка твоя остепенится, – сестрой-то старшей будет. Нянька и помощница у вас с Иваном выросла, вовремя Господь второго-то даёт. По себе знаю, как тяжело, когда – один за другим рождаются…

… Домой Натаха с батей возвращалась. Встречала его у шахтного ствола, – как-то узнавала отца среди всех мужиков, что выходили из шахты с совершенно чёрными от угольной пыли лицами. Иван подхватывал дочку на руки, забывал, что Александра ругается: снова платье у девчонки чёрное от угля, – скажи, как вместе с батей в шахте была!.. А утром только чистое надела! Не напасёшься платьев-то!

Девятилетняя Натаха рассказывала отцу, – быстро перечисляла: щи с маманей варила, картоху с морковкой и луком чистила, ещё крупу для каши перебрала… потом полотенца и рубашки стирали, – маманя хвалила Наташку, помощницей своей называла, обещала ленты новые с ярмарки привезти… А потом Серёжка Воронов забежал, позвал Натаху в Кипучую балку, – водицы набрать да посмотреть на дивные родники там, в дубраве: кипят-бурлят – белой кипенью, ровно в печке раскалённой, кажется, брызги на ладошку попадут – обожгут… А вода-то – ледяная!

Иван заботливо отряхнул Наташкино платьишко, – чтоб не ругала маманя. Улыбнулся дочке, а голос от затаённой нежности будто глуше стал:

- Ты маманю жалей, Наташа. Ребёночек скоро родится у неё. Помнишь, брата ты хотела, – как у Фроси, подружки твоей?..

Наташка притихла:

- Скоро?.. А когда?

- А вот как снег выпадет.

- Ой, батянечка! – Наташка от счастья зажмурилась: – Так хочется, – маленького-маленького! Любить его буду, жалеть буду, – никому его обидеть не дам, даже Ваське Грачёву. – Тут же делилась с батей: – А Васька-то – трус. За косу дёргает, а в шахту, сказал, не пойдёт работать, боится: глубоко там… темно, страшно… – Натаха держала батю за руку, в глаза смотрела: – Страшно, бать, в шахте? Темно?

-А мужику, Наташ, нигде не должно быть страшно. Ясно, – темно под землёй: солнышка нет, не проникает оно туда. Лампы нам там светят.

-Серёжка говорит: вырасту, – в шахте работать буду, как батя. А Васька ему: ну, и дурак. Я лучше в лавку пойду, калачами и булками торговать буду.

Шахта в здешней степи новая: только-только первый уголь дала. Зато – самый хороший. Десятник Воронов рассказывает, – отгружают его на Луганский литейный завод, и даже, чем мужики-шахтёры особенно гордятся, – доставляют в Севастополь, кораблям Черноморского флота.

А у Кипучей балки целый посёлок вырос. И Кипучей зовут, – по балке и по станции, и Екатериновкой, – по первому угольному роднику. Шахтёры жён своих любят, – каждый хотел бы именем жены посёлок назвать: Марьинка… Софиевка, Александровка, Татьянино или Анютино… Но название у посёлка одно должно быть. А с Екатериновкой все согласились: при императрице российской, матушке Екатерине, пошли строиться угольные рудники в луганских степях.

… События рассказа относятся к началу двадцатого века, связаны с развитием угольной промышленности в России. Станция Кипучая работает и в настоящее время, сейчас это город Артёмовск Луганской Народной Республики. Это богатейший российский регион – залежи каменного угля высочайшей марки, мощная металлургия, плодородный чернозем. Земной поклон всем, кто сейчас помогает нам, – в бою или своими молитвами. Храни Господь, соотечественники.