От взрыва гремучего газа обрушилась глыба породы, и путь к шахтному стволу оказался под завалом. И это было самым страшным: раненых шахтёров надо было срочно поднимать на поверхность, а в каком состоянии ствол, пригоден ли он после взрыва для спуска-подъёма, – неизвестно. И спасатели, даже если смогут спуститься, не преодолеют этот завал, чтобы попасть в выработку. Крапивин знал, что к выработке его спасатели доберутся через штольню, но для этого надо время, а раненых – больше пятидесяти человек… На боль в своём плече Иван не обратил внимания: хорошо, что сумел выбраться, когда над откаточным штреком обрушилась кровля. Теперь, в кромешной темноте, надо было выяснить, сколько осталось таких, кто сейчас может быть спасателем. Откликались не все, и Крапивин холодел, ещё раз выкрикивал имя того, кто промолчал, и в голосе Ивана слышалась отчаянная, неприкрытая мольба…
Десятник Воронов откликнулся, – хриплый Андрюхин голос родным показался:
- Тут я, Ванька. Сейчас встану… С коленом что-то. И в голову шибануло, – видно, сознание потерял от угарного газа. Сам ты как, Иван?
- Живой. Выход, Андрюха, надо искать, – к стволу пути нет.
В шахте Иван работал с первого дня. Как окрестности Кипучей балки, знал все выработки. И поверхность шахты знал не хуже, – легко определял, на какой склон балки выходит штольня. Но так не хватало сейчас пусть самого крошечного огонька! Даже в абсолютной темноте найти путь к штольне Крапивин сумел бы, – на ощупь, по памяти, по наитию… Но огонёк помог бы рассмотреть, есть ли на пути завалы. А так – надо было идти наугад. И, если встретится глыба породы, возвращаться назад, чтобы искать свободный проход.
- Ерофеев и Тихонов! Идти можете?
- Куда денемся, Пахомович! Выбор-то невелик: либо тут сгинуть, либо искать выход.
- Старайтесь идти, не сворачивая. Шагах в семистах отсюда, может, чуток поболе, должен быть выступ, – нащупаете. Если за выступом получится свернуть направо, значит, там проход свободный. Никон пусть там останется, – чтоб не искать по новой, а ты, Митька, ощупкой назад пройдёшь, – так, чтоб оттель могли мы тебя услышать. Дашь нам знать, если можно мужиков раненых выносить.
Казалось, время из этой беспроглядной темноты ушло в вечность, просто слилось с нею, – навсегда. Но потом сквозь вечность всё же расслышали Митькин голос, а с ним – голоса спасателей... Иван почему-то девчонку свою вспомнил, дочушку любимую, Натаху. Даже будто голосок её услышал, – слова горячей детской молитвы. Знал: это Натахина молитва помогла, и штольня оказалась не заваленной породой. Не замечал, что слёзы покатились из глаз, шептал чуть слышно:
- Спаси Христос, дочушка моя… Спаси Христос, Наташенька!
… Григорий Ефимович с трудом скрывал раздражение: в ушах до сих пор раскаты от шахтного взрыва, через ствол гарью тянет… А Элфорд в каком-то оживлении, – радостном, что ли, – рассуждает о том, что шахта – каак это?.. – застрахована, и теперь главное – правильно распределить сумму страховки. Ну, и кое-что надо пересмотреть. Скажем, зачем вдове того же Крапивина столько денег. Что она будет с ними делать?
Кондратьев всё же не сдержался:
- Господин Крис, данных о погибших в аварии у нас ещё нет. И сейчас у нас другие заботы… нежели страховая сумма.
Крис скривил губы, сочувствующе закивал. Привычно повертел в воздухе рукой:
- Каак это?.. – немноошшко ума надо… чтобы понять. После такого взрыва шахта уничтожена, – это же ясно. Или вы думаете, что там есть кто-то живой?
Григорий аккуратной стопкой сложил бумаги на столе. Нарочно не спешил, – чтоб удержаться и не заехать кулаком в морду Элфорду.
- Я сейчас в шахту. Спасатели установили, что ствол не повреждён, но сразу около него – большое обрушение кровли. В забой пройти можно через штольню, что выходит на правый склон Кипучей балки. Пойдёте со мной, господин Элфорд?
Крис побледнел… Тут же залился краской:
- Я?..Я, я.. – в шахту?.. Это не есть мой обязанность! Мой обязанность – организовать работу! И… – наблюдать, чтоб никто из муушшиков не воровал кирпич… и брёвна!
Десятник Бережной сжал кулаки, исподлобья взглянул на Криса:
- Не каркай! Не накликай беду, ччёрт британский!
… Со спасательным отрядом да с лампами-благодетельницами работа пошла быстрее. На подмогу подоспели спасательные артели с других рудников, – перво-наперво выносили через штольни раненых шахтёров.
- Маманюшка, вернётся батянечка наш! Вернётся, вот увидишь! Он же у нас теперь спасатель, – Серёжка Воронов прибегал утром, рассказывал, сколько раненых шахтёров уже вынесли. Это батянечка наш спасает их, а потом и сам выйдет, и домой придёт, а мы ему – щец горяченьких, хлебушка свежего! Я, маманюшка, тесто поставила.
Александра день и ночь перед иконами стояла на коленях… По-бабьи, вперемешку со словами молитвы, горячо умоляла Ванечку своего, чтоб выжил там, под землёю, где гремучий газ взорвался, чтоб выжил, домой вернулся… Потому что Наташка без батянечки своего жить не сможет… и маленький родится, – как без папки!
Вчера, на заре, когда Наташка ещё тревожно спала, Александра всё же дошла до шахты. Спотыкалась о смёрзшиеся кочки, задыхалась. Когда Наташкой ходила, вроде полегче было, до последнего бегала… Около шахты людно, но разговаривали вполголоса. И вообще умолкали, когда кто-то из баб не сдержится, заплачет в голос – при виде шахтёров, которых выносили на поверхность… Григорий Ефимович увидел Александру Крапивину, подошёл, бережно за плечи обнял:
- Я сейчас со спасателями в шахту… А ты, Александра Фёдоровна, домой возвращайся. Я тебе сразу дам знать, как там дела. – Оглянулся, махнул рукой Трофиму Ермилину: – Проводи домой женщину. Да осторожно, смотри мне!
И вдруг увидел Катю. Катюша жалостливо смотрела на Александру, – как она тяжело задыхается, руками живот поддерживает. А встретились глазами с Григорием Ефимовичем, застеснялась отчего-то, даже вспыхнула… И он застеснялся, тоже покраснел… Что-то сокровенно тайное в эту секунду объединило их.
В темноте забоя Кондратьев сжал Иванову руку:
- С твоими всё хорошо. Наталья молодец, бережёт маманю, не пускает её на шахту.
Крапивин незаметно перевёл дыхание:
- Всех поднимем, – тогда завалы разбирать будем.
А когда подняли раненых, когда все, кто мог сам идти, вышли на поверхность, Иван вдруг застыл: мальчонки-то, сиротки, Захарки Веретеникова, не слышно и незаметно было! Крапивин хорошо помнил, что Захар оставался в шахте: пацанов-лампоносов стволовой на поверхность поднял, за несколько минут до взрыва, – чтоб отдохнули, перекусили, да в ламповую, – второй смене лампы заправлять. А Захарка попросился остаться – за лампами приглядывать. А вообще, смышлёный тринадцатилетний мальчишка любил приглядываться, как шахтёры обушком уголь рубят, про пласт угольный Ивана расспрашивал, про глубину новую – как они туда попадут… Иван, как бы ни бывал занят, Захарке отвечал серьёзно и подробно: кто знает! Может, выучится мальчишка, горным инженером будет!..
Сейчас Иван в отчаянии заметался в темноте, стал звать Захара. В эту минуту затрещала кровля. Крапивин прислушался, рукой махнул:
- Вы идите, нельзя здесь! Может рухнуть порода, – видно, и здесь крепь дала трещину. А мне мальчонку найти надо. Скорее всего, раненый где-то… Либо испугался да забился куда-то.
Иван взял у Воронова лампу, приказал:
- Всем – выходить!
А сам быстро зашагал в глубь выработки, без конца окликал мальчишку. Через мгновение выработка содрогнулась от грохота: кровля всё же обрушилась…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15 Часть 16
Навигация по каналу «Полевые цветы»